Реферат: Террористические акты в Лондоне 2005 году

Реферат: Террористические акты в Лондоне 2005 году

Реферат: Террористические акты в Лондоне 2005 г.

7 июля 2005 г. четыре бомбы взорвались в самом центре Лондона. Свыше 50 человек убито, около 700 были ранены1. Террористы-смертники погибли. Ответственность за взрывы стали оспаривать сразу несколько исламо-экстремистских организаций, что само по себе было новостью для Великобритании. В отличие от других стран Европы здесь никогда не было актов террора исламистов, последние «недоразумения» англичан с мусульманами относились к 1958 г., а Лондон даже называли (поскольку здесь издавалось еще в 2000 г. до 50 влиятельных в мире ислама арабских газет и журналов) «политической и интеллектуальной столицей арабского мира» и даже «Бейрутом на Темзе». Это взаимное англо-мусульманское благорасположение, казалось, будет бесконечным. Премьер-министр Великобритании Тони Блэр даже заявил в январе 2005 г.: «Нет такого понятия, как исламский террорист»2.

Конечно, это имело свои объяснения. Мусульмане, главным образом из Индии, Йемена и Сомали, появились здесь еще в середине ХIХ века. К началу ХХI века они заселили целые кварталы Лондона и многих других городов, составив, например, в Бирмингеме и Манчестере не менее 10% жителей. По последним данным (которые очень разноречивы), их насчитывается до 9 млн. чел. (на 58 млн. чел., составляющих население Великобритании). Здесь действуют самые различные организации – от вполне респектабельных типа созданного в 1891 г. Исламского института или основанного в 1944 г. Исламского культурного центра до радикально-исламистских «Деобанди» и «Джамаат-и Ислами». Таких организаций – свыше сотни (суннитских, шиитских, молодежных, земляческих, просветительских)3. Кроме того, в стране открыто свыше 2 тыс. мечетей и молельных домов для верующих мусульман, 80 медресе. В 2001 г. в британском парламенте было представлено 4 мусульманина – один в Палате общин и 3 в Палате лордов4.

Хотя в Англии можно было всегда встретить членов палестинской ХАМАС, ливанской «Хезболла» и других исламских боевиков или просто сочувствующих им, в целом исламские фундаменталисты, как умеренные, так и радикальные, старались вести себя скромно, чтобы не тревожить общественное мнение. Здесь не раз обнаруживали палестинцев, охотившихся за израильтянами, алжирских террористов, «отдыхавших» после совершения боевых акций в Алжире и во Франции. В 1998 г. здесь задержали боевиков, устроивших в 1995 г. взрыв в парижском метро. Но в самой Великобритании ничего подобного не случалось. Создавалось впечатление, что исламо-экстре-мисты рассматривали ее как «тихую заводь», чуть ли не «санаторий», где можно было укрыться, отсидеться, зализать раны и подготовиться к новым акциям. Об этом постоянно напоминала ассоциация «Аль-Мухаджирун», призывавшая мусульман Англии «всячески помогать борцам за свободу в Палестине, Кашмире, Чечне, Боснии». А Исламская ассоциация благотворительности Великобритании в соответствии с этой установкой собирала с верующих мусульман по 35 фунтов стерлингов в помощь единоверцам в Афганистане и Македонии, по 40 фунтов для них же в Кашмире, Сомали, Чечне и Турции, по 45 фунтов – «братьям» в Албании, Боснии, Косово, Йемене и Судане, по 50 фунтов – жертвам стихийных бедствий в Бангладеш, по 60 фунтов – мусульманам Палестины. Соответствующие бланки-листовки автор лично видел в мечетях и мусульманских магазинах Бирмингема, Манчестера и других британских городов5.

Были и более тревожные симптомы. В Лондоне до 2001 г. функционировал британский филиал «Аль-Каиды», а сам ее глава Усама бен Ладен даже приезжал в Англию, прикрываясь диппаспортом одной из арабских стран, и занимался здесь организацией террора в Египте. Открыто действовал в Лондоне Абу Хамза аль-Масри («Египтянин»), скрывший под этим псевдонимом свое настоящее имя – Мустафа Камель. Потеряв глаз и руку в сражениях против советских войск в Афганистане, он в дальнейшем сумел в 1994 г. перебраться через Пакистан в Англию и, женившись на англичанке, приобрести британское гражданство. Связанный одновременно и с египетскими экстремистами из группы «Аль-джихад аль-исламий» и с алжирскими боевиками, Абу Хамза от их имени стал издавать бюллетень «Аль-Ансар», а в одной из мечетей Лондона всячески оправдывал террор экстремистов. Создав на деньги бен Ладена группу «Ансараш-шариа» (Приверженцы шариата), он через нее стал поддерживать исламистское объединение «Армия Адена» в Йемене, куда направил своего сына и несколько арабов, имевших британское и французское подданство. После их ареста Абу Хамза организовал в Йемене в отместку несколько терактов. В результате погибло 6 йеменцев. После начала боевых действий в Чечне Абу Хамза, сам себя назначив «главным английским муфтием», объявил России джихад и стал уже открыто готовить добровольных «моджахедов» для Чечни и Афганистана. В сентябре 1999 г. он оправдал в одной из своих проповедей взрывы домов в Москве. Британские спецслужбы заинтересовались им только после сентября 2001 г., да и то как-то нерешительно, дважды арестовывали и освобождали его в 2002–2003 гг. Тем не менее в 2004 г. он открыто выступал с проповедью джихада на улицах Лондона6.

