Дипломная работа: Эволюция темы любви в прозе А.И. Куприна

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Курский государственный университет»

Филологический факультет

Специальность 050301 (032900) РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Специализация 032901 Всемирная литература

Заочная форма обучения (3,5 года)

Кафедра литературы

Выпускная квалификационная (дипломная) работа на тему:

«Эволюция темы любви в прозе А.И. Куприна» (к проблеме изучения русской литературы ХХ века в школе)

Выполнила

студентка 6 курса

Костина Елена Александровна

Научный руководитель:

к.ф.н., доцент

Жемчужный Игорь Сергеевич

Курск, 2010 г.

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава I. Женщины в жизни и судьбе А.И. Куприна

Глава II.Эволюция темы любви в прозе А.И. Куприна: духовное возвышение и моральное падение женщины в любви

1. Повести о любви, которая «никогда не пройдет, никогда не забудется»

а) любовь - самопожертвование, высочайший порыв души

б) «запоздалые цветы» любви

в) любовь - страсть, неразделенная и трагичная

г) любовь - счастье, дарующее спасение и радость жизни

д) любовь - воспоминание, озаряющее жизнь

2. Повести о предательстве, коварстве, лжи и лицемерии в любви

3. На грани падения

4. Пошлость и развратность в любви

5. Трагедия «падшей» женщины. Общество и проституция

Глава III. Некоторые художественно-психологические средства создания женских образов в любовной прозе А.И. Куприна

Заключение

Примечания

Библиография

Приложение

ВВЕДЕНИЕ

О А.И. Куприне написано ряд монографий: исследования Л.В. Крутиковой, А. Волкова, П. Беркова, Ф.И. Кулешова, В. Лилина1. Куприн не стоял обособленно в русской литературе. Его творчество развивалось параллельно с творчеством таких писателей как Л.А. Андреев, И.А. Бунин, М. Горький.

Тема любви стала заветной темой у А.И. Куприна, его интересует тема любовь и жизнь. «Он прикасался к ней целомудренно, благоговейно и нервно»2. Среди вечных загадок бытия Куприн выделил вечную загадку любви в ее постоянной сопряженности с идеей смерти, с мыслью о быстротечности и конечности земного бытия. Для Куприна любовь - самая состоятельная форма утверждения и выявления личностного начала в человеке, она возносит «в бесконечную высь ценность человеческой личности». Любовь у Куприна, как спасительная сила, оберегающая «чистое золото» человеческой натуры от «оподления», от разрушительного влияния обанкротившейся буржуазной цивилизации сквозная тема купринского творчества, стержень его миропонимания, опора его оптимизма.

Вместе с тем, Куприн ясно видел трагический исход любви, оказавшейся в «цепях условности», поэтому написал десятки рассказов о гибели счастья и красоты («Святая любовь», «Погибшая сила», «К славе»), о зыбкости любовных союзов («Страшная минута», «Одиночество»), об уродливой чувственности («Наталья Давыдовна»). В этих рассказах речь идет о странном и страшном расточении любовных способностей, о «погибшей силе».

Особенно дороги Куприну яркие порывы личности в столкновении с жестокостью, эгоцентризмом («Allez!», «Лолли»). Его героини идут на самоотвержение и самопожертвование во имя любви («Олеся», «Впотьмах», «Суламифь»).

Тема любви определила магистральную линию философских и художественных исканий Куприна и вызвала к жизни такие творения писателя, как «Гранатовый браслет», «Олеся», «Суламифь», «Яма». Последняя резко отличается от 3-х первых предметом изображения (антилюбовь, узаконенное общественной практикой надругательство над любовью), но без нее было бы неполным восприятие купринской философии любви.

Примерно в то же время И.А. Бунин создает цикл своих рассказов о любви «Новый год», «Осень», «Маленький роман», «Последнее свидание», «Грамматика любви», «Сын», «Легкое дыхание», «При дороге», «Игнат» и др. Бунин был певцом великого чувства любви, самой могучей силой, связывающих людей. От каких бы житейских случайностей и передряг это чувство ни зарождалось, к каким бы трагическим финалам ни шло, это чувство священно. Бунина интересует тема любовь и смерть.

Истоки трагической развязки любовных конфликтов – социальная неустроенность и одиночество человека, общая катастрофичность бытия, власть стихийных чувств и инстинктов в человеке.

«В лирико-философском ключе в творчестве Бунина звучат такие проблемы – о роли времени в человеческой жизни и поиск самозащиты от его необратимости в сознании; об отношении личности к смерти; о значении любви, эмоциональной стихии в жизни современного человека...3.

Любовная страсть изображается в его произведениях как некая неодолимая, роковая сила, что сродни какой-то первозданной глубинной стихии природы, которая, возвысив, и на мгновение одарив человека счастьем, потом наносит ему смертельный удар, ломает его жизнь.

Мгновение любви рисуется в рассказах писателя вершиной существования героя, когда он впервые узнает в себе полноту и целостность бытия, когда проснувшаяся в нем личность приближается к согласию тела и духа, красоты и добра...

Высота духовной требовательности в трактовке И. Бунина непременный спутник любви, ее детище, плод испытанной полноты и гармонии. В его художественном мире сама жажда, ожидание любви возвышает человека, пробуждает его духовное «я», его самостоятельность и активность».

«Ключевые проблемы творчества Л. Андреева - это социальные и философские проблемы отчуждения, одиночества, обезличивания человека, детерминации и свободы личности». «Л. Андреев изображал в своих произведениях человека ужаснувшегося, отчаявшегося и обреченного на вечный бунт – бунт против мира насилия, угнетения, обезличивания и разобщения людей. Бунт, разраставшийся в его художественном сознании до вселенского, абстрактно-романтического духовного мятежа, он противополагал мещанскому приспособленчеству».

«Горьким были открыты не только новые темы, новые стороны жизни. Им сказано новое слово о человеке, о личности». «Своеобразием горьковских романтических героев было то, что он сталкивал в них свободу не только с несвободой, со злом, но и с другими высокими ценностями жизни с тем, чтобы утвердить свободу как высшую среди них... Свобода и любовь нередко сходятся в произведениях Горького гибелью, трагически, оказываются несовместимыми («Макар Чудра», «Валашская сказка», «Старуха Изергиль», «Девушка и смерть»)».

Реалистическая литература конца XIX начала XX столетия обнаруживала разнообразие подходов к проблеме личности и любовной психологии человека, предлагая ее новые трактовки.

Данная дипломная работа посвящена эволюции любви в прозе А.И. Куприна и, конечно, в первую очередь будут рассматриваться женские образы.

Помимо введения работа включает в себя три основные главы.

Целью первой главы является рассмотрение вопроса о роли женщин в жизни и судьбе А.И. Куприна. Это призвано помочь понять некоторые закономерности создания женских образов в произведениях писателя, а также выбор им тематики своих произведений.

Во второй главе «Эволюция темы любви в прозе А.И. Куприна: духовное возвышение и моральное падение женщины в любви» - мы рассматриваем целую гамму вопросов на материале более чем тридцати прозаических произведений писателя. Это любовь - самопожертвование ради любимого, любовь-счастье, дарующее спасение в неприглядной и суровой действительности, любовь-трагедия, неразделенная страсть, любовь-воспоминание, озаряющее жизнь. Мы рассматриваем и сложные психологические вопросы, касающиеся трудного выбора женщины между совестью, «тихим» счастьем и пламенной страстью на волнах измены. Отдельно рассматриваем вопросы, связанные с предательством, лживостью женщин, их коварством в отношениях с мужчинами. В завершении мы обращаемся к проблеме проституции и рассматриваем ее на материале повести «Яма» в сопоставлении с другими произведениями русской литературы, так или иначе касающимися этого вопроса. В некоторых случаях мы проводим параллели между отдельными героинями купринских произведений и произведений других авторов.

Третья, заключительная глава, имеет литературоведческий характер. В ней мы говорим о некоторых наиболее ярких художественно-психологических средствах создания женских образов в произведениях А.И. Куприна. Особо отмечен нами интерес писателя к тайнам психики человека, желание проникнуть в подсознание человека, тонкая психологическая мотивировка поступков героев.

В заключении мы подводим итоги всему, о чем говорили в работе. Завершают работу примечания и библиография. Таким образом, объектом нашего исследования являются наиболее известные повести Куприна. В качестве предмета исследования выступает собрание сочинений Куприна в 6-и томах. Сноски из текста даются: в скобках римскими цифрами указывается том (I, II, III, IV, V, VI), арабскими цифрами - страница.

Цели данной работы:

1) выяснить, какой интерес представляют женские образы для Куприна;

2) какое место в его произведениях они занимают (на материале прозы);

3) какие приемы использует писатель для их создания.

Задачи:

1) раскрыть женский характер во всей его сложности и противоречивости;

2) проследит эволюцию женского характера (на материале прозы);

3) отметить особенности художественной манеры и стиля Куприна.

ГЛАВА I. ЖЕНЩИНЫ В ЖИЗНИ И СУДЬБЕ А.И. КУПРИНА

В.В. Вересаев в своей работе о Толстом сделал, на наш взгляд, весьма спорное замечание: «В большинстве случаев жизнь писателя сама по себе удивительно не интересна, обидно не интересна. И они совершенно не заслуживают биографии. Все интересное, все глубокое и

прекрасное, все живое, что в них есть, они вкладывают в свои книги, и для жизни ничего не остается»9.

Но так ли это? Так ли «безынтересна» жизнь С.А. Есенина или А.А. Ахматовой? Можно ли назвать безынтересной жизнь А.С. Грибоедова или А.С. Пушкина?.. При всем уважении к личности и творчеству В.В. Вересаева нам очень трудно согласиться с ним в этом вопросе. И доказательством, своего рода подтверждением нашей позиции является жизнь А.И. Куприна, его удивительная и трагическая судьба. В биографии Куприна можно найти все: неравный брак его родителей (его мать – урожденная княжна Кулунчакова, а отец – мелкий чиновник Иван Куприн), раннее сиротство (отец умер, когда мальчику еще не было и года), семнадцатилетнее затворничество во всякого рода казенных заведениях (московский сиротский дом, военная гимназия, кадетский корпус, юнкерское училище); затем, после нескольких лет унылой военной службы в провинции, выход в отставку, полуголодное существование человека без профессии, первые литературные удачи, стремительный взлет, слава, деньги, кутежи, безудержная трата сил и – в эмиграции, в далеком Париже – быстрое физическое угасание, нужда, жестокая и непрестанная тоска по России; наконец осуществившаяся мечта вернуться на Родину...

Куприн вошел в наш литературный обиход как певец светлых, здоровых чувств, как наследник демократических и гуманистических идей великой русской литературы XIX века. Он оставил нам прекрасные образцы реалистического повествования, строгого и динамичного по сюжету, лаконичного, интересного в психологическом плане. В его произведениях мир высоких искренних чувств противостоит пошлости, духовному рабству окружающей жизни.

Такова и судьба писателя. Куприн жил «на полную катушку», он не терпел получувств, полуэмоций, полу-любви. Если он сердился, то от гнева его дрожали стены, если он радовался, то это была по-детски наивная, светлая, всеобъемлющая радость. Его дружба была безоговорочна и крепка, ненависть – бескомпромиссна. Ну а если он любил, то любовь эта захватывала его всего, без остатка и превращалась в некий импульс для его жизни и творчества.

Куприн не умел жить без любви, это чувство питало его изнутри, наполняло его энергией, давало живительные силы даже в самые трудные моменты жизни, когда все вокруг казалось безотрадным и бессмысленным. В дни тяжелых личных неприятностей и связанных с ними переживаний Куприн «увядал», он не мог работать, нередко он уходил в запои, стараясь «утопить» свои тяжелые мысли в стакане вина. Друзья находили его в такие дни потерявшим человеческий облик, и только любовь могла вывести Куприна из этого страшного забытья, только ей было под силу разрушить этот кошмарный сон.

Любовь соединила Куприна с двумя женщинами, которым суждено было стать его женами: первый раз его женой стала юная Мария Давыдова, второй – Лиза Гейнрих Ротони, такие разные женщины!

Именно этих женщин без памяти любил Куприн: каждую по-своему, разной любовью, но все же любил по-настоящему, без притворства и лжи. Именно они не только сыграли огромную роль в личной жизни писателя, но и оказали огромное влияние на его творчество. Поэтому, памятуя о том, что все сюжеты для своих рассказов Куприн черпал из своей жизни (он назвал ее «канвой» для рассказов), будет очень уместно подробнее рассказать о женщинах, которых любил Куприн, ведь эта любовь дала толчок для создания многих произведений писателя. Мы построим наше повествование на биографической основе, так как считаем недопустимым «вырывать» отдельные бессвязные факты из биографии писателя. Воспоминания первой жены Куприна – Марии Карловны о «годах молодости», его дочери от второго брака – Ксении, его друзей будут приведены нами на фоне всего жизненного пути писателя со дня первой встречи с Марией Давыдовой до дня смерти на руках у Елизаветы Морицовны. Как нам кажется, такое построение повествования поможет глубже раскрыть роль этих женщин в жизни и творчестве Куприна.

В ту пору, когда молодая девушка, Мария Давыдова, познакомилась со своим будущим мужем, Куприн был только на пути становления писателя. С этих лет и начинается повесть Марии Карловны Куприной - Иорданской «Годы молодости», написанная много лет спустя. Годы молодости – это годы первых литературных связей и знакомств, порывов и искренних чувств.

Куприна и Марию Карловну связывают не только годы, когда они были мужем и женой и совместно руководили «Миром Божьим». Чувство дружбы и доверия к своей первой жене Куприн сохранил на всю дальнейшую жизнь, хотя, конечно, нельзя сказать, что у них обошлось без взаимных обид и упреков, особенно после развода.

Знакомство Куприна с Марией Давыдовой произошло в доме Давыдовых, куда Куприна привел Бунин, чтобы представить своего товарища издательнице популярного литературного журнала «Мир Божий» Александре Аркадьевне Давыдовой.

В тот день Александра Аркадьевна из-за недомогания не могла заниматься делом, поэтому навстречу гостям вышла ее дочь: двадцатилетняя Мария. Когда появилась молодая брюнетка с лицом красивой цыганки, но одетая с той подчеркнутой простотой, которая говорит о безукоризненном вкусе, Куприн невольно отступил назад, за спину щеголеватого, ловкого Бунина. Мария Карловна так вспоминает эту роковую для нее и Куприна встречу:

«- Здравствуйте, глубокоуважаемая! – обратился он (Бунин) ко мне. – На днях прибыл в столицу и спешу засвидетельствовать Александре Аркадьевне и вам свое нижайшее почтение. – Он преувеличенно низко поклонился, затем, отступив на шаг, поклонился еще раз и продолжал торжественно серьезным тоном: – Разрешите представить вам жениха –моего друга Александра Ивановича Куприна. Обратите благосклонное внимание талантливый беллетрист, недурен собой. Александр Иванович, повернись к свету! Тридцать один год, холост. Прошу любить и жаловать!

Довольный своей выдумкой, Бунин лукаво посмеивался. Куприн сконфуженно переминался с ноги на ногу и, смущенно улыбаясь, мял в руках плоскую барашковую шапку. В синем костюме в серую полоску, мешковато сидевшем на его широкой в плечах, коренастой фигуре, низком крахмальном воротнике, каких уже давно не носили в Петербурге, и большом желтом галстуке с крупными ярко-голубыми незабудками, Куприн... казался неуклюжим и простоватым провинциалом.

– Так вот, почтеннейшая, – продолжал Бунин, когда мы сели, – сядем, посидим, друг на дружку поглядим. У вас товар, у нас купец, женишок наш молодец...

И как деревенский сват, выхваляя жениха, Бунин в то же время рассказывал о Куприне различные смешные анекдоты.

Этот фарс, неожиданно придуманный Иваном Алексеевичем, был очень забавен. И на его вопрос: «Так как же, глубокочтимая, нравится вам женишок? Хорош?...» – Я поддержала шутку:

- Нам ничего... да мы что... как маменька прикажут, их воля...»10.

Куприн молчал: ему становилось все более неловко, и бунинская затея его не веселила. Молодая хозяйка быстро заметила это и незаметно перевела разговор в иную плоскость. Она вспомнила Крым, начала расспрашивать Куприна об общих знакомых, в числе которых оказался Сергей Яковлевич Елпатьевский. Куприн тотчас оживился, исчезла связанность движений, другим стало выражение лица. Начались разговоры о Чехове, во время которых Куприн окончательно обрел смелость, а вместе с ней и живой дар речи. Прощаясь, Мария Давыдовна передала Куприну от имени матери приглашение бывать у них, когда Александра Аркадьевна поправится. И предложила обязательно зайти в редакцию журнала «Мир Божий», к редактору и критику Ангелу Ивановичу Богдановичу.

Злость точила Куприна.

«Наивный провинциал приехал завоевывать Петербург!.. Зачем я согласился пойти с этим дурацким визитом к Давыдовым? – корил себя Куприн. – Сама издательница не сочла нужным со мной познакомиться, а дочка, эта столичная барышня, видимо, слишком много думает о себе... Очень она мне нужна... Пускай они с Буниным найдут кого-нибудь другого, кто бы позволил им над собой потешаться и разыгрывать свои комедии. А еще приглашала бывать! Покорнейше благодарю! Ноги моей

там не будет! Но к Богдановичу я, конечно, на днях зайду...»11.