Столь же одиозной была активность выше упоминавшейся «Аль-Мухаджирун», в 1996 г. отколовшейся от всемусульманской партии исламского освобождения (ПИО) во главе с сирийцем Омаром Бакри, официально выступавшим за «мирное» созидание единого для всех мусульманского халифата. Вместе с тем Бакри, владея в Англии коммерческой фирмой, собрал 250 тыс. долл. для боевиков Шамиля Басаева, вел здесь, а также в США, Франции, Германии и Индии активную пропаганду, поддерживая открыто «джихад на оккупированных территориях», к которым относил (в 90-е годы) Боснию, Палестину, Чечню, а потом – и Аравию (очевидно, имея в виду наличие там баз США). Он же регулярно переводил собранные в Европе средства чеченской и дагестанской диаспорам в Иордании (для последующего перечисления на нужды боевиков), а также спонсировал отправку через Турцию на Кавказ групп арабских наемников из числа ветеранов афганской войны 1979–1989 гг. Бакри за 1998–2001 гг. направил в Афганистан, Кашмир и Чечню до 200 пакистанцев, ранее проживавших в Англии7.

Согласно информации английских СМИ, к сентябрю 2001 г. в стране свободно проживало около 20 исламо-экстремистов, обвиняемых в убийствах нескольких сот людей в Алжире, Тунисе, Египте и Иордании. Тогда же стало известно, что из многочисленных исламских организаций в Великобритании по крайней мере три выполняли задания Усамы бен Ладена по вербовке боевиков, обеспечению их деньгами, документами, средствами связи и оружием. Уже после 11 сентября 2001 г. выяснилось, что не менее 5 террористов из тех, кто захватил самолеты и направил их на здания в Нью-Йорке и Вашингтоне, довольно долго проходили обучение в Англии8.

После событий 11 сентября спецслужбы Великобритании, наконец, зашевелились. Некоторые из исламских ассоциаций, неосторожно «засветившие» свои связи с террористами, были поставлены под запрет, а лидеры – арестованы или высланы. Однако благодушие все еще не покидало британцев. Их не очень беспокоило распространение в стране печатных изданий, призывавших «вернуться к халифату», а главное – «избавиться от империй Запада, расхищающих ресурсы угнетенных наций». Даже рост числа этнических англичан, принимавших ислам (а таких в 2000 г. было около 5 тыс. чел.), общественность страны почти не волновал, хотя в последующие годы он продолжал увеличиваться и за счет новообращенных коренных жителей Великобритании, и за счет прибывавших в страну иммигрантов, в частности бывших христиан из Африки и островов Карибского моря9.

Здесь необходимы пояснения. Мусульмане в Западной Европе живут по-разному. И хотя в целом положение мусульманских диаспор на Западе несравненно лучше, чем их соотечественников у себя на родине, они тем не менее все же страдают от расизма, национально-конфессиональных предрассудков, которые обрекают их в сущности на отчуждение и сегрегацию, формально отсутствующую. Сталкиваясь с непониманием, травлей, нападениями погромщиков, мусульмане ожесточаются и становятся, по словам одного из их лидеров, «легкой добычей националистов и мусульманских фундаменталистов».

В частности, пресса отмечала, что в Германии лет 10 назад уже действовали 14 организаций исламо-экстремистов, в которых состояли более 20 тыс. активистов, в том числе – выходцы из Алжира, Сирии, Египта, Ирана. В то время создаваемые ими мечети и исламские центры стали буквально питомниками исламизма, как и разбросанные по всей Европе ячейки экстремистов-подпольщиков. Однако права и возможности этих активистов сильно ограничены отсутствием у большинства из них германского гражданства. Кроме того, ряды таких организаций неоднородны – турки, арабы, иранцы тяготеют к своим этническим землячествам, а среди граждан Ирана и Турции еще больше настаивают на уважении своей этнической принадлежности курды (которых уже к 1995 г. в Германии было до 500 тыс. чел.). Это обстоятельство в определенной мере разъединяет мусульманскую диаспору в Германии, заодно ослабляя и потенциал исламистов. К тому же большинство мусульман в Германии дорожит возможностью жить в этой стране. Более того, влияние исламистов в диаспорах, как правило, слабее, чем на родине. Иммигранты живут более зажиточно, и к тому же многие из них разделяют идеи не столько исламизма, сколько национализма, левоанархизма и даже марксизма (особенно курды, поддерживающие Рабочую партию Курдистана), что также осложняет деятельность исламистов в Германии.

Иное положение во Франции, где по закону вообще игнорируются этнорелигиозные различия между жителями страны и поэтому по статистике каждый второй сын иммигрантов и каждая четвертая их дочь вступают в брак с коренными французами. И хотя в стране 5 соборных и свыше 1500 обычных мечетей, в которых проповедуют до 600 дипломированных имамов, подавляющее большинство мусульман Франции далеко от исламо-экстремизма, дорожит возможностью жить и трудиться во Франции, где к тому же они обладают более широкими возможностями и правами, чем у себя на родине10.

Во Франции существует давняя традиция не обособления иностранцев, а приобщения их к французской культуре. На эту же идею работала и французская концепция «непосредственного» (прямого) управления в колониях, где всем жителям внушалась мысль о вечной «цивилизаторской миссии» Франции и о том, как прекрасно, отказавшись от своей «отсталой» и «реакционной» культуры, почувствовать себя французом, причастным к наследию Вольтера, Руссо и Дидро, к великому принципу «свобода, равенство, братство». Французы всегда умели продвигать свою культуру и язык, что и сейчас еще чувствуется в давно ставших независимыми странах Магриба, Западной и Тропической Африки, Ливане и на Мадагаскаре. Тем более успешно они добиваются полу-, а иногда и полной ассимиляции поселившихся среди них жителей этих стран.

Это вовсе не означает, что во Франции нет исламо-экстремистов и потенциальных террористов среди многомиллионной диаспоры выходцев из мира ислама. Взрыв на станции Сен-Мишель в парижской подземке в 1995 г., нередкие аресты, облавы и обыски с разоблачением тех или иных нелегальных групп свидетельствует, что опасность мусульманского радикализма здесь существует. Но шансов развернуться у него меньше, а возможностей у властей нейтрализовать – больше. Помимо всего вышесказанного, во Франции есть группы мусульман, резко враждебно настроенные по отношению к исламизму и даже арабскому национализму. Это – семьи примерно 42 тыс. алжирцев, ранее служивших во французской администрации и войсках Франции в Алжире. Они вынуждены были покинуть родину в 1962 г.11 Это – сотни и тысячи алжирцев, бежавших во Францию после 1991 г., когда исламо-экстремисты стали убивать литераторов, журналистов и вообще интеллигентов, пишущих по-французски. Наконец, следует принять во внимание огромный опыт французской полиции, с 20-х годов имеющей информаторов во всех арабских и африканских общинах страны. По сведениям, полученным автором от непосредственного очевидца, жандармы уже тогда знали, что иммигранты селятся обособленными землячествами по кланам, племенам, этносам и конфессиям. Поэтому, расследуя любое дело, они почти всю необходимую информацию получали от клана или общины, соперничавших с теми, к которым принадлежали подозреваемые.

Совершенно особая ситуация сложилась в Великобритании, где много, до 75% местных мусульман имеют британское гражданство. В основном это бывшие пакистанцы (их – до ⅓), индийские мусульмане, уроженцы Восточной Африки и Нигерии, Малайзии, Бангладеш, турецкой части Кипра и прочих бывших колоний Великобритании, уехавшие с родины вскоре после провозглашения ее независимости. Однако значительный рост мусульманской диаспоры в Великобритании, связанный с экономическими и социальными причинами, судя по всему, привел к преобладанию среди британских мусульман лиц, не являющихся гражданами страны. Это – воспользовавшиеся правом на воссоединение семей родственники (еще чаще – псевдородственники) ранее приехавших, а также лица, сумевшие въехать в страну, но еще не получившие (по разным причинам) гражданства. Имеются и нелегалы, каковых немало. Английское правило «живи и давай жить другим» приводит к определенной обособленности, отгороженности мусульман от британского общества (чего гораздо меньше, например, во Франции и даже в Германии). Мусульманские кварталы английских городов, особенно в Манчестере, Ноттингеме, Бирмингеме, имеют свои специфические особенности, внешне отличаются от населенных коренными британцами районов, как правило, теснятся вокруг мечетей, характеризуются обилием экзотических лавок и магазинов, множеством детей на улицах, а также выраженными мусульманскими деталями одежды или просто полностью традиционными мусульманскими одеяниями, особенно женщин и лиц пожилого возраста12.

Естественно, здесь, в своем замкнутом мирке, как бы воспроизводящем «микроотечество» (отчужденность от коренных жителей и сплоченность в рамках прихода той или иной мечети лишь этому способствуют), любой мусульманин, даже исламский радикал может рассчитывать на солидарность и поддержку, хотя бы молчаливую. Дисциплина и скрытность деятельности в рамках бесчисленных (часто исчезающих еще быстрее, чем возникающих) ассоциаций, нелегальных организаций, тем более – суфийских братств, о которых всегда мало что известно, где бы они ни действовали, лишь дополняют картину. Иными словами, для действий исламо-экстремистов в Великобритании условия всегда были куда более благоприятны, чем в Германии и во Франции.