Редакция журнала «Мир Божий» занимала несколько комнат в той же большой квартире Давыдовых. В ближайший вторник, приемный день Богдановича, Куприн появился в его кабинете, побеседовал с сотрудниками журнала. Во время этого разговора в комнату вошла полная блеклая дама – редактор журнала Давыдова. Александра Аркадьевна подошла к Куприну, подала ему рыхлую в перстнях руку и пригласила остаться у нее отобедать. Приглашение застигло Куприна врасплох. Он растерялся и от застенчивости не сумел отказаться. Поднимаясь на второй этаж вслед за Богдановичем, Куприн снова ругал себя за то, что опять стушевался перед «этими благополучными представителями света».

Дочь Давыдовой, встретившая их в уютной столовой, показалась ему еще краше, чем при знакомстве. Но то, что она – светская дама, а он –провинциальный писатель, казалось ему непреодолимой пропастью в отношениях между ними. Его раздражало у Давыдовых все: безукоризненно накрахмаленные салфетки и скатерть, тяжелое столовое серебро, переливчато мерцающий хрусталь, дорогие вина, маринады, балыки. Двум горничным помогала подавать на стол хрупкая девушка, почти девочка – Лиза Гейнрих(!П), младшая сестра покойной жены Мамина -Сибиряка Марии Морицовны. (Удивительное дело! Здесь, в одной комнате рядом с Куприным, находились обе женщины, которым каждой в свое время суждено будет стать его женами). Куприн равнодушно скользнул взглядом по точеному личику Лизы, по белой наколке (Лиза, несколько лет прожившая в семье Давыдовых, работала теперь в Георгиевской общине сестер милосердия и лишь изредка навещала Александру Аркадьевну). Когда Куприн прощался, Александра Аркадьевна благосклонно предложила ему «запросто» заходить к ним в дом. С того дня он зачастил к Давыдовым, где делился своими петербургскими впечатлениями, огорчениями и радостями с новым другом – Марией Давыдовой. Он стал все чаще бывать у них в доме, хотя Александра Аркадьевна не придавала особого значения его визитам. Она не всегда выходила вечером в столовую, но за хозяйку оставалась тетушка Марии Вера Дмитриевна Бочечкарева, которая разливала чай. Потому отсутствие Александры Аркадьевны не нарушало общепринятых правил.

В короткий срок все в доме незаметно привыкли к Куприну. Он стал своим человеком. Давыдовой Куприн все больше нравился: его непосредственность, жизнерадостность, отвлекали ее от постоянных тяжелых дум о своей болезни и о смерти старшей дочери. Она охотно слушала купринские живописные рассказы о военной службе, о жизненных приключениях, о знакомых писателя. А он уже влюблен в ее младшую дочь.

В сочельник, накануне нового, 1902 года, улучив возможность побыть минутку с Марией наедине, Александр Иванович сказал:

– Вы, конечно, давно уже почувствовали, как я отношусь к Вам...– Он замялся, его открытое, чистое и доброе лицо покраснело.– Но ведь я плебей, сирота, провел детские годы с матерью во Вдовьем доме, в Москве... А вы... Вы светская девушка, привыкшая к столичному обществу, дорожащая своим кругом, титулованными родственниками и петербургскими знаменитостями...

- Продолжайте, Александр Иванович! – поощрила его Мария.

Я мечтал бы, чтобы вы связали со мною свою судьбу... Но кто я? Бывший офицер с ограниченным образованием... Беллетрист не без дарования, но до сих пор не написавший ничего выдающегося...

- Вы мне тоже не безразличны,- тихо сказала Мария.- Я верю в ваш талант. В ваше будущее... И откровенность за откровенность. Я очень люблю маму...- Она запнулась.- Александру Аркадьевну... Но ведь я даже не знаю, кто мои родители... Меня подкинули в младенчестве. А Александра Аркадьевна меня удочерила, окрестила и воспитала...

- Маша! - воскликнул Куприн, взял ее маленькую ручку в свою, грубую и сильную, и прижал к губам; затем не сразу прикрыв глаза, тихо сказал: - «Такой вы мне еще дороже!..»12.

Утром на другой день она сообщила матери, что стала невестой Куприна.

Александра Аркадьевна была шокирована этой неожиданной новостью. Ее очень возмутило и, скорее даже, обидело то, что дочь не спросила ее совета в таком серьезном вопросе. Кроме того, знакомство Марии и Куприна исчисляется всего лишь несколькими месяцами... Но уже через пару дней Давыдова пригласила их к себе и после серьезного разговора дала согласие на этот брак.

Вечером, в канун Нового года, Александр Иванович принес своей невесте обручальное кольцо, на внутренней стороне которого было выгравировано: «Всегда твой Александр. 31.12.1901 года».

Свадьба была назначена на февраль. Куприн сообщил о готовящейся женитьбе своей матери Любови Алексеевне, по-прежнему жившей в Москве во Вдовьем доме. Она ответила, что тоже счастлива, что он, наконец, женится, покончив со своей бродячей, скитальческой жизнью, что у него будет своя семья, свое гнездо.

3 февраля 1902 года, в день свадьбы, в столовой собрались только те, кто должен был провожать Марию в церковь: жена Мамина - Сибиряка (бывшая Машина гувернантка) посаженная мать — Ольга Францевна, посаженный отец - Михайловский и четыре шафера. Куприну полагалось встретиться с невестой только в церкви, но он пренебрег условностями и тоже ожидал Марию в столовой. При ее появлении Ольга Францевна спешно закрыла большую белую коробку, у нее на глазах были слезы

На вопрос Марии, что случилась, ответил Куприн:

«- Ольга Францевна не знала, что тетя Вера уже позаботилась о подвенечных цветах, и привезла еще одну коробку... Что ж, Маша, быть тебе два раза замужем. Такая примета. А в приметы я верю...»13.

Куприн снял небольшую комнатку недалеко от квартиры Давыдовой, чтобы Мария всегда была близко от своего родного дома.

Каждое утро после чая Куприн садился читать и править рукописи для «Журнала для всех», а Мария уходила к Александре Аркадьевне и проводила там весь день. К шести часам, когда Куприн возвращался из редакции, они обедали у тещи, а после обеда приходили к себе в каморку, и вечер принадлежал уже только им. Здесь в маленькой квартирке, Куприн делился с женой творческими замыслами, рассказывал о себе, о прошлых скитаниях, о том, что его близко затрагивало и волновало.

Рано утром 24 февраля 1902 года Александра Аркадьевна Давыдова скончалась от паралича сердца. После ее кончины Куприны заняли в ее большой квартире скромную комнату тетушки Марии - Бочечкаревой, которая уехала в Москву.

Куприн работал тогда заведующим отделом прозы в «Мире Божьем» и параллельно он задумал написать роман «Поединок», где главным действующим лицом будет он сам. Куприн рассказал Марии о своих планах, об огромной важности этой темы для него - бывшего военного. Он хотел освободиться от огромного груза впечатлений, накопленного годами военной службы. Этот роман должен был стать настоящей бомбой, брошенной в адрес царской армии, и единственный достойный ответ на него Куприн видел в запрещении «Поединка».

По вечерам Куприн рассказывал жене о своей военной юности, откуда он черпал материал для будущей повести. И в один из вечеров он приблизился к жене и спросил, не обидится ли она, если он расскажет ей о своей первой любви, это связано с его армейскими воспоминаниями. Мария нисколько не противилась, даже наоборот - ее задело скрытое недоверие Куприна о его первой любви, поскольку оно напрямую касается темы нашей работы. Более того, многие факты из этой истории позже найдут свое отражение в повести «Поединок».

История эта произошла тогда, когда Александр служил в Проскурове - типичном провинциальном городке, маленьком, заброшенном и сонном. Основная масса населения - городские обыватели: мещане, торговцы, служащие и т.п. Жизнь солдат и офицеров в такой глуши была гадкой, отвратительной, тоскливой. «Неужели вся моя жизнь пройдет так серо, одноцветно, лениво?»- спрашивал себя Куприн.

Однажды на большом полковом балу в офицерском собрании Куприн познакомился с молодой девушкой. «Как ее звали, не помню - Зиночка или Верочка, во всяком случае не Шурочка, как героиню «Поединка», жену офицера Николаева. Ей только что минуло 17 лет. У нее были каштановые, слегка вьющиеся волосы и большие синие глаза. Это был ее первый бал. В скромном белом платье, изящная и легкая, она выделялась среди обычных посетительниц балов, безвкусно и ярко одетых. Верочка - сирота, жила у своей сестры, бывшей замужем за капитаном. Он, состоятельный человек, неизвестно по каким причинам оказался в этом захолустье. Было ясно, что он и его семья — люди другого общества... »14.

В эту пору Куприн мнил себя поэтом и писал стихи. С увлечением наполнял разными «элегиями», «стансами» и даже «ноктюрнами» свои тетради, не посвящая никого в эту тайну. Но к Верочке он сразу почувствовал доверие и, не признаваясь в своем авторстве, прочел несколько стихотворений. Она слушала его с наивным восхищением, что сразу их сблизило. О том, чтобы побывать в доме ее родных, нечего было и думать.

Однако подпоручик «случайно» все чаще и чаще встречал Верочку в городском саду, где она гуляла с детьми своей сестры. Скоро о частых встречах молодых людей было доведено до сведения капитана. Он пригласил к себе подпоручика и предложил ему объяснить свое поведение. Всегда державший себя корректно с младшими офицерами, капитан, выслушав Куприна, заговорил с ним не в начальническом, а в серьезном, дружеском тоне старшего товарища. На какую карьеру мог рассчитывать не имевший ни влиятельных связей, ни состояния бедный подпоручик армейской пехоты, спрашивал он. В лучшем случае Куприна переведут в другой город, но разве там жить на офицерское жалование - сорок восемь рублей в месяц - его семье будет легче, чем здесь? Как Верочкин опекун капитан был готов дать согласие на ее брак с Куприным лишь в том случае, если он окончит Академию Генерального штаба и перед ним откроется военная карьера. И, как Николаев в «Поединке», Куприн засел за учебники и с лихорадочным рвением начал готовиться к экзаменам в академию. С мечтой стать поэтом он решил временно расстаться и даже выбросил почти все тетради со своими стихотворными упражнениями, оставив лишь немногие, особенно нравившиеся Верочке.

Летом 1893 года Куприн уехал из Проскурова в Петербург держать экзамены.

Экзамены шли гладко. Накануне сдачи последнего экзамена неожиданно поступило распоряжение генерала Драгомирова командующего войсками Киевского военного округа - о запрещении Куприну продолжать сдачу экзаменов и о немедленном отзыве его из Петербурга в полк. Причина такого начальнического гнева не до конца выяснена. По словам Ф.Д. Батюшкова, самого близкого друга Куприна, она заключалась в том, что незадолго до своего отъезда в Петербург Куприн нанес оскорбление полицейскому приставу, пытавшемуся в его присутствии обидеть девушку. Как рассказывает Батюшков (вероятнее всего, со слов самого Куприна), «этот эпизод произошел во время переезда на пароме»15. Жена писателя, Мария Карловна, придерживается другой версии. Встретив в Киеве товарищей по кадетскому корпусу, Куприн отправился с ними позавтракать в ресторане на барже, расположенном у берега Днепра. Околоточный велел освободить занятый офицерами столик, так как он уже был занят для пристава. Между офицерами и полицейскими чинами отношения всегда были натянутые. Знаться с полицией офицеры считали унизительным, и поэтому продолжали сидеть на своих местах. Околоточный вызвал хозяина и запретил ему принимать заказ. Тогда Куприн, взбешенный происшедшим, бросил его с баржи в Днепр: в воздухе мелькнули ноги околоточного, туша его плюхнулась за борт... Публика хохотала и аплодировала. Околоточный быстро выбрался на берег и, снова поднявшись на баржу, приступил к составлению протокола «Об утопии полицейского чина при исполнении служебных обязанностей»16. О происшедшем было доложено Драгомирову, который и воспретил подпоручику Куприну поступление в академию сроком на пять лет.

Мечты о блестящей военной карьере рушились, Верочка была потеряна.

Два бурных дня, проведенных в Киеве, основательно подорвали скудные средства подпоручика. Чтобы рассчитаться с хозяйкой квартиры и купить билет до Киева, Куприн продал револьвер. Когда он садился в вагон, в его кошельке оставалось несколько копеек. Увы, не очаровательная Верочка, а немолодая, увядшая дама, жена капитана, была в полку его музой... И оказался он с ней только потому, что молодым офицерам было принято непременно «крутить» роман... Над теми, кто старался избежать этого, изощрялись в остроумии.

О своем первом любовном опыте Куприн расскажет в «Поединке», о героинях которого, Шурочке Николаевой и госпоже Петерсон мы еще поговорим подробно в следующей главе работы.

Но вернемся в уютную комнатку к молодоженам Марии и Александру Куприным. Рассказ мужа Мария выслушала молча. Ее немного задело простодушие, с которым он рассказывал ей о подробности своей давней интимной жизни. Но скоро обида прошла: Куприн был с ней чрезвычайно внимателен, предупредителен и нежен. Он готовился стать отцом, и оберегал жену с отеческим вниманием и заботой.

3 января 1903 года у Марии Карловны родилась дочь Лидия.

Однажды вечером Куприн читал Марии Карловне написанные им новые главы «Поединка», четко следя за ее реакцией, даже за выражением лица: вкусу жены Куприн верил беспрекословно. В один день он добрался уже до пятой главы, рассказывающей о встрече Ромашова с Назанским.

«Пройдет двести-триста лет, и жизнь на земле будет невообразимо прекрасна и изумительна. Человеку нужна такая жизнь, и если ее нет пока, то он должен предчувствовать ее, мечтать о ней.

- Вы говорите, через двести-триста лет жизнь на земле будет прекрасна, изумительна? Но нас тогда не будет, - вздохнул Ромашов».

На лице Марии Карловны отразилось недоумение, и Александр Иванович остановился.

- В чем дело, Маша? Тебе не нравится?

- Да нет, мне все это нравится, но я не понимаю, почему в монолог Назанского ты вставил Чехова?

- Как Чехова? - вскрикнул Куприн и побледнел.

- Но это уже у тебя почти дословно из «Трех сестер». Разве ты не помнишь слова Вершинина?

- Что? Я...я, значит, взял у Чехова?! Он вскочил. Тогда к черту весь «Поединок»... - И, стиснув зубы, разорвал рукопись на мелкие части и бросил в камин. Не сказав более ни слова, Куприн вышел из комнаты. Домой он вернулся только под утро»17.

В течение нескольких недель Мария Карловна без ведома Куприна склеивала папиросной бумагой отрывки рукописи. Работа была очень кропотливой, требовавшей большого внимания, и восстановить рукопись удалось только потому, что Мария Карловна хорошо знала содержание глав. Черновиков у Куприна не было: он уничтожил их, как варианты своих произведений, чтобы они больше не попадались ему на глаза.

Месяца через три Куприн признался жене извиняющимся тоном, что в порванной рукописи было кое-что недурно написано и что ему жаль этих уничтоженных страниц. Мария Карловна молча подошла к бюро и вынула из ящика, страницы, восстановленные ею. Куприн был по-детски счастлив. Он бросился целовать жену. Он перебирал страницы, смеялся детским смехом и целый день ходил в приподнято-торжественном настроении.

Странное дело! Внешне все шло у них прекрасно, лучше некуда. Росла Лидочка – Люлюша, радуя ласковостью, пытливостью, вызывая острые отцовские чувства. Но Мария Карловна... От чего же она временами так раздражала его? Властная, волевая, слишком рациональная. Эти мысли овладевали Куприным все чаще. Об этом же он думал, направляясь к Мамину - Сибиряку, чтобы развеяться от владевшей им ипохондрии.

Поднимаясь по лестнице, Куприн вдруг поймал себя на том, что смутное волнение, ожидание чего-то, неясное и тревожное, охватило его.

Ему открыла дверь девушка в костюме сестры милосердия, темноволосая, с бледно-матовым точеным лицом и большими серьезными глазами. Глядя в землю, на ходу она сообщила, что Дмитрий Наркисович себя чувствует очень плохо, что ночью он перенес сердечный приступ.

«– Не знаю, как жив остался, - увидев Куприна, сказал Мамин – Сибиряк. – Если бы не Лиза, быть бы мне в селениях райских...

– Какая Лиза? – удивился Куприн.

– Да разве ты ее сейчас не встретил?

Сестра милосердия? Так это Лизочка? Сестра твоей покойной Маруси? Как она выросла! Какая красавица!

– Смотри не влюбись... Дмитрий Наркисович быстро и внимательно поглядел на гостя.

Куда там! – добродушно засмеялся Куприн. - Она прошла и даже глаз на меня не подняла.

– Девушка очень волнуется... Уезжает на Дальний Восток на войну... Отправляется по своему желанию...»18.

Поговорили на расхожие темы: о войне, о первых поражениях.

Куприн провел у Мамина целый день, чувствуя с возрастающим удивлением, что Лиза, не шутя, волнует его. Он корил себя за то «нелепое» чувство, которое зародилось в нем, ведь он на много лет старше Лизы и, кроме того, он - отец семейства, муж. Но, уезжая, просил Лизу написать о себе оттуда, с Дальнего Востока. Что-то тронулось - он чувствовал это - в душе, словно ему было обещано, что полоса неприятностей кончается, обещая впереди свет.

2 июля 1904 года не стало Чехова, друга и учителя Куприна. Его смерть выбила Куприна из рабочего настроения, и он снова, уже не впервые, отложил рукопись «Поединка».

Он приехал к жене в Крым, в Балаклаву, где она снимала три комнаты, после крупной размолвки, почти разрыва. В Петербурге в литературных светских салонах уже поговаривали об их разводе, жалели Марию Карловну и порицали Куприна за его несносный характер, вспыльчивость, неуживчивость. А он, притихший, подавленный, начинал и бессильно бросал очерк о Чехове - никак не получалось: Куприн комкал, швырял листы. Он опасался быть излишне сентиментальным, и в то же время, не мог писать сухо и холодно. Когда очерк «Памяти Чехова» был, наконец, закончен, он вернулся к рукописи «Поединка».

Накануне отъезда в Петербург Мария Карловна решительно заявила мужу, что им невозможно возвращаться вместе. Все уже знают об их разрыве, и с этим мнением придется считаться. Мария Карловна решила, что Куприн снимет себе холостую комнату, гарсоньерку, и будет работать над «Поединком», а она станет навещать его, но и он может приходить к ней, но только так, чтобы их не видели вместе. Комнату Куприн снял на Казанской улице, недалеко от Невского. Вечером, поработав над рукописью, он шел домой, в квартиру Давыдовых. Поднимался по черной лестнице, проходил через кухню в коридор в комнату Марии Карловны, чтобы не встретиться с ее знакомыми, которые в столовой могли пить чай или ужинать после театра. Утром, после завтрака, он уходил к себе на Казанскую. Когда работа над «Поединком» у Куприна пошла еще медленнее, Мария Карловна перестала мириться с этим и после его очередного кутежа она непреклонно заявила, что больше не намерена мириться с таким положением дел, поэтому запретила ему приходить домой без новой главы «Поединка». Теперь домой «в гости» Куприн приходил отдыхать только тогда, когда у него была написана новая глава или хотя бы часть ее. Однажды он принес Марии Карловне несколько старых страниц. Утром она заявила ему, что так обманывать ее ему больше не удастся - и распорядилась укрепить на внутренней двери кухни цепочку. Куприну приходилось, прежде, чем попасть в квартиру, просовывать в щель рукопись и ждать, пока она пройдет цензуру Марии Карловны. Если это был новый отрывок из «Поединка», дверь отворялась. Куприн молча страдал. Болезненно самолюбивый, он чувствовал себя униженным вдвойне, работа валилась из рук. А побывать в семье ему очень хотелось, и он опять приходил со старыми страницами, надеясь, что Мария Карловна их забыла. Но она не пускала его в дом, несмотря на мольбы, даже слезы. Занятый работой над «Поединком», Куприн чувствовал себя ослепшим и оглохшим: все, что творилось на улице, не долетало до него. И кровавые события 9 января 1905 года застали его совершенно врасплох: сперва подавили, а потом вызвали гнев и ярость. Что же касается Марии Карловны, то она в последнее время частенько выполняла поручения легального марксиста, критика Миклашевского – Неведомского и его друзей: то ей передавался на хранение какой-то пакет, то через нее назначали явки. Однажды Куприн, зайдя к ней, увидел странного незнакомца, который сразу попытался скрыться от глаз писателя. Мария Карловна не сказала, кто этот человек. Лишь позже она призналась мужу, что тем человеком был Гапон, которого прятали от полиции в ее доме.

Все имеет свой конец, и к середине 1905 года Куприн закончил «Поединок». Завершение такой серьезной работы немного расслабило Куприна. И как-то, прогуливаясь по берегу Невы и обдумывая итоги своей работы, он услышал за спиной знакомый голос Мамина – Сибиряка: – Слышал, слышал, что написали отличную вещь. Поздравляю!

– Спасибо, Дмитрий Наркисович, – ответил Куприн и, взяв под руку, с внезапной для себя живостью спросил: – Что слышно о Лизе Гейнрих? Ничего не стряслось? Мамин помрачнел.

– Скверная история. Представьте себе: сперва, тяжелейший путь до Мукдена. В иркутском туннеле поезд попал в катастрофу - первые жертвы. Потом полевой госпиталь... Лизочка вела себя самоотверженно, была награждена несколькими медалями. Ну а дальше самое неприятное...

– Что? Ранена? Попала в плен? – в страхе сказал Куприн.

– Другая катастрофа, личная. Полюбила молодого врача, грузина. Они обручились. А вы знаете, как чиста и добра Лизочка! И вдруг жених на ее глазах избивает беззащитного солдата и как – с увлечением, со смаком. – Мамин помолчал. Словно взвешивая слова, и затем произнес тише, глуше: – Она была так потрясена, что чуть не покончила с собой. Конечно, порвала с женихом и теперь снова живет у нас. Кстати, она спрашивала, как вы, что пишите... Подарите ей «Поединок», когда он выйдет.

Куприн был потрясен услышанным. Эта тоненькая и чистая девушка, стала очевидцем того, о чем Куприн писал в своей повести! Каково же было ей, если этого не смог вынести даже подпоручик Ромашов. После этого Лиза стала Куприну еще ближе и дороже, и мысли о ней стали посещать его все чаще.

Так, разговаривая о том, что волновало их обоих, Куприн и Мамин–Сибиряк заглянули по предложению последнего в «ресторанчик» «Капернаум». Несмотря на вывеску «ресторан», «Капернаум» оказался обычным трактиром, куда входили прямо с улицы, в пальто и калошах. Куприн пытливо оглядывал каждого посетителя, пытаясь определить его профессию, склад ума и характер. Алкоголь постепенно делал свое дело: незнакомые люди открывались друг другу, делились возвышенными мечтами и низменными помыслами.

С той поры Куприн зачастил в «Капернаум». Но писать он садился неохотно: не от простой лености, часто на него накатывалась апатия и все собственные писания казались слабыми. От рабочего стола его постоянно отвлекали или общение с людьми, или внутренний труд, у него постоянно рождались и двигались мысли, с которыми он не хотел расставаться. Кроме того, Куприн был глубоко несчастен: ему казалось, что жизнь загнала его в тупик, послав ему встречу с Лизой, о любви которой он мог только мечтать, не находя выхода своим душевным мукам. И с каждым днем ему было все сложнее успокаивать свои чувства.

Дошло до того, что Куприн третий день не являлся домой, загуляв с цыганами. Он снял огромный номер в «Большой Московской» гостинице, где и поселился вместе с табором. Когда к нему наведался Вересаев, он не узнал Куприна: хмельной, распухший, с растрепанными волосами. Вокруг него пели, плясали цыгане. Все: жена, семья, литература, собственное творчество казалось ему в эти минуты дурным, плоским, незначительным. Душа просила воли, простора, забвения себя. Вересаев бесстрастным голосом принялся отчитывать Куприна:

«- Что вы с собой делаете? Не жалеете семью, так хоть себя пощадите. На вас смотрит вся читающая Россия, а вы... Вы черт знает, чем занимаетесь!

Куприн пьяно с тоскливой злобой поглядел на него.

- Ах, эта писательская судьба - чертовски сложная жизнь, когда за удачу приходится платить нервами, здоровьем, собою едва ли не больше, чем за неудачу, поражение. Как же, есть род окололитературной братии, которому извне, из их завистливой галерки, все видится по-иному: Куприн получает бешеные гонорары, Куприн - пьяница, дебошир, гуляка, Куприн - грубиян. Необразованный человек, бывший офицер... Куприн облил горячим кофе Найденова и разорвал на нем жилет... Куприн приткнул вилкой баранью котлету к брюху поэта Рославлева, при этом стал ее резать и есть, после чего оба плакали... А-а-а! Он оглянулся маленькими, налитыми кровью глазами.

– Вспомните, наконец, что вы отец и муж, - заговорил Вересаев. – Муж? И все обидное, что перенес за эти годы Куприн от властной Марии Карловны, вдруг с мерзкой отчетливостью представилось ему. Он вспомнил, как она не пускала его в свою петербургскую квартиру без новой главы «Поединка». Как на даче под Лугой ударила его, беспомощно-пьяного, графином, как расчетливо играла на его чувстве к маленькой дочери Люлюше, как, желая поссорить с Батюшковым, намекала, будто Федор Дмитриевич в отсутствие Куприна пытался ухаживать за ней...

Он повернулся и на тяжелых ногах пошел в номер, рыча: «Вон! Все вон! Уходите!».

Вернувшись домой, Куприн объявил, что в Петербурге работать невозможно, что он отправляется в имение Батюшкова Даниловское и хочет взять с собой из Москвы мать Любовь Алексеевну. С ним собралась ехать и Мария Карловна с дочкой Лидой, присматривать за которой было предложено Лизе Гейнрих.

Сам Куприн старался заглушить в себе намек на чувство, которое давно уже жило в нем к этой изящной, простой и доброй девушке, но даже показное равнодушие давалось с огромным трудом. Случайное прикосновение к платью Лизы, встреча взглядов вызывали внутренний электрический разряд. Скрывая напряженность, Куприн старался шутить, балагурить, придумывать забавы не только для четырехлетней Люлюши, сколько для самой Лизы.

Лиза обожала Люлюшу, дочь Куприна. Она придумывала для нее смешные игры, фантазировала и смеялась, будто сама была ребенком. Это покоряло Куприна еще больше: по сравнению с серьезной, рациональной Марией Карловной Лиза была живой и непосредственной, она напоминала ему свежий полевой цветок, выросший под чистым небом и согретый ласковыми лучами весеннего солнца, тогда как его жена была больше похожа на величественную гордую розу, усыпанную шипами, которую вырастили в теплице заботливые людские руки. Да, роза красивый цветок, но так ли он мил и беззащитен, застенчив и ласков, как полевая ромашка или, например, василек?..

Куприн так полюбил Лизу, что уже не мог скрывать своего чувства. Первым, кто узнал об этой любви, был Батюшков, приехавший в Даниловское «погостить». Как-то, блуждая по имению и восхищаясь красотой природы, Батюшков воскликнул:

«– Как красиво! - И добавил: - Красота движет миром!

– О нет! - пылко возразил Куприн. - Миром движет любовь. Только любовь!

– Под красотой я разумею не просто эстетическое чувство, - пояснил он, - но все прекрасное, что умещает в себе наше «я»: общественное благо, мировую справедливость и мировую душу...

– Простите, Федор Дмитриевич, но в ваших возвышенных границах мое «я» чувствует себя так же, как прошлогодний клоп, иссохший между двумя досками. Мое «я» требует полного расширения всего богатства моих чувств и мыслей, хотя бы самых порочных, жестоких и совершенно неприятных в обществе. И конечно, требует любви... Любовь – это самое яркое и наиболее понятное воспроизведение моего «я»... Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте, не в голосе, не в красках, не в походке, не в творчестве выражается индивидуальность! Но в любви! Вся вышеперечисленная бутафория только и служит, что оперением любви...

«Э, друг мой!» - удивился Батюшков. - Вы говорите так романтически, словно сами влюблены, влюблены юношески...

– Так оно и есть... Я люблю Лизу Гейнрих...

– Бог мой! И это серьезно?

– Как никогда в жизни, - упрямо проговорил Куприн. - И не знаю, что мне делать. Посоветуй, Федор Дмитриевич!

– Ты говорил ей об этом? - Батюшков внимательно поглядел на Куприна.

- Нет... Может быть, она о чем-то и догадывается, но у меня не хватает сил.

- Ты обязан с ней объясниться! Понимаешь? Это совершенно необходимо сделать, чтобы не быть в двусмысленном положении...»21.

Поздно вечером того же дня Куприн назначил свидание Лизе в парке возле пруда. После пылких слов Куприна Лизу охватила паника «Она была слишком честной, ей совсем не было свойственно кокетство. Разрушать семью, лишать Люлюшу отца казалось ей совершенно немыслимым, хотя и у нее зарождалась та большая, самоотверженная любовь, которой она впоследствии посвятила свою жизнь. Лиза обратилась в бегство. Скрыв от всех свой адрес, она поступила в какой-то далекий госпиталь, в отделение заразных больных, чтобы быть совсем оторванной от мира»22.

В феврале 1907 года для друзей Куприных стало ясно, что супруги несчастливы и что разрыв неизбежен.

Куприн бушевал. Он переезжал из роскошных ресторанов в затрапезные кабачки вроде «Давыдки» и «Капернаума», пил в «Вене», гулял с цыганами... Лиза Гейнрих исчезла. Все розыски, предпринятые Куприным, оказались безуспешными. Куприн заливал свое горе водкой: утром он погружался в мутно - сладостный водоворот похмелья. За завтраком с водкой обсуждался только один вопрос: куда отправится сегодня.

Куприн вскочил на стол и принялся топтать по нему, разбивая крепкими ногами рюмочки, стаканчики, бутылки. Друзья, сидя на стульях, хлопали в ладоши. Куприну вдруг представилось, что он в Даниловском танцует на елке, а навстречу идет Батюшков. Батюшков помог ему слезть со стола.

За то время, пока Куприн мучался и страдал от горя, Федор Дмитриевич разыскал Лизу и уговорил ее вернуться к Куприну, приводя именно те аргументы, которые и могли ее поколебать. «Он говорил ей, что все равно разрыв с Марией Карловной окончателен, что Куприн губит себя и что ему нужен рядом с ним именно такой человек, как она.

Спасать было призванием Лизы, и она согласилась, но поставила условием, что Александр Иванович перестанет пить и поедет лечиться в Гельсинфорс»23.

19 марта 1907 года Куприн пишет Батюшкову, что Мария Карловна, вопреки воле Куприна, уже выпустила объявление о выходе «Поединка», и это может повредить его денежным делам, «... или, может быть, она это делала нарочно, назло, из упорства и мстительности? С нею ведь все возможно предполагать...»24. Куприн возмущен тем, что она на каждом шагу «сует» ему Люлюшу: «Это и выгодно и выставляет ее в привлекательном свете - любящей матери, оставленной негодяем – мужем. Я для Люлюши готов сделать решительно все, что в моих силах. Что же касается Елизаветы Морицовны..., то она Люлюшу любит чуть ли не больше, чем я, и всякий намек на то, чтобы девочку ограничить чем-нибудь, ее возмущает. Но ведь сама-то жизнь Люлюши при ней будет несчастная. М.К. только притворяется любящей матерью. Что она бросала девочку целыми днями и месяцами на тетю Лизу, это еще ничего - Лиза любит и до сих пор девочку... Но М.К. оставляла ее на попеченье вздорной, изломанной горничной, на попечение со всеми трюками бонны - немки со звериной мордой, крашеными волосами, лет 50-ти и в корсете. Вся ее забота о Люлюше заключалась только в том, что она по утрам брала ее в грязную постель и давала ей играть косой, или, уезжая из дома, дразнила ее: «А мама уезжает, бедная мама, а тебе не жаль мамы?»25 и т.д.

В этом же письме Куприн говорит Батюшкову, что очень дорожит его дружбой, и никогда бы не смог дурно говорить о нем: «Иногда я бывал несправедлив к тебе, но только тогда, когда М.К. уверяла меня, что ты был ее любовником. Я не верил, но впадал в сильное бешенство.

Она выдумывала про тебя дурацкие анекдоты, выдумывала прозвища и через день ссылалась на меня!»26.

Куприну было очень неприятно вспоминать все, что касалось Марии Карловны, особенно первое время после развода. Но рядом с ним была теперь другая женщина, и это помогало ему отвлечься от горьких воспоминаний и быть счастливым. Кроме того, в 1908 году у них рождается дочь - Ксения. Именно в это время, находясь на душевном подъеме и чувствуя себя по-настоящему счастливым, Куприн воплощает в жизнь свой давний замысел. Он создает шедевр мировой литературы – повесть «Суламифь», до сих пор пленяющую читателей своим неповторимым очарованием и прославлением высокой и чистой любви.

Счастье, всеохватывающее бурное чувство, близость любимой и любящей женщины. Но покой не приходил. Теперь, когда Куприн ясно понимал, что закладываются основы простого и прочного быта, семьи, особенно остро ощущались отсутствие очага, дома. Куприн мечется по России, ненадолго останавливается то в Гурзуфе, то в Гатчине, то в Ессентуках, куда его загоняет ревматизм, то задерживается в Житомире, где в это время была его любимая сестра Зинаида Ивановна Нат. В этот сравнительно короткий период кочевья, переездов, нахлынувших забот он пишет много и вдохновенно: «Суламифь», «Изумруд», начало «Листригонов», первую часть «Ямы»...

В Гатчине Куприн подыскал для покупки усадебку - дом на Елизаветинской улице.