То, что в Великобритании до определенного времени все было относительно спокойно, – отнюдь не результат усилий британских спецслужб, а просто следствие собственных расчетов лидеров исламо-экстремизма, до поры до времени предпочитавших «не трогать» Великобританию. Сохраняли ее как своего рода политическое убежище и юридически более или менее надежное укрытие, в котором можно спрятаться более гарантированно, чем где-либо, и даже в случае обнаружения уповать на британскую юстицию, не выдающую политических эмигрантов вообще, тем более, если им на родине грозит смертная казнь. Поэтому-то и вели себя столь непринужденно в Англии упоминавшиеся выше Абу Хамза аль-Масри, Омар Бакри, да и десятки прочих лидеров такого же рода, только калибром поменьше и постаравшихся не так «засветиться» в средствах массовой информации.

Однако обстановка с годами менялась. События 11 сентября 2001 г. в США вызвали, с одной стороны, тревогу правящих кругов в Великобритании, с другой – нажим со стороны Вашингтона и требование усилить борьбу с терроризмом. Соответствующий закон, принятый британским парламентом еще в феврале 2001 г., но применявшийся относительно мягко, формально запретил деятельность 14 связанных с Усамой бен Ладеном организаций, включая «Аль-Мухаджирун» Омара Бакри (который, впрочем, мало от этого пострадал, став менять названия или имитируя раскол своих групп). В целом ситуация практически не изменилась. В то же время недовольство мусульман, как на Востоке, так и на Западе, политикой Великобритании резко возросло вследствие участия английских войск весной 2003 г. в войне США против Ирака и последующей оккупации этой страны. Британские вооруженные силы, несмотря на то, что масштабы их действий и зона ответственности в Ираке были намного меньше, чем у американцев, так же, как и «союзники», вынуждены были отбиваться от нападений партизан, наносить последним ответные удары, мстить за акты террора и гибель боевых товарищей, производить аресты, облавы и «зачистки». А поскольку в Ираке, судя по сообщениям СМИ, вооруженным сопротивлением руководят исламисты, а участвуют в нем, помимо иракцев, также мусульмане из самых разных стран, в том числе – из Иордании, Сирии, Египта, Афганистана и Пакистана, то это не могло не сказаться на отношении уроженцев этих стран, в том числе проживающих в Великобритании, к властям, да и в целом к населению данного государства.

В то же время правящие круги США и Англии за два года войны в Ираке все же кой-чему научились. Они прекратили начатую в 2003 г. американской морской пехотой тотальную войну против всех иракцев как таковых (что должно было, судя по всему, устрашить иракцев, чего не случилось) и сделали первые шаги по политическому маневрированию с учетом этноконфессиональной ситуации в стране. С самого начала они стремились договориться с курдами (т.е. примерно 20% населения Ирака), которые с 1991 г. пользовались их негласной поддержкой. Однако курды не были едины: среди них функционировали, помимо соперничавших друг с другом националистических группировок, также организации исламо-экстремистского толка (в частности, «Ансараль-Ислам», «Ат-Таухид» и др.), которые, связавшись с «Аль-Каидой», воевали как с националистами, так и с войсками западных держав13. Тем не менее с основной частью курдов, судя по всему, удалось договориться, что дало возможность вовлечь их лидеров в процесс политического урегулирования иракской проблемы.

Еще сложнее дело обстояло с шиитами, составляющими до 60% всех арабов Ирака. Англо-американцы, вторгшиеся в Ирак, столкнулись после оккупации страны с сопротивлением как в суннитских районах (всегда бывших оплотом влияния властей в Багдаде), так и в шиитских, которые были настроены против Саддама, но предпочли бы избавиться от него без «помощи» Запада. К тому же США опасались шиитов гораздо больше суннитов, считая их сторонниками соседнего единоверного Ирана, каковой для американцев, начиная с революции 1978–1979 гг., безусловно, враг № 1 на Ближнем Востоке. Поэтому ожесточенные бои кипели как в ставшем знаменитым «суннитском треугольнике» Багдад – Рамади – Тикрит, так и в священных для шиитов городах Неджефе и Кербеле, не говоря уже о населенном преимущественно ими (и оккупированном англичанами) главном центре Южного Ирака городе Басра. Например, только в декабре 2004 г. в Неджефе и Кербеле погибли 22 и были ранены 34 человека14.