«- Представляешь, Лизонька, - радовался он по-детски, - у нас будет дом на улице, которая названа в твою честь!..»27.

Домик был уютный, зеленый, в пять комнат, с большой террасой, окруженный тополями, с небольшим садиком и даже с огромным псом Малышом, которого оставил прежний хозяин. Вообще в гатчинском зеленом домике было множество животных: собаки, кошки, обезьяна; во дворе в деревянных и каменных пристройках - лошади, козы, медвежонок, куры, гуси. Перед домом Куприн разбил цветник, который благоухал на всю Елизаветинскую улицу.

А каким раем оказалась Гатчина для маленькой Ксении - мир животных и растений, прогулки с отцом по парку Приорат, ужение рыбы и плавание... Куприн любил дочь своеобразной «купринской» любовью. Он ненавидел всякое сюсюканье и «цацканье». Дети, даже самые маленькие, были для него существами с очень сложным, глубоким и ранимым естеством. Входить в их мир легкомысленно, по-шутовски и лицемерно он считал преступлением. Именно в таком подходе Куприн видел причину исконного разлада между детьми и взрослыми.

Наступил 1914 год. Чтобы помочь своей стране в войне, Куприн по предложению Елизаветы Морицовны решают устроить в своем доме скромный, на 10 коек, госпиталь. Сам Куприн стремился стать участником войны, попасть прямо «в дело», как и большинство русских литераторов и деятелей искусства, он воспринял эту войну, как, безусловно, освободительную, справедливую. Однако осуществиться этой мечте не удалось: 44-летний писатель после нескольких месяцев службы в Финляндии возвратился домой, похудевший и растерянный: это было разочарование в своих физических возможностях, в своем здоровье. Но Елизавета Морицовна, в душе жалея его, все же радовалась, что Куприн теперь дома, с ней и дочкой, где она вновь, как и десять лет назад, облачилась в костюм сестры милосердия. Маленькую форму сшили и пятилетней Ксении.

Купринский лазарет всегда был полон. Тон установился серьезный, деловой; в отношениях суровая и тонкая деликатность. Солдаты большей частью были люди душевные, милые. Куприн и его жена надолго запомнили их имена и гадали потом: как сложилась их судьба после войны.

Февральская революция 1917 года застала его в Гельсингфорсе, откуда он немедленно выехал в Питер. В этих событиях Куприн видел подтверждение своим мечтаниям о будущей свободной и сильной России. Он становится темпераментным газетчиком – публицистом, редактором эсеровской газеты «Свободная Россия». Из-под его пера выходят пламенные строки, обжигающие своим патриотическим, гражданственным накалом.

Но разруха, страшная разруха, надвигающая на страну, пугает и ужасает Куприн. Разруха уже стучалась в их дом: деньги ничего не стоили, а Елизавета Морицовна уже заложила в ломбард свои скромные драгоценности - брошку, серьги, три кольца, брелок и цепочку.

Вечерами за кофе, сваренным из сухой морковной ботвы, Куприн подолгу рассуждал о происходящем с Елизаветой Морицовной. Они жалели тех, кто вынужден был покинуть Россию и эмигрировать.

«– Нет, нет, никуда из нашей Гатчины мы не двинемся, – твердила жена.

– Да, Лизанька, – подхватывал, горячась, Куприн, – эмигрантов можно только пожалеть. Вот мы – голодные, босые, голые, но на своей земле. А они? Безумцы! На кой прах нужны они в теперешнее время за границей, не имея ни малейшей духовной опоры на своей родине!..

– Им не позавидуешь, – качала головой Елизавета Морицовна». «Как она сжалась, уменьшилась от переживаний и недоедания – с грустной любовью подумал Куприн»28.

Между тем грозные события 1919 года не обошли Гатчину. В октябре в Гатчину вступил полк генерала Глазенапа. От одного из знакомых, Куприн узнал, что в списке, составленным большевиками его имя было одним из первых кандидатов в заложники и для показательного расстрела.

Куприн сделал свой выбор. После встречи с генералами Красновым и Глазенапом он дал согласие редактировать газету северо-западной армии «Приневский край». Это яростная антисоветская газета, в которой твердилось о близкой победе Юденича.

Война, которую вели белые против целого народа, была бессмысленной, обреченной. После широкого контрнаступления красных войска Юденича отошли в сторону Ямбурга, а затем - Нарвы. Началось паника. Впечатлениями горькими и страшными, Куприн был сыт по горло. Он видел зверства, кровь, подлость. Видел, как в пору голода гибли сироты, видел, как жирные пайки, посылавшиеся из Канады юго-западной армии, текли мимо голодных солдатских и беженских ртов в воровские интендантские чрева; видел, как в ноябрьскую стужу примерзали к полу загонов и умирали в муках раненые... Теперь неумолимая логика гнала его прочь за пределы возлюбленной им России.

Куприн с трудом отыскал семью, затерявшуюся в потоке беженцев, в самом Ямбурге, где «мешочничала» голодная Елизавета Морицовна. Уезжая, Куприн взял с собой лишь томик Пушкина, фотографии Толстого и Чехова, кое-что из белья. Ему не удалось захватить даже рукописи... При содействии Бунина Куприны поселились в Парижском квартале Пасси, облюбованном русскими эмигрантами, которые говорили: «Живем на Пассях». Одиннадцатилетнюю Ксению отдали в интернат монастыря «Дамы Провидения». Девочка жестоко страдала, видя родителей только в субботу и воскресенье: чужой язык, быт, едва ли не средневековые нравы. Но еще более страдал сам Куприн. Он очень переживал разрыв с Родиной, и на этой почве похудел, осунулся, постарел.

Двери купринской квартиры «на Пассях» всегда были распахнуты настежь: бесконечные гости осаждали писателя. Вся эта разношерстная, часто голодная эмигрантская братия мешала работе и форменным образом разоряла Куприных. Елизавета Морицовна, которая и раньше никогда не заботилась и не думала о себе, почти разучилась улыбаться.

Бывшая жена Куприна - Маша, Муся, Мария Карловна, - и их дочь Лида зовут его вернуться, обещают возможность спокойного творчества и трудовой, безбедной жизни. Прошлые обиды с годами забылись, а осталось уважение, дружеская симпатия. Мария Карловна, теперь уже не Куприна, а Иорданская, жена видного большевика, назначенного советским послом в Италии, и Куприн продолжали переписку, несмотря на их семейный разрыв. Они остались друзьями надолго; и их переписка доказывает это: каждая строка в них согрета уважением и дружеской поддержкой. А поддержка Куприну была нужна. Здесь, в эмиграции, его творчество стало ненужным. Для кого писать? Кто продолжит его дело? В конце концов, как писать о России, находясь вдалеке от нее? Оставалось одно – воспоминания.

Чуткая и самоотверженная Елизавета Морицовна с болью следила за тем, как гаснет в Куприне писатель. На ее хрупкие плечи легли теперь все житейские невзгоды – все муки за неоплаченные долги и добывание денег «хоть из-под земли» не только для собственной семьи, но и для нуждающихся друзей и знакомых. Видя, как тяжело Куприну писать на чужбине, как непостоянны заработки некогда знаменитого писателя, она решила заняться коммерцией. В 1926 году Елизавета Морицовна вместе с профессиональным мастером открыла переплетную мастерскую. В ее обязанности входило финансирование машин и сырье, а также сбор заказов.

Коммерческая затея отважной, но непрактичной женщины кончилась плачевно: компаньон оказался пьяницей, заказы не выполнялись в срок и мастерскую пришлось очень скоро закрыть. Тогда, продав переплетные машины, Елизавета Морицовна сняла маленькую лавочку на улице Эдмонда Роже, где устроила книжный и писчебумажный магазинчик. Чтобы ей не ездить далеко, Куприны перебрались на эту улочку, тихую и патриархальную. Однако очень мало народу заходило за книгами, и купринская лавочка прогорала. К тому же хозяйка, слабо знавшая французский, не могла толком объяснить покупателям, порекомендовать им новинку, посоветовать, что приобрести. Французские книжки постепенно заменялись старыми русскими, и лавочка превратилась в библиотеку. Когда аренда лавочки оказалась непосильной, стеллажи с книгами перекочевали прямо в квартиру Куприных и разместились в столовой. Расчет был нехитрый, рожденный все той же бедностью: «на Куприна» придут...

«Главную смену проводила Елизавета Морицовна, в качестве второго библиотекаря привлекли молодого писателя Николая Рощина. Иногда за дело брался и сам Куприн. Вот тут-то ему приходилось туго. Куда бы еще ни шло с автографами к книгам – нет, хлынули всякие господа с потными руками, но трубным голосом и однообразными приглашениями: зайти, выпить, «поговорить». И конечно, больше, чем от желания угостить, было здесь от особого, похоронно-свадебного честолюбия – похвастаться потом:

– Опять вчера с этим, с Куприным, долбанули... Здорово, черт его, пьет!..

И еще одна пришла египетская казнь – бесконечные поэты, мемуаристы, дебютанты, решившие писать, потому что больше нечего делать»29.

Куприн страдал молча, жалея больше себя жену, которая ночами перешивала любимой дочери платья, поднимала петли на чулках. Ксения все больше отдалялась, уходила в свой мир: манекенщица, киноактриса. Вечерами за ней приезжали веселые компании в дорогих автомашинах. А дома частенько был выключен газ и электричество за неуплату. Почти все гонорары уходили на престижные туалеты.

Куприны теряли друзей. В 1923 году в Советскую Россию вернулся Алексей Толстой. 29 сентября 1930 года скончался Илья Репин. 5 августа 1932 года скончался Саша Черный. В этом же году в безотрадный мир больниц и убежищ, испытывая притеснения и настоящую нищету, ушел Константин Бальмонт. Куприн хотел умереть дома, в России. «Если люди, которые по глупости или отчаяния утверждают, что и без родины можно или что родина там, где ты счастлив... Мне нельзя без России. Я дошел до того, что не могу спокойно письма написать туда... Ком в горле!»30.

В Париже, на Северном вокзале, перед тем, как сесть в московский поезд, Куприн сказал:

«– Я готов пойти в Москву пешком...»31.

На его отъезд в печати откликнулись многие писатели старшего поколения, в том числе Н.А. Тэффи:

«- Е.М. Куприна увезла на родину своего больного старого мужа. Она выбивалась из сил, изыскивая средства спасти его от безысходной нищеты. Давно уже слышались крики - призывы! «SOS! Куприн погибает!» Для них собирали, вернее, выпрашивали гроши.

Всеми уважаемый, всеми без исключения любимый, знаменитейший русский писатель не мог больше работать, потому что был очень, очень болен. И он погибал, и все об этом знали...»32.

Через 6 лет, 25 августа 1938 года, находясь в России, в Петербурге, Куприн скончался на руках у своей жены, которая пережила его всего на пять лет. Она погибла во время блокады Ленинграда.

Лизанька, Лиза, Елизавета Морицовна, хрупкая, но удивительно самоотверженная и сильная духом женщина, была верной спутницей Куприна более, чем 30 лет. Точнее было бы сказать не спутницей или женой, а ангелом - хранителем, который всегда с тобой. Она была рядом все страшные годы военных и революционных потрясений; она была рядом с ним в последние минуты его жизни. Вся ее жизнь – это самопожертвование: она и в обычной жизни оставалась сестрой милосердия. Но это не значит, что ею двигало только чувство слепого долга, вовсе нет: она любила Куприна всем сердцем, но говорить об этом она старалась не часто, ведь так сложно выразить словами то, что чувствует сердце, «мысль изреченная есть ложь». Елизавета Морицовна не искала для себя лучшей доли, не жаловалась на трудности, на горечь своей судьбы, она просто была рядом, шла рука об руку по жизни, щедро отдавая свое душевное тепло, заботу, любовь, которая с годами становилась все крепче. Быть может, именно о такой любви Куприн устами генерала Аносова сказал в рассказе «Гранатовый браслет», что она «единая, всепрощающая, на все готовая, скромная и самоотверженная», которая бывает только раз в тысячу лет.

ГЛАВА II ЭВОЛЮЦИЯ ЛЮБВИ В ПРОЗЕ А.И. КУПРИНА: ДУХОВНОЕ ВОЗВЫШЕНИЕ И МОРАЛЬНОЕ ПАДЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ В ЛЮБВИ

1. Повесть о любви, которая «никогда не пройдет, никогда не забудется»:

а) любовь - самопожертвование, высочайший порыв души

На протяжении всего своего творчества Куприн – художник тяготел к раскрытию ценности естественных чувств человека, не искаженных современным обществом, и любви как вечного светлого начала, которое способно возвысить душу любящего. Способностью к такой любви Куприн наградил героинь рассказов и повестей «Олеся», «Суламифь», «Впотьмах», «Осенние цветы», «Сентиментальный роман» и др. Куприн показывает нам женщин, жертвующих собой во имя любви и счастья любимого человека.

С одной из таких героинь мы встречаемся в ранней повести Куприна «Олеся» (1898). Уже в самом ее имени есть что-то поэтическое. И вся повесть развертывается, как романтическая поэма, отнюдь не уводящая, однако, от реалистической суровой темы «страшного мира», где красота становится жертвой корыстолюбия и социального неравенства. В повести этому противопоставляется мир естественных человеческих отношений, мир лесной сказки.

«В лице Олеси в литературу входил свежий, новый, романтически окрашенный, поэтический образ простой деревенской девушки, нравственно и физически красивой, своенравной по характеру, совсем не похожей на дам «благородного» общества»33 – читаем в монографии Ф.И. Кулешова, посвященной жизни и творчеству А.И. Куприна.

Обаяние и прелесть купринской героини из Полесья заключалось, прежде всего, в оригинальной красоте ее внешнего облика, ее лица: в ней одинаково пленительны и свежий голос с неожиданно низкими бархатными нотами, и врожденное изящество движений, и отсутствие жеманства и кокетничанья, и умение держать себя скромно и непринужденно. Олеся - исключительная, «естественная» личность. Внешним и внутренним обликом «дочь лесов» Олеся напоминает Марьяну из «Казаков» Л. Толстого. Отношения между цельной «самобытной» натурой и «посланцем» цивилизованного мира тоже сближает повести писателей. Но автору «Олеси» близок пафос толстовской «Власти тьмы». Полесская деревня у Куприна «окутана тьмой», разобщена, ожесточена. Естественную красоту человека он связывает лишь с жизнью природы, полным отъединением от всех общественных условий34.

Кроме Олеси, все участники событий - крестьяне, полесовщик Ярмола, бабка Мануйлиха, городской интеллигент Иван Тимофеевич – воспитаны определенной социальной средой, скованы ее законами, очень далеки от совершенства. Сначала душевная ограниченность Ивана Тимофеевича завуалирована. Он будто мягок, искренен. Олеся, тем не менее, говорит ему: «Доброта ваша не хорошая, не сердечная»35 (11,273). Ее избранник по бездумному эгоизму действительно приносит девушке страдания.

Одна Олеся, взлелеянная матерью – природой, выросшая вдали от фальшивых устоев, сохраняет в чистом виде врожденные дарования. Автор явно романтизирует этот образ. Но поведение Олеси, психологически тонко мотивированное, позволяет понять реальные перспективы жизни. Наделённая небывалой силой душа вносит гармонию в заведомо противоречивые отношения людей. Столь редкая способность выражается в беззаветной любви девушки к Ивану Тимофеевичу. Она как бы возвращает, хотя и ненадолго, утраченную им естественную полноту переживаний. Образ умной и суеверной, гордой и скромной, влюбленной в дремучий лес, в птиц и животных, красавицы Олеси – воплощение большого, чистого и благородного чувства. Даже герой повести Иван Тимофеевич – довольно обычный купринский герой с несколько аморфным характером – под влиянием этой загадочной лесной девушки поднимается, пусть на время, до какого-то просветленного душевного состояния и, кажется, почти готов переродиться, то есть стать благородно-простым и цельным человеком.

Любовь Олеси – простая и глубокая, нежная и чувственная, как природа. Эта любовь «языческая», но стыдливо-целомудренная даже в своих чувственных проявлениях. И вместе с тем, это любовь открытая и страстная. Когда при первом знакомстве с ней Иван Тимофеевич сказал, что и для нее наступит время любви, в Олесе заговорило гордое и свободное сердце: «Ну что ж – и полюблю! – сверкнув глазами, с вызовом ответила Олеся. – Спрашиваться ни у кого не буду...» (11,284). Она говорит Ивану Тимофеевичу: «Пусть, что будет, то будет, а я своей радости никому не отдам... Разве я не вольна делать, что мне нравится?» (П,303). И она без раздумий отдалась наслаждениям «сознательной радостью жизни и спокойной, здоровой, чувственной любовью» (11,305).

Эта «наивная, очаровательная сказка любви» развернута Куприным на фоне величественной, красивой русской природы. Буйная, ликующая радость, охватившая сердце Олеси, как бы разлита вокруг, чувствуется в нарисованных Куприным ярких картинах зеленого леса и, пробуждающейся от дрем, полесской природы. Природа полна такой же неуемной радости жизни, как и душа Олеси, впервые изведавшей пьянящую радость любви. Картины природы даются как аккомпанемент чувству человека.

Вообще пейзаж играет в повести деятельно-активную роль в развитии темы любви, и он чутко меняется вместе и одновременно с изменением душевного состояния героев, с развитием испытываемых ими чувств и сменой мыслей. За бурной весной в природе и в сердце любящих шло лето - с блеском утренней росы на зелени трав и леса, с томным зноем июньских дней и волшебно-красивыми лунными ночами и жаркими ласками Олеси - пора зенита в любовной страсти, время полного расцвета взаимного счастья влюбленных. А драматическая развязка еще недавно счастливых взаимоотношений Олеси и Ивана Тимофеевича по времени совпадает с разбушевавшейся природной стихией - внезапным вихрем, грозой и градом.

Лесная сказка кончается трагически, хотя Олеся заведомо знала о таком конце. Вспомним сцену гадания, когда Олеся впервые говорит о своем чувстве к герою повести и предсказывает себе самой свою печальную судьбу.

«– Да уж боюсь говорить дальше. Падает вам большая любовь со стороны какой-то трефовой дамы. Вот только не могу догадаться, замужняя она или девушка, а знаю, что с темными волосами.

Я невольно бросил быстрый взгляд на голову Олеси.

– Что вы смотрите? – покраснела вдруг она, почувствовав мой взгляд с пониманием, свойственным некоторым женщинам. – Ну да, вроде моих, – продолжала она, машинально поправляя волосы и еще больше краснея.

– Так ты говоришь – большая трефовая любовь? – пошутил я.

– Не смейтесь, не надо смеяться, – серьезно, почти строго, заметила Олеся. - Я вам все только правду говорю.

– Ну, хорошо, не буду. Что же дальше?

– Дальше... Ох! Нехорошо выходит этой трефовой даме, хуже смерти. Позор она через вас большой примет, такой, что во всю жизнь забыть нельзя, печаль долгая ей выходит».(11,274)

Герой повести искренне и глубоко любит Олесю, но он не может не считаться с мнением своей среды, общества, в котором он живет. Мысль о женитьбе на Олесе сначала лишь изредка приходила ему в голову. Но вместе с этой мыслью появлялись сомнения. И дело не только в том, что общество может отвернуться от него. Дело также в самой Олесе. Как эта девушка, воспитанная среди природы, свободная от всяких условностей мещанского общежития, почувствует себя в модном платье? Как она будет разговаривать в гостиной? У героя достаточно ума и сердца, чтобы преодолеть (или, по крайней мере, попытаться преодолеть) свои сомнения. Он готов на все, ибо жизнь без Олеси ему кажется невозможной. Но какое решение примет Олеся?

Тема разделенной любви сменяется в повести другой, постоянно звучащей в творчестве Куприна темой – недостижимого счастья. Герой повести, увлекаемый своим чувством, закрывает глаза на будущее. Но так не может поступить Олеся. Ее любовь «великодушная любовь», девушка больше всего боится причинить горе любимому человеку.

«– Нет, нет... Ты и сам понимаешь, что об этом смешно и думать. Ну, какая я тебе жена, на самом деле? Ты – барин, ты умный, образованный, а я? Я и читать не умею, и куда ступить не знаю... Ты одного стыда из-за меня не оберешься...»

И дальше:

«– Не сердись, мой дорогой! – с мольбой воскликнула она, видя по моему лицу, что мне неприятны эти слова. – Я не хочу тебя обидеть. Я ведь только о твоем счастье думаю». (11,309)

Убежденная в невозможности жить вместе с любимым человеком, она с полным чувством самообладания, быстро и смело принимает решение навсегда расстаться с Иваном Тимофеевичем, чтобы не делать его несчастным.

«– Как расстанемся мы с тобою, – говорит она ему, – тяжело тебе в первое время будет, ох, как тяжело... Плакать будешь, места себе не найдешь нигде. А потом все пройдет, все изгладится. И уж ты без горя будешь обо мне думать, а легко и радостно» (11,326).

Перед нами ярко очерченный образ девушки, цельной, благородной и чистой – один из интереснейших женских образов в русской литературе. Очень важна для понимания смысла повести последняя сцена, вносящая в эту сказку немногие, но значительные штрихи, способствующие созданию удивительно целостного настроения. Герой приходит в покинутую лесную избушку и видит на углу оконной рамы нитку красных бус, намеренно оставленную Олесей. Они всегда будут напоминать герою о «нежной, великодушной любви», разрушенной суровой жизнью.

Любовь Олеси – жертва общественных условностей, социальной среды, для которой самобытность человека, его индивидуальность, «естественность» – это понятия несуществующие, «потусторонние», неведомые. Более того, любовь Олеси это жертва вдвойне. Олеся сознательно приносит себя в жертву ради счастья любимого, она понимает, что Иван Тимофеевич со временем забудет о своем горе и, может быть, будет даже рад тому, что они расстались. Но она... Будет ли она счастлива без него? Сможет ли она забыть свою любовь или полюбить кого-то другого?

Мотив жертвенной любви с новой силой вспыхнет у Куприна в повести «Суламифь» (1908), и связан он будет с образом юной бедной девушки с виноградников, именем которой и названо произведение. Эта узорная, проникнутая духом восточных легенд повесть о радостной к трагической любви бедной девушки к царю и мудрецу Соломону, о любви, которая «никогда не пройдет и не забудется», навеяна библейской «Песнью песней» – самой поэтической, вдохновенной, самой «земной» и «языческой» из библейских книг. Обращение к сюжету и образам, разработанным в «Суламифи», у Куприна не было случайно, а можно сказать, закономерно, потому что задолго до создания этой повести он проявлял глубокий интерес к «Песни песней» Соломона. Еще летом 1897 года, непродолжительное время, исполняя на Полесье службу псаломщика, Куприн внимательно читал Библию, в которой его заинтересовал и увлек библейский гимн любви – «Песнь песней». Любопытно, на наш взгляд, то обстоятельство, что эпиграфом к своей статье о Пушкине «Солнце русской поэзии», она уже упоминается писателем в рассказе «Больничный цветок» (1901) и других его произведениях. Уже после написания повести Куприн сказал в интервью газетному репортеру; «Я давно зачитывался, по-моему, одним из лучших произведений мировой литературы «Шир-га-Ширим» – «Песнь песней», где так трогательно и поэтично мудрый царь Соломон поет о своей любви к маленькой и красивой Суламифи...». О том, что «Песнь песней» давно пленяет его, Куприн говорил Д. Мамину - Сибиряку осенью 1905 года: «Она пленяет меня силой чувства, поэзией и высоким творческим вдохновением. И я хотел бы, чтобы замечательное художественное произведение стало достоянием многих читателей, которые его совсем не знают»37.

Большие важные события, потрясшие тогда Россию, на время заслонили собою тему, переживаемую им внутренне, и отдалили срок ее исполнения. С новой силой она овладела писателем ранней весной 1907 года. Этому способствовали и повторное чтение Библии в библиотеке Ф. Батюшкова в Даниловском, где жил тогда Куприн, и обстоятельство глубоко интимное: влюбленность Куприна в Елизавету Морицовну Гейнрих. Сюжет библейской «Песни песней» сохранен в «Суламифи» почти в неприкосновенности, но все-таки в структуру своей повести, в описание природы и предметного окружения героев, в их изображение и авторскую характеристику Куприн внес немало такого, что находится за пределами поэтического памятника древности и что он, очевидно, творчески домыслил. Живое, горячее пламя любви пробудила в царе не сладострастная и ревнивая красавица Астис, и не царица Савская, превосходившая всех женщин мира красотою, мудростью и богатством, и не красивые дочери восточных царей, а обыкновенная девушка из бедной семьи – дочь виноградаря, наивная и робкая, скромная и беззаботно-жизнерадостная Суламифь.

В повести о Суламифи нежный девичий образ поднят до необыкновенной поэтичности: «Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями покрывают ее плечи и разбегаются по спине и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то ярких сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею» (1У,271).

Суламифь – пленительна даже в таком непритязательном, простонародном одеянии, но она еще ярче засияла своей красотою в драгоценных одеждах царицы: в белой тунике и хитоне блестящего золотого цвета, точно сотканного из солнечных лучей; в красных сандалиях; с темно-огненными кудрями, перевитыми нитями из крупного жемчуга. Простая смуглая девушка предстает в повести почти сказочной восточной красавицей. И не только красота и внешнее изящество пленяют в Суламифи. Девушка, встреченная на рассвете дня, восхитила мудреца и поэта чистотой своей души и сердца, открытой доверчивостью без лукавства, кротостью и нежностью характера, самоотверженным бескорыстием и преданностью, смелостью и щедростью в любви.

Соломон готов с радостью отдать возлюбленной свою жизнь: «Попроси у меня мою жизнь – я с восторгом отдам ее тебе, – восклицает он. – Я буду только жалеть, что слишком малой ценой заплатил за твою любовь» (IV,313). На тревожные предчувствия возможного несчастья и гибели Соломон страстно внушает Суламифи: «Не бойся смерти, Суламифь! Так же сильна, как и смерть, любовь...» (IV,313). В «Суламифи» с обновленной силой зазвучал знакомый в мировой и русской литературе мотив любви, «что сильнее смерти», любви светлой и свободной, могучей и неодолимой. В эпиграфе к ней («крепка, яко смерть, любовь, жестока, яко смерть, ревность»), взятом из «Песни песней», бессмертию любви слагает поэтическую песнь Куприн о своей «Суламифи». «Время, – говорит писатель,– не оставило даже следа от многих царств и царей, стерло самую память о беспощадных войнах и полководцах, имена которых некогда «сияли в веках, точно кровавые звезды», но никогда не пройдет и не забудется любовь бедной девушки из виноградника и великого царя, «потому что крепка, как смерть, любовь, потому что каждая женщина, которая любит, – царица, потому что любовь – прекрасна!»38 (IV,315).

Слова любви звучат в «Суламифи» почти молитвенно. Повесть дает почувствовать одновременно и красоту человеческого духа, и силу человеческой страсти. Могущество поэтизируемой Куприным любви – во взаимной полноте чувств, в той духовно-чувственной радости любящих, рядом с которой все вокруг кажется мелким и ничтожным.

Через всю повесть проходит противопоставление любви и ненависти. Любовь Соломона и Суламифи, дающая им ни с чем не сравнимую радость, описана в светлых, праздничных тонах, в мягком сочетании красок. Здесь чувственное одухотворено и озарено поэтическим светом. А в храме Озириса и Изиды, где совершаются кровавые обряды, где властвует жестокая царица Астис, – там отсветы дымящихся огней делают еще более зловещей мрачную роскошь языческого капища. И чувства царицы и влюбленного в нее Элиава лишены возвышенного характера.

В образе возлюбленной Соломона Суламифи воплощена любовь, страстная и чистая, жгучая и светлая. Противоположное чувство – чувство ненависти и зависти – выражено в образе отвергнутой царем Астис. Суламифь вся как бы соткана из солнечных лучей. Она принесла Соломону большую чистую любовь, которая заполняет ее целиком. Любовь сотворила с ней чудо, - она открыла перед девушкой красоту мира, обогатила ее ум и душу. Любовь вкладывает в ее уста вдохновенные слова, которые раньше она не смогла бы произнести. И даже смерть не может победить силу этой любви. Суламифь умирает со словами благодарности за высшее счастье, дарованное ей Соломоном. Астис тоже прекрасна, но не светлой красотой. Волосы ее выкрашены в синий цвет, а лицо «сильно нарумянено и набелено», «тонко обведенные тушью глаза казались громадными и горели в темноте, как у сильного зверя кошачьей породы» (IV,304). Ее злая воля приводит события к трагической развязке. Царица Астис, обещая свою любовь одному из царских телохранителей, Элиаву, побуждает его убить Суламифь. Он выполняет приказ царицы, за что казнен Соломоном. Пораженная мечом Элиава, Суламифь говорит Соломону:

«– Благодарю тебя, мой царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику... Никогда не было и не будет женщины счастливее меня» (ГУ,314).

Повесть «Суламифь» особенно замечательна как прославление женщины. Прекрасен мудрец Соломон, но еще прекраснее, в ее полудетской наивности и самоотверженности, Суламифь, отдающая свою жизнь за возлюбленного.

Как ни странно, но это выдающееся произведение Куприна долгое время не было по - достоинству оценено нашей критикой. Известно, что М. Горький дал резко отрицательную оценку этому произведению, обвинив Куприна в уходе от действительности. Он считал ее уязвимой и с точки зрения художественных достоинств: Куприн, дескать, хороший бытописец, но «Песнь песней» и без него хороша, к тому же царь Соломон, по его мнению, смахивает у Куприна на «ломового извозчика».

Опираясь на авторитет Горького, И: Корецкая в комментариях к «Суламифи» обвиняет Куприна в стилизаторстве, в том, что его произведение перенасыщено экзотикой, пряной эротикой. Все это, как она считает, сближает повесть с модернистским искусством39.

П.Н Берков, не столь безоговорочно, но тоже осуждает «Суламифь»: «Конечно, прав Горький, который понимал реакционный смысл обращения Куприна к теме «Суламифи» и, к тому же, считал, что «Песнь песней» хороша сама по себе и что Куприну незачем было ее трогать»40.

Нам кажется, что И. Корецкая и П.Н. Берков исходят в данном случае не из конкретного анализа, а из готовых оценок. Как можно говорить о том, что романтическая мечта писателя, подкрепляющая устремление человека к лучшему будущему, якобы выхолащивает из произведения ту социальную силу, которой отмечено творчество критических реалистов!

Сбивчивый и странный отзыв о купринской поэме дает Л. Никулин: «Читателей пленила «Суламифь»... хотя здесь чувствуется подражание библейской «Песни песней»41. Читатели пленены, но сам Л. Никулин относится к «Суламифи» неясно. По-видимому, он считает прегрешением сознательное и творческое использование Куприным вдохновенной библейской поэмы.

Но были и такие критики, которые положительно отнеслись к повести Куприна. Среди них – В. Боровский, Ф. Кулешов, А. Волков и др. В. Боровский назвал это произведение «гимном женской красоте и молодости»42. Именно в качестве такого гимна «Суламифь», как мы полагаем, всегда будет занимать видное место в русской литературе и пленять новые поколения читателей.

После такого небольшого критического обзора вернемся к основному вопросу работы. Показательно то, что способностью самоотверженно любить Куприн наделяет не аристократок, дам высшего общества, и даже не городских жительниц, а простых девушек: «лесную фею» Олесю и дочь виноградаря Суламифь. Это – дальнейшее развитие мысли, высказанной Куприным еще в повести «Молох» о гибельности цивилизации. Героини Куприна красивы и внутренне, и внешне, они оказываются способными на жертвенную, бескорыстную любовь. Такое слияние качеств у Ж.Ж. Руссо получило название «гармония красоты». В каких бы ситуациях писатель не показывал своих героинь, они оказываются истинными людьми, а те, живущие в городах, во дворцах – не люди. Это своеобразный приговор обществу, где человеческие чувства превращаются в товар. В. Боровский, литературовед, исследователь творчества Куприна, писал: «Куприна привлекал мир людей, стоящих в силу ли своего образа жизни, в силу ли своих антиобщественных инстинктов, вне общества. Что привлекает Куприна в них – отсутствие мещанского благополучия»43.

Способностью к жертвенной, самоотверженной любви Куприн наделил и героиню повести «Впотьмах» (1892). По сути, это было первое произведение в творчестве писателя, в котором героиня ставит на карту собственную честь и жизнь ради спасения чести и жизни любимого человека. Однако мы говорим о нем в завершении темы «любовь – жертва», поскольку жертва эта оказалась, в конечном счете, ненужной, не оцененной тем, ради кого она совершалась. А самое главное, что сама Зинаида Колосова поняла (но, к сожалению, слишком поздно), что Аларин не стоит ее любви, что все это время она любила человека, которого создало ее воображение, которого она хотела видеть в Аларине, хотя на самом деле она его почти не знала. Говоря о Зинаиде Колосовой и ее любви, никак нельзя не рассказать об Аларине. Это поможет нам разобраться в истоках любви героини, в причинах ее заблуждений.

Аларин – представитель «современного нравственного шатания»44, он удивительным образом совмещал в себе самые несовместимые крайности. Он кажется сотканным из противоречий, склеенным из двух разрозненных половинок – до такой степени двойственны его поступки, речь, психика. Благородство уживается в нем с низостью, отзывчивость – с бессердечием, решимость – с редким малодушием, здравые рассуждения и остроумие – с глупым лепетом, живость восприятий – с полнейшей апатией, и все это перемешано в нем в неровных дозах, с явным преобладанием дурного над хорошим.

Аларин был готов на заступничество беззащитного и слабого перед сильным, умел без колебаний и раздумий прийти на помощь обижаемому или оскорбленному. Он, вообще, бывал благороден и добр сердцем. Но в Аларине жил и другой человек, во всем противоположный первому. Этот второй был эгоцентричен, глух к чужим страданиям, до неприличия груб и несдержан, криклив, зол и, потому, несправедлив. Когда он становился перед необходимостью действовать обдуманно и энергично, им овладевали растерянность и страх. И в то же время Аларин не чужд любования собою, своим голосом, своими поступками. В нем заметна склонность к самоанализу, к рефлексии, он сам называл себя «раздвоенным человеком».