Постепенно американцам все же пришлось изменить тактику. Уже в первый состав Переходного правящего совета они включили 13 шиитов, 5 суннитов и 5 курдов, 1 туркмена и 1 ассирийца. Этот состав не получил поддержки иракцев, поскольку за ним «стояла Америка». Однако последующие усилия в этом направлении, очевидно, стали давать плоды. И когда при новом раскладе сил главой государства в Ираке стал курд, а правительство возглавил шиит, это означало безусловно, стремление правящих кругов Запада создать новую модель управления Ираком при опоре на курдов и арабов-шиитов, которые преследовались при режиме Саддама Хусейна. «После почти 1400 лет доминирования суннитов в истории ислама установление во главе арабского государства правительства с господством шиитов является абсолютно революционным шагом», – писала в мае 2005 г. «Нью-Йорк таймс». И хотя газета выражала опасения по поводу возможного объединения Ирана, Бахрейна (где шиитов 75%), Ирака, Ливана (где их – до 40% населения) и близких к шиитам алавитов Сирии (до 12%), не говоря уже о 10–15% шиитов среди жителей Саудовской Аравии, все же она расценивала (и справедливо) данную акцию США в Ираке как удачу, после которой «Буш будет рассматриваться в истории шиитов как освободитель»15. Так это или нет, но определенные политические дивиденды от хотя бы временной опоры на шиитскую элиту США получили.

Несомненно, это обстоятельство привело к сокращению масштабов воинских операций в Ираке, где представители двух общин, составляющих в общей сложности большинство населения, получили хотя бы частичное удовлетворение своих требований. Конечно, истоки иракского сопротивления далеко не исчерпаны: против оккупантов резко настроена суннитская община страны, ныне оттесненная на второстепенные позиции; против них продолжают сражаться тысячи подпольщиков, прибывших в Ирак за эти годы из соседних мусульманских стран в качестве добровольцев; наконец, далеко не все курды и не все шииты смирились с присутствием в стране иностранных войск и вообще с господством «иноверцев». Тем не менее в целом накал борьбы в Ираке, по крайней мере временно, несколько спал.

Но для исламо-экстремистов такой ход событий смерти подобен. Для них переход от вооруженного сопротивления к переговорам, к мирной (экономической, политической, социальной, культурной и иной) эволюции и реформам означает потерю влияния радикалов и террористов и его переходу в руки умеренных исламистов, согласных отстаивать свои взгляды в рамках законности и порядка. Поэтому вожди «Аль-Каиды» и других сил исламо-экстремизма, в свое время с радостью ухватившиеся за войну в Ираке, как за неожиданный подарок, делают все, чтобы исключить какое-либо умиротворение и саму возможность развития мира ислама по гуманному пути ненасилия и согласия. Судя по всему, в результате совместных действий ряда подчиненных им организаций (а может быть, единственной, их всех объединяющей, но без конца меняющей названия и обличья в целях запугивания Запада пропагандируемым «обилием» такого рода структур) уже после начала войны в Ираке были осуществлены теракты в мае 2003 г. в Касабланке (42 убитых, около 100 раненых), против миссии ООН в Багдаде вавгусте 2003 г., синагог Стамбула в ноябре 2003 г. и мирных шиитов Ирака в марте 2004 г. (общее число жертв – 270 чел.). 11 марта 2004 г. связанные с «Аль-Каидой» и «Ансар аль-Ислам» террористы взорвали три пригородных поезда в Мадриде, убив 198 и ранив около 1,5 тыс. человек16. 9 мая 2004 г. в результате теракта были убиты президент Чечни Ахмад-Хаджи Кадыров и еще 5 человек. Летом и осенью 2004 г. наблюдалось усиление терроризма на Северном Кавказе, особенно в соседних с Чечней Ингушетии и Северной Осетии, где, конечно, особо потрясло весь цивилизованный мир нападение 33 боевиков на школу в Беслане, во время которого пострадали свыше тысячи человек. Из них более 330 были убиты17. 7 октября 2004 г. 34 человека погибли в селении Таба на Синайском полуострове вследствие серии взрывов. До этого в Египте 7 лет не было терактов, причем исламисты даже официально объявили о перемирии с властями18. 2 ноября 2004 г. Мухаммед Буйери, голландский гражданин марокканского происхождения убил 15 выстрелами в упор на улице Амстердама кинорежиссера Тео Ван Гога за критику им «нетерпимости мусульман». После ареста убийца заявил: «Я действовал исключительно во имя моей религии»19.

Характерно, что почти все нападения были совершены (за исключением Ингушетии) не на войска и вообще не на силовые структуры. Они имели целью запугать мирных жителей и Запада и Востока, политически «напомнить» о себе, дабы подчеркнуть невозможность какого-либо мирного решения, а заодно – как бы поднять престиж среди мусульман и закрепить свое влияние на них. В этом же ключе следует рассматривать последующие акции исламо-экстремистов, не очень частые и масштабные, но регулярно повторяющиеся (например, вследствие двух взрывов в Каире в апреле 2005 г. погибли 3 и ранены 4 иностранца, покончили с собой 3 смертника, из них две женщины).