Временами у него появлялась склонность к публичному покаянию, к непрошенным признаниям, исповеди. Временами он находил необъяснимое удовольствие в нарочитом унижении самого себя, причем мог сказать о себе нечто такое, чего не говорят чужому человеку, даже прилгнуть, сообщить о себе явную неправду и сам себе поверить.

Объяснение капризных изломов аларинского характера, странных переходов, происходящих в душе Аларина, и известное оправдание его поступков можно, пожалуй, найти в мельком брошенной им фразе о ничтожестве, скуке и беспросветной серости окружающих его будней. Аларин, собственно, и был порождением этой жизни. Он был «не героем», «кисляком» и неврастеником, как называл таких людей Чехов, человеком с неустойчивой психикой, без ясной цели в жизни.

Возникает вопрос, за что же полюбила Зина Колосова этого человека? Так случилось, что девушка узнала Аларина, сначала, с его лучшей стороны: он заступился за нее в поезде перед похотливым кавказцем, нагло ее домогавшимся на глазах у трусливо молчавших спутников. А затем они долго разговаривали, точнее, говорил Аларин, а Колосова его завороженно слушала. Он рассуждал о бесправии женщин в обществе, о неуважении к женщине (забыв кое-какие свои похождения) и т.п. Он черпал мотивы из модных повестей, выражался эффектно и самоуверенно. Но все это были лишь избитые истины, которые бы Аларин не смог произнести вслух, будь рядом с ним не молоденькая неопытная девушка, а более зрелый опытный человек. Он в порыве нахлынувшей сентиментальности рассказал ей тайну своего рождения. На основании этого впечатления она в своем воображении начала развивать представление о «благородном» и «сердечном» молодом человеке, по сути, не имея для этого никаких других оснований, кроме случившегося в поезде. Она посчитала, что Аларин благороден во всем, и даже «записала» его в разряд «настоящих мужчин». Ее Аларин был совершенством, она боготворила его. Она продолжала его любить и тогда, когда он оскорблял ее. Она не верила в его алчность («Вы клевещете на себя» (1,85). Не приняла она всерьез и грубые «плевки» Аларина в ее адрес: «Да если бы вы даже вздумали продать себя, понимаете, продать себя, то ведь никакой идиот не дал бы вам и двадцатой части того, что я проиграл в одну ставку... Что? Поняли? В другой раз, я думаю, уж не станете великодушничать» (1,89). И в этом героиня Куприна очень близка чеховской героине из рассказа «Цветы запоздалые» – княжне Марусе, которая не хотела видеть в своем возлюбленном, докторе Топоркове, того, кем он был на самом деле. Она «слепила» в своем воображении величественный, «положительный» образ «благодетеля человечества», мудрого, порядочного, некорыстолюбивого, «прекраснейшего человека». Она не верила в то, что сказала о докторе старуха – сватья, якобы ему нужно в приданое от невесты получить не менее шестидесяти тысяч рублей: «Эти люди, такие, то есть, как он... не могут говорить этого. Он и ... деньги?! Ха-ха! Эту низость могут подозревать только те, которые не знают, как он горд, как честен, некорыстолюбив! Да! Это прекраснейший человек! Его не хотят понять!»45. Оправдывала она его и тогда, когда он, вместо того, чтобы прийти посвататься самому, прислал вместо себя сваху, а потом когда Маруся уже была готова стать его женой, он вдруг женился на какой-то купчихе: «Маруся и тут нашла оправдание его поступку. Она недаром начиталась романов, в которых женятся и выходят замуж назло любимым людям. Назло, чтобы дать понять, уколоть, уязвить»46. Более того, Маруся обвиняла себя в том, что так произошло, ведь это она засомневалась в порядочных намерениях доктора, а он, чтобы отомстить, женился на другой. Она обвиняла себя и в том, что на приеме у него держала в руках «подлые деньги», чем, наверное, обидела доктора, и поэтому он так холодно обращался с ней. Трагизм положения, в котором оказалась княжна Приклонская, усугубляется тем, что ее возлюбленный слишком поздно понял и осознал, что жил не так: «Пятирублевки и десятирублевки, и ничего больше! Наука, жизнь, покой – все отдано им. А они дали ему княжескую квартиру, изысканный стол, лошадей, все то, одним словом, что называется комфортом... Вспомнил Топорков свои семинарские «идеалы» и университетские мечты, и страшною, невылазною грязью показались ему эти кресла и диван, обитые дорогим бархатом, пол, устланный сплошным ковром, эти бра, эти трехсотрублевые часы!»47. Топорков, бросая все, берет все свои деньги и везет Марусю в Южную Францию на лечение, хотя знает, что надежды на выздоровление нет, но он не хочет верить своим знаниям и все еще ищет хоть маленькую надежду. Он отдал бы все, чтобы спасти ее: «Ему и ей так хотелось жить! Для них взошло солнце, и они ожидали дня ... Но не спасло солнце от мрака и ... не цвести цветам поздней осенью!»48. Княжна умерла.

Тема «запоздалой» любви еще будет поднята нами, когда речь пойдет о романе «Колесо времени» и повести «Гранатовый браслет». А сейчас вернемся к Зинаиде Колосовой и ее взаимоотношениям с Алариным.

Зинаида Колосова выступает своеобразным антиподом Аларина. Куприн воссоздает историю ее духовного развития, процесс складывания ее характера, своеобразие ее нравственного облика. Она принадлежит к социальным низам, бедность и полусиротство вынудили ее прожить детство в закрытом пансионе. Из-за материальной необеспеченности Колосова, обладавшая несомненным музыкальным дарованием, не смогла поступить в консерваторию. В поисках средств к существованию, она покидает Москву и охотно едет в чужой город, чтобы сделаться гувернанткой. Однако, несмотря на материально зависимое положение в обществе, Колосова преисполнена сознанием своего достоинства: она гордо и независимо держит себя перед заводчиком Кашперовым, в доме которого служит гувернанткой. Неизбалованная ласкою, Колосова дорого ценит малейшее проявление добрых чувств к себе со стороны других, и сама охотно высказывает такие чувства, хотя она скупа на открытое их выражение, сдержанна в их проявлении, ибо по природе своего характера застенчива и скрытна. Замкнутость и молчаливая скрытность, граничившие с нелюдимостью, были следствием уродливого воспитания Колосовой в закрытом учебном заведении: там подавлялась и принижалась индивидуальность воспитанниц, которых по-монастырски держали взаперти, изолированно от внешнего мира. Классные дамы надзирательницы много и холодно толковали о нравственности, целомудрии и благочестии, запрещали видеться с мужчинами, читать «безнравственные» романы Тургенева, но настойчиво рекомендовали им произведения Жанлис. А воспитанницы тем временем проникались отвращением и к «противной» Жанлис, и ко всей постылой жизни в пансионе и тайно от своих наставниц набрасывались на запретные книжки или заводили интимные дневники и альбомы с «чувственными» стихами.

«Когда нет настоящей жизни, то живут миражами. Все-таки лучше, чем ничего»49,– говорит Войницкий в чеховской драме «Дядя Ваня». То же самое могла бы сказать в свое оправдание и героиня Куприна. Среди «ненастоящего» пансионного прозябания она искала утешения в «жизни миражами», любила уноситься в мир вымысла, фантазии, мечтаний. Ее грезы и мечты с годами делались более жаркими и более конкретными. Она горячо полюбила героев прошлого, подвижников-борцов, восхищалась «героизмом мучеников идей», таких как Ян Гус, Жанна д' Арк. «Она, – рассказывает Куприн, – обожала Жанну дг Арк и иногда находила в ее образе и поступках много общего с собой; ей тогда начинало казаться, что и в ее груди таятся и зреют до нужной минуты могущественные силы, назначенные судьбой для каких-то великих целей» (1,46). Накоплению в ней «могущественных сил» и прояснению «великих целей» жизни помогло чтение тургеневских «Записок охотника», которыми она искренне увлекалась, и в особенности романа «Накануне», от которого она приходила в восторг. Думаю, Колосовой временами овладевала «странная жажда самопожертвования», возникало желание «совершить неслыханно-громадный подвиг, радостно отдать свою молодую жизнь во имя чего-то далекого и прекрасного», ее увлекал «героизм мучеников идеи» (1,46). Девушка из повести Куприна не вступила на путь политической борьбы, не сделалась подвижницей и «мученицей идеи». Героизм Колосовой проявился в том, что Куприн заставил свою героиню действовать на узком поприще семейного быта, ограничил ее помыслы и дела областью интимных душевных переживаний. Случайно узнав о грозящем Аларину несчастье (предстоящее заключение в тюрьму), Колосова сочла себя нравственно обязанной спасти любимого человека, даже если для этого ей нужно будет умереть.

«– Господи, какую страшную муку должен он испытывать? Но чем я могу помочь ему?.. Он для меня дороже всего в мире... Жизнь отдать так легко, это даже приятно и красиво - умереть за любимого человека... отдать свою честь на поругание, навеки потерять уважение любимого человека, но спасти его, спасти от ужасной смерти, которая позором ляжет на его имя...» (1,90).

Чтобы предотвратить позор, тюрьму или, возможно, смерть любимого, Колосова, подавив брезгливость и отвращение, предлагает себя заводчику Кашперову.

«–... чем тяжелее жертва, чем меньше в ней блеска и шума, тем достойнее она будет... Значит, и бесчестья нет никакого, – рассуждает Колосова.

– И разве это не все, что может сделать женщина? Значит, это можно... и даже необходимо совершить!..» (1,91).

Конечно, шаг Колосовой далеко не все, что может сделать женщина, но она сочла его единственно возможным для себя. К счастью, Кашперов не надругался над ее честью, а нужные деньги дал. «Понимаете ли вы, - добавил он с горячим чувством, – это – великий подвиг, самый великий, на который когда-либо решалась женщина» (1,96).

Выдержав тяжкое нравственное испытание, Колосова отнесла деньги Аларину. Но тут ее постигло разочарование. Аларин так гадко обрадовался деньгам, что забыл о ней, спасшей его; для него потеряла интерес и она сама, и все в мире, кроме лежащих перед ним денег. «Ее щепетильная натура инстинктивно восстала против чего-то животного, низменного, так неожиданно проявившегося в человеке, которого она возвела на самую высокую ступень идеала» (1,104). Рушилась ее любовь. Она еще сделала усилие убедить себя в ошибочности своего нового впечатления, она еще хочет обелить его в глазах своих и общества, она советует ему: надо перед всеми честно сознаться в преступлении, самому рассказать о проигрыше казенных денег и тем самым искупить свою вину. Но Аларин удивился: «Зачем? Деньги я, конечно, возвращу, но ведь никто не знает, что я вчера проиграл казенные деньги. Для чего же мне портить свою репутацию?» (1,106). Из ложного опасения потерять в глазах городских обывателей свое «доброе имя», он, не задумываясь, глумится над женщиной, из любви к нему спасающей его никчемную жизнь, над личностью и чувствами, казалось, любимого им человека. И Колосова ужаснулась, увидев этого второго Аларина: теперь словно спала пелена. Малодушие, жадность, трусливое лицемерие, двуличие и лживость Аларина оттолкнули от него Колосову, вызвали в ней глубочайшее презрение к нему. И она, преодолевая боль сердца, навсегда ушла от него: «Вы такой же, как и все... Вы гадки мне... Оставьте меня!» (1,106).

Разочарование в Аларине было столь велико, и так потрясена была она его эгоизмом и жестокостью, всем происшедшим, что заболела нервной горячкой и умерла. Смерть ее явилась чересчур большой и, главное, ненужной жертвой: тот, ради кого она загубила свою жизнь, оказался полным ничтожеством.

Олеся, Суламифь, Зинаида Колосова – эти женщины пожертвовали своим счастьем, своей жизнью ради любимого человека. Интересен, на наш взгляд, тот факт, что у Куприна именно женщины оказываются способны на такую любовь. Иван Тимофеевич любит Олесю, он вроде бы готов жениться на ней, но он и мысли не допускает, чтобы остаться с ней, среди природы, там, где ее дом, где она счастлива. Он хочет увезти ее в город, пренебречь мнением света (для него это уже подвиг!), хотя все это, конечно, не без колебаний, смутных сомнений. Он считает, что именно так должен поступить, не задумываясь над тем, будет ли счастлива Олеся далеко от природы, там, где царят совсем другие порядки, другая мораль. Олеся же поступает иначе: несмотря на то, что она готова поехать за своим возлюбленным хоть на край света, она покидает его, потому что понимает, что этим не сделает его счастливым; общество отвергнет его, женившегося на дикарке, он неуютно будет себя чувствовать на светских приемах с женой, которая «куда ступить не знает», которая принесет ему только стыд и позор в глазах других.

Соломон тоже любит Суламифь, любит крепко, ради нее готов даже на смерть, но все же по стечению обстоятельств смерть принимает не он, а его возлюбленная, спасая жизнь дорогому ей человеку.

Аларин вообще не стоит той жертвы, которую совершила ради него Зина Колосова. И уж, тем более, он сам неспособен на подобные поступки.

Среди мужчин, героев произведений Куприна, также есть те, кто одарен высокой любовью, кто жертвует собой ради любимой женщины. Один из них – уже упомянутый нами выше Желтков. Любовь, которая поразила героя, величава, и он готов отдать все, ничего не требуя взамен. Древняя, выраженная в «Песни песней», мысль о том, что «любовь сильна, как смерть», мысль, определившая основную тональность «Суламифи», царит и в «Гранатовом браслете».

У замечательного австрийского лирика Николая Ленау (первая половина XIX века) есть стихотворение «Безмолвная любовь», которое, на наш взгляд, можно применить для образного описания состояния души Желткова:

Молчать и гибнуть...

Но милей, Чем жизнь, волшебные оковы!

Свой лучший сон в очах у ней

Искать, не проронив ни слова!-

Как свет застенчивый лампад

Трепещет пред лицом Мадонны

И, умирая, ловит взгляд,

Небесный взгляд ее бездонный!..

Небывалый дар высокой и безответной любви стал «громадным счастьем» Желткова, полюбившим княжну Веру Шеину. Этот феномен поднимает его над другими героями рассказа: грубым Тугановским, легкомысленной Анной, даже совестливым Шейным и мудрым Аносовым. Желтков – обыкновенный бедный канцелярский чиновник на первый взгляд достаточно непримечательной, неяркой внешностью. «Но если быть внимательными, можно заметить, что Куприн наделяет своего героя несколько «таинственным» обликом, сохраняя тем самым связь со сказочностью. Мелкий чиновник музыкален и наделен чувством прекрасного. Он – обладатель редкого зеленого граната и имеет «родословную». Его комната бедна, но диван покрыт «истрепанным прекрасным текинским ковром». Он более благороден в сцене свидания, чем князь Тугановский»50.

В сопоставлении с громадным чувством, «поразившем» маленького чиновника Желткова, обнажается очерствение души людей, считающих себя по культуре и интеллекту стоящими гораздо выше его.

«– Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей –для меня вся жизнь заключается только в Bac» (IV,474).

Желтков ушел из жизни тогда, когда почувствовал, что «каким-то неудобным клином врезался» в жизнь своей любимой. Он умер со словами благодарности в адрес княгини Веры за то, что она существует, за то, что она была его «единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью».

«– Дай вам Бог счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу» (1У,475). Один из героев «Гранатового браслета» генерал Аносов говорит: « – Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться» (IV,460). Желтков – не единственный из мужчин – героев Куприна способен на самопожертвенную, всепоглощающую любовь. В буквальном смысле боготворит любимую им женщину застенчивый чиновник – бедняк, безымянный герой рассказа «Первый встречный» (1897). Случайно соприкоснувшись с гордой и прекрасной женщиной, он уже не может забыть ее, он полюбил ее, и это возвышенное чувство становится содержанием его жизни.

Отмеченное нами сходство с «Гранатовым браслетом» особенно заметно при сопоставлении заключительных строк письма к женщине в «Первом встречном» с последним письмом Желткова к Вере Шейной. Герой рассказа «Первый встречный» заканчивает свое письмо следующими строками, которые являются также последними строками рассказа:

«– Назовите мою любовь безумием, потому что по-своему я счастлив и благословляю вас за то, что вы дали мне четыре года в моей жизни, четыре года томительных и блаженных страданий. В любви только надежда и желания составляют настоящее счастье. Удовлетворенная любовь иссякает, а иссякнувши, разочаровывает и оставляет на душе горький осадок... А я люблю без надежд, но все с тем же неугасимым пылом и с той же нежностью, с тем же безумием. Я - жалкий пария, полюбивший королеву. Разве может быть королеве обидна такая любовь?.. И, наконец, вы можете извинить мое сумасшедшее письмо еще и по другой причине. Я пишу вам из больницы, и сегодня доктор... сказал мне, что жить мне остается не больше месяца. А ведь трудно сердиться на умирающего, особенно если он, стоя на грани этой холодной, черной бездны, посылает вам свое благословение и вечную благодарность» (II, 188).