На этом фоне взрывы в Лондоне 7 июля 2005 г. явились сенсационными во многих аспектах. Во-первых, они стали самыми кровавыми терактами в истории страны. Во-вторых, это было «демонстрацией силы» по отношению не только к Англии, но и вообще ко всем восьми великим державам, руководители которых именно в тот день начали свое совещание в Глениглсе, на британской территории. В-третьих, террористы решились нарушить во многом ими же негласно установленную «неприкасаемость» Великобритании и тем самым лишиться определенных выгод, о которых выше уже говорилось. Более того, они объявили взрывы в Лондоне «возмездием» за участие Англии в иракской войне и пригрозили совершить то же самое в других странах – союзницах США, держащих войска в Ираке – Дании и Италии. На интернетсайтах исламо-экстреми-стов (кстати, ответственность за эти и некоторые последовавшие за ними акции взяли на себя несколько организаций, возможно фиктивных) прямо было сказано: «Львы джихада, действующие в Европе, готовы обрушить свои смертоносные удары на правительство, сотрудничающее с американскими крестоносцами – врагами Аллаха и мусульман».

И хотя пресса западных стран, особенно США, уверяла, что «война нервов» не произвела впечатления на лондонцев и что, мол, крылатые ракеты, посылавшиеся Гитлером на Лондон в конце второй мировой войны были страшнее, в известной мере эффект психологического шока был достигнут, особенно после того, как через 2 недели, 21 июля, террористы попытались повторить то же самое, но не справились с этой задачей чисто технически. Лучшее доказательство результативности вызванного взрывами шока – убийство полицией в лондонском метро ни в чем не повинного электрика-бразильца, которого ошибочно приняли за террориста. О впечатлении, произведенном на Европу взрывами в Лондоне, свидетельствовало и отношение к ним европейцев. Итальянский премьер Берлускони, заверяя, что Италия – «наинадежнейший» союзник США, тем не менее обещал осенью 2005 г. вывести из Ирака 300 из 3125 находящихся там военнослужащих Италии. В массовых облавах только в одной области в Ломбардии были задержаны 142 человека. «Франция не чувствует себя в безопасности» – сказал министр внутренних дел этой страны Николя Саркози, ужесточив контроль на границах и в первую очередь за лицами, прибывающими из Великобритании. Пресса Франции, не участвующей в иракской войне и вообще проводящей со времен Шарля де Голля скорее проарабскую политику, тем не менее выразила опасения по поводу возможной мести исламо-экстремистов французам за участие в операциях в Афганистане, где 210 французских солдат уже 2 года контролируют пограничную с Пакистаном зону, а ранее наносили удары по талибам с баз в Киргизии и Таджикистане. «Мы воюем против «Аль-Каиды», – писала в июле 2005 г. газета «Либерасьон». Во Франции ввели «чрезвычайные меры безопасности», как и в Испании. Был поднят «уровень тревоги» в Германии. В крупных городах США полиция, вооружившись автоматами, начала патрулирование станций метро и автобусов20.

Взрывы в Лондоне явились как бы сигналом к развязыванию очередного витка насилия во всем мире. 17 июля в иракском городе Мусайиб в результате взрыва погибло более 100 чел. и почти 200 чел. были ранены. Британская радиостанция Би-Би-Си в конце июля 2005 г. сообщила, что только в Ираке с марта 2003 г. по июль 2005 г. погибло 25 тыс. мирных жителей и 42,5 тыс. чел. были ранены, причем лишь 9% погибло вследствие «повстанческой деятельности». В июле же палестинская организация «Исламский джихад» нарушила ею ранее объявленное перемирие, совершив теракт в Израиле (4 человека погибло, 40 ранено), на что израильтяне ответили контрударом и пообещали уничтожить вождей «джихадистов», предварительно арестовав 26 палестинцев и убив 2 палестинских полицейских. Активизировали свои действия исламские боевики на Северном Кавказе, где в июле в ходе боестолкновений были убиты лидер дагестанской группировки «Шариат» Расул Макашарипов («Муслим») и подпольный «эмир» Аргуна ВахаМатагуев, лишь в апреле сменивший на этом посту погибшего АльвиТасуева («Асада»). Наконец, «венцом» июльской волны терроризма явились взрывы в египетском курортном городе Шарм аш-Шейх, вследствие которых погибли 64 и были ранены 200 чел., в основном иностранные (в том числе и арабские) туристы. Действия египетских боевиков, оживившихся с апреля 2005 г. (кстати, в прессе утверждают, что взрывы – дело рук приезжих пакистанцев), помимо всего прочего, имели целью нанести удар по престижу президента Мубарака (в Шарм аш-Шейхе находится его резиденция) и подорвать туризм как одну из ключевых отраслей экономики Египта (в частности, такой же теракт в Луксоре в 1997 г. нанес стране ущерб в 3 млрд. долларов и застопорил развитие отрасли на три года)21.

Опросы в России показали, что эхо лондонских взрывов отозвалось и у нас. «У терроризма нет границ, ни географических, ни религиозных, ни национальных», – заявил председатель совета муфтиев России шейх Равиль Гайнутдин. Из множества заявлений политиков, общественных деятелей и людей искусства привлекли внимание слова Александра Гордона: «Победить терроризм невозможно, если бороться только с ним. Нужно как-то изменить себя, изменить систему». Подобные заявления не указывают ясно путь к выходу из создавшегося тупика, но хотя бы заставляют задуматься над тем, что делать дальше. С терроризмом, безусловно, необходимо бороться военными и прочими средствами. Как-то переубедить лидеров исламо-экстремизма вроде Усамы бен Ладена и ему подобных, взывая к их чувствам гуманизма, справедливости и здравого смысла, бесполезно. Для таких людей терроризм – это бизнес (и, очевидно, неплохой), политическая карьера, ощущение своего могущества и власти над миром, в более отдаленном (и весьма гипотетическом) будущем – средство захвата светской и религиозной власти в мире ислама. Точно так же вряд ли можно переубедить большинство рядовых исполнителей терактов: они, в основном, либо фанатики, либо наемники, также ведущие свой, пусть более скромный, но тоже бизнес. Но при этом надо помнить, что их сила – не в них самих (хотя периодически количество фанатиков и отчаявшихся людей в той или иной стране ислама опасно возрастает).

Хотел бы повторить то, о чем писать приходилось уже не раз: победить терроризм можно, только оторвав его главарей и их подручных от основной массы мусульман как на Востоке, так и на Западе. Кстати, сами экстремисты отлично это понимают и своими акциями, помимо всего прочего, стремятся расширить пропасть между мусульманами и людьми Запада. «После 7 июля, – сказал вскоре после лондонских терактов главный редактор крупнейшей исламской газеты Англии «Муслим Ньюс» Ахмад Версии, – отношение к мусульманам (в Великобритании – Р.Л.) резко изменилось. Шесть мечетей подверглись атакам. Одна из них, кстати, в Лидсе (откуда прибыли предполагаемые исполнители взрывов 7 июля – Р.Л.). С нескольких женщин сорвали на улице хиджабы. Некоторые британцы начинают оскорблять мусульман, если встречают их на улице. Очень вероятно, что начнутся столкновения на религиозной почве». Но экстремистам это и нужно! Даже если сами незаслуженно оскорбленные и напуганные мусульмане не пополнят ряды экстремистов, можно на весь мир раструбить о новых преследованиях, репрессиях и унижениях мусульман и воззвать к очередному «отмщению»!

Однако эта простая мысль усваивается с трудом. Более того, тенденция бездумно переносить обвинение в терроризме на мусульман вообще даже укрепляется, в том числе и у нас в России. Достаточно прочитать остроты Максима Соколова по поводу «профицита арабской культуры», который, мол, в Лондоне «не всем понравился», и в этой связи его же замечание, что «не всякий дефицит губителен». А чего стоит выраженное на страницах той же газеты «Известия» глубокое убеждение Дмитрия Фурмана в том, что в основе исламского терроризма – «естественный страх перед неотвратимо надвигающимся новым и сожаление об умирающем старом», что вдобавок «осложняется зависимостью и ощущением собственной недостаточности»? Варьируя эту нехитрую (а главное, давно набившую оскомину) идею, автор далее опять упоминает в качестве причин терроризма «зависть к преуспевающим, обиду и злобу», каковые не могут окончательно исчезнуть, ибо «всегда кто-то останется в стороне, завидовать успевающим». И вообще волноваться особенно не стоит, так как «процветающие ныне общества подобными болезнями переболели». Какими же? «Сейчас все уже немного забыли о японских камикадзе, китайских хунвейбинах, даже о немецких фашистах»22.

Что можно на это сказать? Что исторические параллели не всегда оправданы, особенно когда они поверхностны? Что ставшее стандартным объяснение «завистью, обидой, злобой» сложного комплекса исторических претензий, религиозных традиций, социальных противоречий, этнической вражды, цивилизационного отчуждения не только несерьезно, но и опасно? Да, мусульманские общества переживают действительно трудный процесс перехода от традиционных форм жизни к современным, от прежнего замкнутого существования к открытости. Но суть этого процесса – не терроризм, а политизация ислама, причем не только как массовой идеологии и миропонимания, религии и философии, но и как образа жизни мусульман, источника их юридических норм, в известной мере – регулятора повседневного быта и социальных отношений. Политический ислам, базирующийся на феномене мусульманского фундаментализма, может быть умеренным и радикальным, способным включиться в диалог Восток – Запад (что, собственно, и демонстрируют ныне правительства Пакистана, Турции, Малайзии) и способным прибегнуть к насилию, к экстремизму (что наблюдалось, в частности, в 80–90-е годы в правящих кругах Ирана и Судана, не говоря уже о массовых исламистских движениях в Египте и Алжире). Конечно, многое тут зависит от того, как исторически сложился тот или иной расклад сил в определенной стране. Но решающее слово – все же за лидерами Запада, за их политикой в отношении мира ислама, которая пока что представляет собой, по выражению британского журналиста Патрика Кокбурна, «пример того, как не надо отвечать на террор». Он пишет, что «самой большой победой террористов-смертников была реакция на террор со стороны американцев», которые «вызывают ненависть у иракцев» и своим поведением, и своим отношением к жителям Ирака. Кокбурн назвал и главную причину неудачи Запада в Ираке. Это – 5 млн. суннитов, которые «заняли нейтральную и даже сочувственную позицию по отношению к силам сопротивления»23.