А. Волков отметил, что «любовь, которую Куприн описывает в «Первом встречном», возвышенна и благородна, но вместе с тем в ней есть нечто болезненное, какая-то экзальтация, какой-то надрыв. Человек, которого поразила такая любовь, всегда находится с ней «наедине»51.

Вспомним также поведение студента Сумилова из рассказа «Каприз дивы» или студента Санина в истории его взаимоотношений с Викторией Ивановной («Виктория», 1897). Армейский прапорщик Лапшин думает о любви как об огромном, необычном событии, которое навеки оставит в его душе неизгладимый след («Прапорщик армейский»).

«При знакомстве с творчеством Куприна, – пишет О. Михайлов, бросается в глаза знаменательная аномалия. Способностью к высокому и чистому чувству Куприн наделяет не сильных и здоровых жизнелюбов, к которым он сам как будто был близок по характеру своей личности, а героев, имеющих с ним мало общего: инженера Боброва, наделенного «нежной, почти женской натурой» («Молох»); «стыдливого», очень чувственного Лапшина («Прапорщик армейский»); «доброго», но, «слабого» Ивана Тимофеевича («Олеся»); «чистого», «милого», но «слабого» и даже «жалкого» Ромашова («Поединок»).

В каждом из этих героев повторяются сходные черты: душевная чистота, мечтательность, человеколюбие, пылкое воображение, соединенное с полнейшей непрактичностью и безволием. Но, пожалуй, яснее всего раскрываются они, освещенные любовным чувством. Все они относятся к женщине с сыновней чистотой и благоговением. «Я обожал ее, но никогда не смел и словом заикнуться о своем чувстве. Это казалось мне святотатством»,– признается герой рассказа «Святая любовь» (1895), (1,364). И в очарованном прекрасной Розой Столетнике, расцветающем однажды в целый век и безответно гибнущем, легко узнается все тот же самоотверженно – жалкий характер («Столетник», 1895).

Устами армейского ницшеанца Назанского («Поединок») в одном из его бурных монологов Куприн прямо идеализирует безнадежное платоническое чувство:

«... сколько разнообразного счастья и очаровательных мучений заключается в... безнадежной любви? Когда я был помоложе, во мне жила одна греза: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общего. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посвятить ей» (111,351).

Не так ли сам Куприн уже в старости, в эмиграции в течение ряда лет 13 января - в канун старого русского Нового года - уходил в маленькое бистро и там один, сидя за бутылкой вина, писал нежное и почтительно любовное письмо женщине, которую очень мало знал, но которую любил скрытой любовью. Потребность в идеальном, очищенном от всего житейского романтическом чувстве жила в нем до конца дней»52.

Куприн утверждает любовь, как высшую форму прекрасного. Очень часто высокой самоотверженной любовью у него одарены женщины. Мысль об этом писатель вложил в уста Аносова: «Я уверен, что почти каждая женщин способна в любви на самый высокий героизм... Она целует, обнимает, отдается – и она уже мать. Для нее, если она любит, любовь заключает весь смысл жизни и всю вселенную!» (IV, 463).

б) «запоздалые цветы» любви

Во многих произведениях Куприн продолжал славить духовно красивых и смелых, гордых и сильных людей, воспевать большую, прекрасную любовь, свободную от предрассудков, корысти и пошлости. Одно из таких произведений роман «Колесо времени» (1929). Этот роман прославляет большое человеческое чувство, которое выдерживает всякие испытания, преодолевает все преграды и соблазны, торжествует над бедностью, болезнями, клеветой и долгой разлукой, о высшей любви, о которой сказано, что она сильнее смерти.

Михаил и случайно встреченная им иностранка Мария с первого взгляда горячо полюбили друг друга, но очень скоро между ними обнаруживается расхождение, приводящее, в конце – концов, к разрыву. Мария – одна из тех натур, которые любят самозабвенно и самоотверженно, отдавая весь жар души охватившему их чувству. Михаил тоже любит преданно и искренне, но в свое отношение к любимой он вносит интеллигентский скепсис, охлаждающую иронию. Произведение кончается внезапным отъездом Марии и горестными переживаниями Михаила, осознавшего всю тяжесть потери, в которой он сам виноват.

Было бы ошибочным не заметить в этом произведении того; что роднит его главную героиню с героинями повести «Олеся», «Суламифь»,

«Впотьмах». Мария – прекрасная молодая женщина, романтичная, загадочная и одновременно земная, у нее цельный характер, веселый, живой ум и добрая, свободная, гордая душа. В ее любви к «Мишике» огромная сила сердечной страсти и душевной щедрости, целомудренной застенчивости и всегда радостной, нежной преданности любимому, трогательной любви, ласки, искренности и чистоты. Куприн говорит, что эта любовь была проста, невинна и свежа, как дыхание цветущего дерева. Куприн пишет о любви Марии Дюран и Михаила, как о могучем «крылатом чувстве», возносящем человека на самую высокую вершину счастья и делающего его прекрасным, вдохновенным и сильным.

Тема «запоздалой» любви вновь зазвучит у Куприна в повести «Гранатовый браслет»(1910), но здесь уже женщина окажется не жертвой непонимания и нелюбви, а сама будет духовно слепа, и прозрение придет к ней слишком поздно. Речь идет о княжне Вере Шейной.

Вера Николаевна ведет привычное, как бы дремотное существование, выразительно оттененное холодноватым осенним пейзажем засыпающей природы. Вера – «независимо и царственно спокойна» (IV,434). Царское спокойствие разрушает Желтков. Рассказ не о возникновении любви Веры, а о внутреннем ее пробуждении, протекающем в утонченной сфере сначала предчувствий, а потом внутренних потрясений. Уже посланные Желтковым письмо и подарок - браслет с пятью густо-красными («точно кровь») гранатами – вызывают «неожиданную тревогу» у женщины. С того момента нарастает мучительное для нее ожидание несчастья. Последнее письмо Желткова поднимает тему любви до самого высокого трагизма. Оно предсмертное, поэтому каждая его строка наполнена особенно глубоким смыслом. Но еще важнее, что смертью героя не заканчивается звучание патетических мотивов всевластной любви. «Великое чувство, «поразившее» Желткова, не умирает вместе с ним – читаем у А. Волкова. – Его смерть духовно воскрешает княгиню Веру, раскрывает перед ней мир неведомых ей дотоле чувств, ибо любовь к мужу никогда не была таким «чудом», о существовании которого она узнала теперь. Великая любовь безвестного человека входит в ее жизнь и будет существовать в ее сознании, как неизгладимое воспоминание о таинстве, с которым она соприкоснулась, и значение которого вовремя не сумела понять. Она говорит мужу: «Я ничего от тебя не хочу скрывать, но я чувствую, что в нашу жизнь вмешалось что-то ужасное»53 (1У,475).

Ранее холодно – высокомерная и равнодушная, аристократка Вера Шеина идет в бедное жилище, где лежит мертвый Желтков. Здесь вновь патетически звучит мотив любви как великого таинства. Глубокая важность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и безмятежно, как будто бы он перед расставаньем с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю человеческую его жизнь» (IV.478).

Вера получает последнюю записку Желткова, в которой, как и в письме, содержится просьба о сонате Бетховена. Трагическая эмоциональная волна как бы нарастает, достигая высшего предела в патетических аккордах гениальной сонаты. Под звуки торжественной и печальной музыки начинает трепетать, как бы раздваивается душа княгини Веры. Женщина потрясена тем, что мимо нее прошла большая любовь, которая «повторяется только один раз в тысячу лет». Музыка властно овладевает героиней, и в ее душе слагаются слова, которые как бы нашептывает ей погибший. Под музыку возникают ритмические фразы. Это своеобразное стихотворение в прозе, – здесь и моление о любви и глубокая скорбь о недостижимости ее; здесь отражается соприкосновение душ, из которых одна слишком поздно поняла величие другой. Вера Шеина как бы перевоплощается, обретает великую силу любви, навеянную погибшим. Она шепчет слова, которые мог бы произнести только он, она охвачена чувствами, которыми судьбе угодно было наградить только его.

Эта баллада о любви, оказавшейся сильнее смерти и победившей после смерти, состоит из шести строф – по числу музыкальных фраз сонаты Бетховена – и завершается признанием того, что великая любовь на миг, может быть, навсегда соединила две души.

«Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко» (IV,480). Эти слова окрашены тихой грустью, скорбной радостью, сознанием всепобеждающей красоты и величия подлинной любви.

Любовь всегда была главной, организующей темой всех больших произведение Куприна. И в ранней юношеской повести «Впотьмах», и «Олесе», и в «Колесе времени» большое страстное чувство, окрыляющее героя или героиню, определяет движение сюжета, способствует выявлению лучших сторон души влюбленного или влюбленной. И хотя любовь у героев Куприна редко бывает счастливой и еще реже находит равноценный отклик в сердце того, к кому обращена («Суламифь» в этом отношении едва ли не единственное исключение), раскрытие ее во всей широте и многогранности придает романтическую взволнованность и приподнятость произведениям писателя, возвышает их над серым, безотрадным бытом, утверждает в сознании читателя мысль о красоте подлинного, большого человеческого чувства.

в) любовь - страсть, неразделенная и трагичная

Во многих рассказах Куприна любовь гибнет из-за того, что люди поставлены в жизненные обстоятельства, исключающие достижение счастья. Любовь неразделенная, порою опошленная, любовь, дающая счастье, – горькое счастье! – лишь тому, кто любит самоотверженно и одиноко и даже смерть принимает как высший дар любви, – вот вариации этой темы в творчестве Куприна.

В рассказе «Allez!» (1897), посвященном жизни артистов цирка, тупая чувственность противопоставлена цельному, искреннему чувству. Прекрасное воплощено в образе молоденькой наездницы Норы, которой «только что минуло шестнадцать лет», а грубое и зверино-жестокое в образе клоуна - гастролера Менотти. Менотти – знаменитость, «первый соло – клоун и подражатель в свете, всемирно известный дрессировщик», который имел в жизни «вид томно-покровительственный и любил с таинственным, небрежным видом намекать на свои связи с необыкновенно красивыми, страшно богатыми, но совершенно наскучившими ему графинями» (II, 165-166). Менотти не стоило труда соблазнить робкую и одинокую девочку, сироту, не знавшую счастья. Нора видела в нем «необычайное, верховное существо, почти бога... Она пошла бы в огонь, если бы ему вздумалось приказать». Она «стерегла бриллианты и медали Менотти во время его выходов, надевала на него и снимала трико, следила за его гардеробом, помогала ему дрессировать крыс и свиней, растирала на его физиономии кольдкрем, и – что всего важнее – верила с пылом идолопоклонника в его мировое величие» (II, 166-167). Нора стала для Менотти добровольной рабыней, счастливой и довольной своей участью. Даже, когда он стал обращаться с ней, как с собакой, выгоняя за дверь пинками, она возвращалась и умоляла разрешить ей остаться, осыпая поцелуями его сапоги. Даже, когда она застала его в объятиях другой женщины, она рассердилась не на него, а на эту «рыжую англичанку». Нору тянуло к Менотти, «как побитую собаку» тянет снова к хозяину. Отвергнутая, Нора кончает жизнь самоубийством, выбрасываясь из окна с криком: «Allez!»

Французское слово «allez», ставшее лейтмотивом рассказа, было наиболее ходким в старой цирковой терминологии. Оно обычно произносилось руководителем циркового номера или его исполнителем перед осуществлением наиболее опасного и эффектного трюка. В рассказе вся горькая судьба Норы и ее смерть сопровождаются звучанием слова «allez», что придает произведению удивительную целостность.

Судьба Норы вдвойне трагична тем, что Менотти – это ее первая любовь, самая пылкая, юношеская, неопытная и доверчивая. Нора не узнала в жизни настоящей любви мужчины, более того, она не знала, что такое любовь вообще, ведь она росла сиротой. Ей нужно было полюбить, этого требовала ее душа, и ей нужно было ощутить в себе хоть каплю чужой любви, мужского внимания. К сожалению, этим первым мужчиной оказался негодяй, развратник Менотти, и Нора по неопытности и наивности отдалась ему вся без остатка, возведя его на пьедестал, сделав его своим «хозяином». Она не представляла своей жизни без Менотти, поэтому выбрала смерть как единственный выход из той ситуации, в которой оказалась.

Рассказ «Allez!», – не единственное произведение Куприна, в котором отвергнутая и обманутая возлюбленным женщина решается на отчаянный шаг. В этой связи необходимо упомянуть еще два рассказа: «Последний дебют» (1889) и «К славе»(1894).

«Последний дебют» – первый печатный опыт Куприна. Предпосланный рассказу эпиграф (из Гейне):

Я, раненный насмерть, играл,

Гладиаторов бой представляя... –

вводит читателя в драматическую ситуацию, лежащую в его основе. Драма эта с трагической развязкой разыгрывается в театре.

Героиня рассказа – Лидия Николаевна Гольская - актриса, ее портрет очерчен романтическими красками – «возвышенно», хотя и избитыми словесными образами, отвлеченно-красиво: «Лидия Николаевна Гольская была красавица. (...) Тонкие правильные черты лица, классический профиль и будто мраморная, прозрачно-матовая бледность лица» (11,536-537).

Гольская «горячо и искренне» любит антрепренера и директора труппы. Она «полюбила первый раз в жизни» человека, который оказался бессердечным и развращенным, который никогда ее всерьез не любил, хотя убеждал ее в обратном, осыпая клятвами и обещаниями. Она ждет от него ребенка, которого он не хочет признавать, хотя готов обеспечить его существование. Но Гольской нужна только любовь, бескорыстная, большая, человеческая. Вместо этого она получает упреки, циничные замечания и оскорбления. Трагизм ситуации, в которую попала актриса, обостряется тем, что Гольская со своим возлюбленным вынуждены играть на сцене спектакль, в котором каждый из них, в сущности, изображал самого себя, и личная драма Гольской выносилась на глаза публики. Убедившись, что все ее мольбы напрасны, актриса принимает яд и умирает на сцене.

В основу рассказа о самоубийстве Гольской положена в свое время нашумевшая история трагической смерти популярной в 70-80-е годы оперной и драматической актрисы Е.П. Кадминой – талантливой, красивой и молодой женщины (ей было 28 лет).

«4 ноября 1881 года Е.П. Кадмина исполняла роль заглавной героини в пьесе А. Островского «Василиса Мелентьева». Во время спектакля она неожиданно увидела в ложе театра армейского офицера, которого она любила и который, обманув и бросив ее, сидел сейчас с нарядной девицей, беззаботно и весело развлекаясь с нею. Почувствовав себя опозоренной и униженной, Кадмина в антракте выпила фосфорный раствор от спичечных головок и в следующем действии вышла на сцену, но вскоре «ей стало плохо, занавес опустили, артистку отвезли домой»54. После шести суток мучений она скончалась.

Реально – жизненная драма знаменитой актрисы получила громкий резонанс в обществе и тогдашней русской литературе. Е.П. Кадмина послужила прототипом Клары Милич в одноименной повести И, Тургенева(1882). Н. Лесков создал рассказ «Театральный характер»(1884), навеянный той же трагической историей и т.д.

Таким образом, появлению купринского рассказа «Последний дебют» хронологически предшествовали стихи, произведения прозы, пьесы и театральные постановки, в которых по-разному художественно трансформировалась биография Е.П. Кадминой и трагическая развязка ее интимной драмы. Новеллистический сюжет рассказа Куприна предельно сближен с реальным событием. И судьба знаменитой актрисы перевоплощена в судьбу Лидии Гольской.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в своем рассказе начинающий писатель противопоставил большое человеческое чувство людской пошлости, низменности побуждений и тусклой прозе быта. Жажду чистой любви, которую хочет и не может утолить Гольская, испытывают потом многие герои новелл и повестей Куприна последующих лет.

В этой связи нужно сказать несколько слов о героине рассказа «К славе» (1894) – Лидочке Гнетневой. В ее судьбе есть много роднящего ее с актрисой Гольской из «Последнего дебюта». Как и Гольская, Лидочка по - настоящему талантлива, подобно Гольской любит коллегу – артиста – «красивого лгуна с горячими словами и холодным сердцем» и брошена им как раз тогда, когда готовится стать матерью. Но там, где для Гольской заканчивается ее трагедия эффектной гибелью в расцвете таланта на сцене, на глазах у потрясенной публики, – там начинается подлинная, лишенная какой бы то ни было внешней эффектности трагедия Лидочки. Потеряв ребенка, она начинает плыть по течению, опускается все ниже и ниже, что самое главное, утрачивает талант. «Теперь она только улыбалась, неестественно показывая зубы, как и все до одной актрисы, так же напряженно и деревянно хохотала, так же ломала руки с вывертыванием наружу локтей» (1,192). Так несчастная любовь – первое, начальное звено в цепи унижений, выпавших на долю молодой неопытной девушки. Трагедия Лидочки, no-существу, страшней, чем трагедия Гольской, ибо она связана с потерей человеческого достоинства.