А какой еще могла быть эта позиция? На что могли рассчитывать войска англо-американской коалиции, стреляя по первому (и чаще всего необоснованному) подозрению по ни в чем не повинным людям, включая российских дипломатов и итальянских журналистов? К тому же они и не скрывали, что дело тут не в отдельных промахах и «перегибах», а в общей установке – подавить, застрелить, подчинить! Неудивительно, что взрывы в Багдаде следуют практически ежедневно, а в мае – июне их было даже по 2–3 в день. Тем, кто все это объясняет только «завистью, обидой и злобой», стоит вспомнить, что у всех народов, в том числе самых бедных, есть еще чувства национального достоинства, оскорбленного самолюбия, социальной справедливости, патриотизма. Более того, стоит вспомнить, что у главарей исламо-экстремистов нет никакой «зависти» и «обиды». Располагая миллионами и миллиардами, они не завидуют, а скорее сами являются объектом зависти со стороны средних и низших слоев буржуазии Запада и близких к ней интеллектуалов. Экстремисты делают свой кровавый бизнес и будут его продолжать, пока Запад все, что происходит, будет объяснять так, как это понимает Фурман. Ибо в этом случае людям Запада, буквально впадающим в эйфорию от упоения собственной сверхцивилизованностью, никогда не понять людей Востока вообще (у которых довольно долгая память) и мусульман, в частности.

Лишь тогда, когда рядовые мусульмане, по крайней мере их «молчаливое большинство», которое ныне сочувствует исламо-экстремистам, пусть и не поддерживая их открыто, начнут от них отходить, можно будет сказать, что терроризм исламских радикалов обречен. Но когда это будет? Только тогда, когда основная часть мусульман, включая неимущих, начнет ценить не возможность «отомстить» всем неверным за свою никчемную жизнь без какой-либо надежды на лучшее, а другие перспективы – иметь жилье, послать ребенка в школу, прилично одеться и питаться (не говоря уже о большем). Короче говоря, когда им станет что терять, они подумают о необходимости договариваться даже с теми, кто им несимпатичен. Но для этого надо, чтобы цивилизацию Запада представляли в мире ислама не танки, линкоры и боевая авиация, а учителя, инженеры, врачи, архитекторы, художники, артисты. Чтобы экономическая, техническая, финансовая и иная помощь шла на благо всего народа, а не на укрепление марионеточных или продажных режимов. Это, кстати, тоже может изменить ситуацию, особенно если представители западной цивилизации перейдут от плохо скрываемого высокомерия в неоколониальном стиле, лишь чуть маскируемого дежурными фразами о «демократии» и «свободе», к диалогу действительно равных сторон, к уважению и пониманию интересов своих мусульманских партнеров.

Мне кажется удачным следующий пример такого взаимопонимания. В 70–80-е годы, когда в Алжире был провозглашен курс на арабизацию, французский культурный центр в этой стране наладил у себя обучение алжирцев не французскому языку (алжирцы его и так знали), а классическому арабскому, да еще с привлечением лучших арабистов Франции. Это было не только дружественным жестом практической помощи, но и образцом понимания партнера и его нужд.

Литература

1 Известия, 08–10.07.2005; The New York Times, 18.07.2005.

2 Азия и Африка сегодня. 2000, № 9, с.53–55; Известия. 12.08.2005.

3 Мусульмане на Западе. М., 2002, с. 14–29.

4 Независимая газета. 22.03.2001.

5 Азия и Африка сегодня. 2000, № 9, с. 54–55.

6 Мусульмане на Западе. М., 2002, с. 27–28; TheNewYorkTimes, 22.08.2005.

7 Поляков К.И. Арабский Восток и Россия: проблема исламского фундаментализма. М., 2001, с. 112–113.

8 Известия, 25.09.2001.

9 Азия и Африка сегодня. 2000, № 9, с. 56; Мусульмане на Западе, с. 15.

10 Мусульмане на Западе, с.31, 97; Новое время. 1998, № 15, с. 29–30.

11 Мусульмане на Западе, с.35.

12 Новое время. 1998, № 15, с.29–30; Татарский мир, 2003, № 4 (33).

13 Ислам на современном Востоке. М., 2004, с. 229, 232–234; Известия, 11.02.2003.

14 Известия, 22–30.12.2004.

15 The New York Times, 11.05.2005.

16 Известия, 05.04–30.07. 2004, 30.12.2004; ABC, Madrid.29.03.2003; L’Express, Paris, 23.10.2003, с. 24.

17 Известия, 02.09.2004; Спецназ России, июнь 2004, № 06 (93).

18 Ислам на современном Востоке, с. 262–267; Известия, 25.07.2005.

19 The New York Times, 25.07.2005.

20 Известия, 08.-22.07.2005; The New York Times, 18.07.2005.

21 Известия, 04.-18., 21–26.07.2005.

22 Известия, 08.-15.07, 25.07.2005.

23 Известия, 19.07.2005.