Рассказы «Последний дебют» и «К славе» трогают своим сочувствием к трагическим судьбам актрис. В них Куприн рисует любовь как самую высокую ценность жизни. Потеря любви равна потере смысла человеческого существования. Куприн противопоставляет большое чувство ничтожеству человеческих отношений в существующем обществе.

г) любовь - счастье, дарующая спасение и радость жизни

Однако тема любви разрабатывалась Куприным не только в плане разоблачения буржуазного общества, его губительного воздействия на мораль. Эта вечная тема была для него надеждой и радостью, прибежищем, спасением от господствующего цинизма. Она не могла не увлечь художника, верящего в силу и красоту человека, в его нравственный потенциал. И какие сильные, поэтические аккорды были взяты Куприным в работе над этой темой уже на заре его литературной деятельности.

В рассказе «На разъезде»(1894) изображается мгновенное распознание душ, угадывание двумя людьми внутреннего родства - что-то непонятное, привлекательное и совсем не похожее на прозу обыденной жизни.

Случайная дорожная встреча, за которой, казалось бы, должна наступить разлука, становится началом новой судьбы героев – молодого художника Шахова и Любови Ивановны, жены чиновника Яворского.

Этот рассказ появился лет за пять до опубликования классического рассказа Чехова «Дама с собачкой», в котором изображена история возникновения большого, всепоглощающего чувства – история, начинавшаяся по всем внешним признакам тривиально. Нельзя не отдать должное Куприну, который до Чехова и еще на заре своей литературной деятельности тонко и смело раскрыл такого рода психологическую коллизию.

Ситуация, которая открывается перед читателем в начале рассказа, как будто не предвещает ничего возвышенного. Поезд, купе, супружеская пара – пожилой, скучный, подозрительный и грубый чиновник, и его молоденькая хорошенькая жена, случайно очутившийся с ними молодой художник, он заинтересовался женой чиновника, она заинтересовалась им.

История случайного «романа» и супружеской измены?

Нет, мастерство Куприна (пусть еще не такое отточенное, но уже несомненное) и, главное, то здоровое нравственное начало, которое составляет привлекательную черту купринского творчества, помогли ему от тривиальной завязки подняться к большой и серьезной теме. Он показывает, как случайная встреча становится встречей, озаряющей жизнь двух людей – людей хороших, с живой и честной душой.

Есть что-то детски-наивное, простодушное в женщине, которую встретил художник Шахов. Но есть в ней и тонкая интуиция, которая помогла ей стремительно понять и оценить ее спутника. Да и в нем самом эти черты проступают достаточно сильно. Автор романтизирует образ Любови Ивановны. Ее портрет дается читателю глазами Шахова: «тоненькая, изящная фигурка, развившиеся пепельные волосы, нежные глаза, окруженные тенью усталости», он слышит ее «мягкий голос» (1,208). Шахов выделяет свою спутницу из всех знакомых ему женщин:

«Шахову приходилось не раз в жизни сталкиваться с женщинами умными и красивыми, красивыми и глупыми, умными и некрасивыми и, наконец, с женщинами и глупыми и некрасивыми. Но никогда еще он не встречал женщины, которая так бы с полуслова понимала его и так бы живо и умно интересовалась всем, чем и он интересовался, как Любовь Ивановна, которую он знал всего вторые сутки. Только все, что у него было заносчиво, резко и горячо, – у нее облекалось в какую-то неуловимо-милую и нежную доверчивость, соединенную с изящной простотой» (1,209).

Из воспоминаний молодой женщины мы узнаем, что родственники заставили ее выйти замуж за богатого надворного советника Яворского. Четыре года совместной жизни с тупым и вульгарным человеком, затаенная мечта о счастье, огромный запас нерастраченных душевных сил... и вот перед ней молодой художник, искренно преданный своему искусству, человек с тонкой душевной организацией.

«Она сама не замечала, как ее душа, до сих пор лишенная ласки и внимания, точно комнатный цветок – солнца, радостно распускалась теперь навстречу теплым лучам его участи к ней» (1,213). Чудесно передан Куприным светлый порыв двух людей, понявших вдруг, что судьба им послала великое счастье – быть вместе. Умение безоглядно поверить своему внутреннему чувству в художественной трактовке Куприна – залог возможной многообещающей жизненной удачи героев, удачи любви.

«– Да, – сказала она, улыбаясь глазами, полными слез, – судьба иногда нарочно смеется. Смотрите: стоят два поезда. Встретились они и разойдутся, а из окон два человека друг на друга смотрят и глазами провожают, пока не скроются из виду. А может быть... эти два человека... такое бы счастье дали друг другу... такое счастье... Она замолчала, потому что боялась разрыдаться.

– Второй звонок! Бирзула – Жмеринка! Поезд стоит на втором пути – и! – закричал в зале первого класса протяжный голос.

Внезапно дерзкая мысль осенила Шахова.

– Любовь Ивановна! Люба! – сказал он, задыхаясь. – Садимся сейчас на этот поезд и обратно. Ради бога милая. Ведь целая жизнь счастья. Люба! Несколько секунд она молчала, низко опустив голову. Но вдруг подняла на него глаза и ответила: – Я согласна» (1,216). Неожиданная встреча в поезде изменила жизнь молодой девушки, одарила ее любовью, о которой раньше она могла только мечтать, и сделала ее по-настоящему счастливой. Автор обнаруживает большое доверие к светлому содержанию любви, как и вообще доверие к жизни, к естественному, стихийному ее течению.

Этот рассказ не понравился И.А. Бунину. «И действительно, в произведении молодого писателя заметна неглубокость мотивировок характера и развития действия (если убедительной выглядит вся «прелесть» мгновенного романтического сближения, то решение героев тотчас изменить свою жизнь вызывает сомнение)55. Однако уже здесь, пусть пока в наивной форме, у Куприна выражается свое, романтически-просветленное, понимание любви, отличающееся от элегически-трагедийного бунинского.

Позднее Куприн будет несравненно более глубок и достоверен в изображении любви, ее драм и даже трагедий, связанных с взаимопониманием и даже неравенством людей и иными социальными и индивидуально-психологическими обстоятельствами, но в образах любви у него всегда будет светиться надежда на ее покоряющую силу, сквозить мечта о радостной и торжествующей «сказке» любви»56.

Даже самые печальные из купринских рассказов свободны от безысходного пессимизма, они не порождают в душе читателя чувств безнадежного отчаяния, неверия в жизнь, в себя и людей. Одним из таких произведений, непосредственно связанных с темой нашего повествования, является рассказ «Больничный цветок» (1901).

Его героиня, неизлечимо больная (у нее туберкулез) и уже не выходящая из палаты санатория, в сущности, приговорена к могиле. До предела обостренное, как у всех чахоточных, сознание говорит ей: завтра– послезавтра тебя не будет среди живых, ты навеки исчезнешь. Но то же сознание подсказывает очевидную истину: «Смерть есть наиболее простое и нормальное из всех жизненных явлений» (11,485). Рождение человека случайно, но умирает он по неизбежному закону природы. Тут – трагедия. Что может сделать человек, чтобы она не была для него столь мучительной, ужасной. Собрать волю и найти в себе нравственные силы, чтобы без мистического ужаса встретить неизбежное – собственное исчезновение. И героиня Куприна, уподобляющая себя больничному цветку и уже находящаяся у последней черты, испытывает нечто, казалось бы, необыкновенное в ее трагическом положении: она полюбила.

«... Эта любовь, блеснувшая на мой печальный закат... так ясна, так нежна, так болезненно – прекрасна! Помнится мне, еще совсем маленькой девочкой – институткой, я лежала в лазарете, в громадной, пустой, страшно высокой комнате... и вот однажды мое внимание привлекла простая, но удивительная вещь: за окном, в амбразуре, из мха, покрывшего кое-где выступы старой декоративной стены, вырос цветок. Это был настоящий больничный цветок, с венчиком в виде крошечной желтой звездочки и с длинным, тонким, хрупким, белесовато-зеленым стебельком... Дорогой мой, любимый! Этот больной, слабый желтый цветок - ведь это моя любовь к вам ...Ведь такой любовью, именно такой, вас, наверное, никто не любил и не полюбит...» (11, 488-489).

Только сейчас, когда остались считанные дни ее жизни, любовь ярко вспыхнула и своей «улыбкою прощальной «осветила» печальный закат» молодой женщины. Она неистово и горячо любит, переживает то, «исключительно тонкое, духовное слияние двух людей, при котором чувства и мысли одного каким-то таинственными токами передаются другому, когда чуть заметное дрожание век или слабая тень улыбки в глазах, когда, быстро встретившись глазами за общим столом или в гостиной, при входе нового лица или после только что сказанной кем-то глупости, два человека умеют без слов поделиться общим впечатлением...» (II, 487).

Она благодарит своего возлюбленного за те дни, когда они были вместе и наслаждались жизнью:

«– Да, вы многому научили меня. Без вас я никогда не постигла бы тех тонких, медленных наслаждений, которые может дать прочитанная книга, изящная и глубокая мысль творческого ума, вдохновенная музыка, красота солнечного заката, аромат цветка и, главное – самое главное – духовное общение двух утонченных натур, у которых, благодаря тяжелому недугу, нервная восприимчивость доходит до степени экзальтации, а взаимное понимание принимает характер безмолвного ясновидения» (II, 485) И далее:

«Последним моим чувством будет глубокая благодарность вам, озарившему мои последние дни любовью» (11,489).

И хотя тут много настоящего горя, все же неизбежная смерть не кажется мрачной, потому что героиня предстает освещенной и согретой жаркими, как солнце, лучами любви.

Сильная любовь озаряет жизнь человека, но эту любовь, говорит Куприн, нельзя встретить на каждом шагу, она дается нелегко, ее надо уметь найти и заслужить.

д) любовь - воспоминание, озаряющее жизнь

Без любви герои Куприна вообще не мыслят себе жизни счастливой, полноценной. Пусть хоть раз на своем веку, пусть даже без надежды на взаимность, но человеку необходимо изведать любовь, причаститься к хмельной радости ее «сладких мук», чтобы, наполнив ею свое сердце и навеки сохранив в себе, пронести это чувство через всю свою жизнь.

Воспоминаниям о прежней, полудетской, наивной и очаровательной любви, которая живет в памяти двух людей, как сон, приснившийся им ранней весной, посвящен рассказ «Леночка» (1910). Все в рассказе дано через «магический кристалл» воспоминаний. И как светлы и трогательны эти воспоминания!

Много лет тому назад кадет Коля Возницын полюбил Леночку Юрлову. Полюбил так, как умеют любить купринские герои, – со всей страстью и пылкостью юного сердца. Девушка, зажегшая в Возницыне это непонятное и всесильное чувство, переполнявшее его сердце, не была романтической красавицей. Даже напротив: Леночка выглядела внешне некрасивой. И вовсе не за внешность герой новеллы так полюбил ее.

«В Леночке было нечто более прекрасное, чем красота: тот розовый сияющий расцвет первоначального девичества, который, бог знает каким чудом, приходит внезапно и в какие-нибудь недели вдруг превращает вчерашнюю неуклюжую, как подрастающей дог, большерукую, большеногую девчонку в очаровательную девушку»57 (1У,407).

Но Леночка не столько любила Колю, сколько на короткое время увлеклась им, уступив напору его чувств. Счастье не состоялось, но они навсегда сохранили в чистоте и яркости эти первые впечатления жизни – дорогие, мучительно нежные, обвеянные такой поэтической грустью.

Четверть века спустя они снова встретились: 45 – летний полковник Возницын и немолодая уже Елена Владимировна, у которой взрослая дочь Леночка. И воспоминания мгновенным светом осветили давно прошедшее, словно ослепив их обоих. Не было в этих воспоминаниях ничего тягостного, омрачающего. Были иные чувства: мягкие, светлые, радость и легкая грусть по навсегда ушедшему и тихая благодарность за когда-то пережитое и, к сожалению, невозвратимое. В душе героев Куприна нет разъедающей горечи и тоски. Воспоминание родило глубокие раздумья над жизнью, и эти философские размышления исполнены непоколебимой веры в жизнь и любви к ней. Герои рассказа приходят к признанию великой мудрости и красоты жизни, не всегда легкой, но являющейся бесконечным процессом, вечным воскресением из мертвых.

«Вот мы уйдем с вами, разрушимся, исчезнем, но из нашего ума, вдохновения и таланта вырастут, как из праха, новая Леночка и новый Коля Возницын... Я уйду, но я же и останусь. Надо только любить жизнь и покоряться ей»58 (IV, 411).

В другом рассказе – «Осенние цветы» (1901) – любовь снова предстает перед нами, освещенная лучами воспоминаний. Его герои шесть лет тому назад испытали блаженное безумие первой любви. Они были по-настоящему счастливы вместе, но героиня рассказа подавила в своем сердце вспыхнувшие чувства и предпочла для себя жизнь светской дамы Петербурга. За все это прошлое мстит ей: она живет этой жизнью и говорит, что вряд ли смогла бы от нее отказаться, но сердце ее не участвует в этой жизни, оно в прошлом, в воспоминаниях о любви, которую она потеряла.

«Что касается меня, я помню каждую мелочь и болею этим. Ведь это все мое, оно живет во мне и будет жить всегда, до самой смерти» (II,502).

Сердцем женщины овладевает столь острый припадок невыразимой скуки, и так неодолимо было ее желание снова увидеть любимого и испытать безумие любви, что она бросила все и поехала на свидание с ним. Но прошлого не воротишь! Прежних чувств нет, она поняла: в ней и ее любимом еще могла вспыхнуть чувственность, мог проявиться внезапный порыв страсти, перед которой нелегко устоять, но это был бы только «фальшивый и смешной подлог под прежнюю любовь» (П,507), которую нельзя воскресить, как невозможно оживить мертвеца.

Но все же пессимизм в этом рассказе отсутствует: любовь живет и будет жить в воспоминаниях героев, и это делает их чуточку счастливее, как будут счастливы герои рассказа И.А. Бунина «Солнечный удар», вспоминая свое случайное знакомство на борту парохода и последовавшую за этим незабываемую и страстную ночь любви, после которой, по настоянию «прекрасной незнакомки», они с поручиком должны были расстаться, чтобы не испортить того, что было между ними и сохранить в душе ничем не омраченное воспоминание друг о друге, о том «солнечном ударе», который они получили, случайно встретив друг друга. Финал этого бунинского рассказа не столь оптимистичен, как у Куприна. Сгорая от любви и желания еще раз встретить свою «незнакомку» и не находя выхода своим чувствам, поручик долго блуждает по городу, без всякой цели, утомленный и разбитый. Когда же он возвращается на палубу, то чувствует себя постаревшим на десять лет. Читатель может только надеяться, что, излеченный временем, поручик сможет понять свою незнакомку и будет благодарен ей, подарившей ему счастливые, не омраченные буднями и обидами мгновения любви.

2. Повести о предательстве, коварстве, лжи и лицемерии в любви

Любовная поэтика служит отличной лупой для рассмотрения духовных ценностей героя» говорит профессор Вихров в «Русском лесе» А. Леонова

С помощью этой «отличной лупы» Куприн искусно проникает вглубь нравственной природы изображаемых им людей. Одни из них оказываются пустыми, себялюбивыми, бессердечно – холодными и лживыми. Подобный тип дан в рассказе «Каприз дивы» (1897) в лице Генриетты Дюкруа, непостоянной в своих привязанностях, привыкшей к жизни в роскоши и к мимолетным связям с самыми различными поклонниками, женщины, из-за каприза и прихоти погубившей жизнь студента — медика Алексея Сумилова.

В игриво-легкие отношения с мужчинами вступает Марианна из одноименного рассказа (1896), в ее повадках «много кошачьего: и зябкость, и осторожная медлительность движений, и грация, и гибкость, и лукавство». «Ей доставляло удовольствие играть со мною, как кошка играет с мышью» (1,545), – говорит рассказчик. Марианна Фадеева была мила, кокетлива, игрива. Она «наэлектризовывала» мужчину своими взглядами, словами, поведением, а потом, почувствовав, что он готов броситься к ее ногам, сразу же «отрезвляла» его холодной и расчетливой фразой, отталкивала от себя, чтобы через минуту снова поманить к себе и продолжить «играть».

Помещичья дочка Кэт (повесть «Прапорщик армейский» (1897) находит в любви к себе со стороны армейского прапорщика только комичную сторону, легкомысленную забаву и охотно предается флирту, обману и притворству.

Куприн прибегает то к форме дневника от лица героя, то строит повествование в виде переписки между героиней и ее подругой. В обоих случаях герои как бы исповедуются перед читателем, самораскрываются и характеризуют один другого. Благодаря этому мы узнаем о героях больше, проникаем в их душу.

Прапорщик Лапшин, наивный, смешной с виду и, в сущности, недалекий, наделен автором душевной красотой, нравственной чистотой и способностью любить женщину до самозабвения, возвышенно и страстно. Напротив, внешне красивая Кэт, которую так любит и чуть ли не боготворит Лапшин, выглядит грязной, развращенной, эгоистичной и хищной, одержимой лишь чувственными желаниями. В любовь она не верит, она ее не знает, а над влюбленным прапорщиком она в душе потешается, видя в нём не равного себе и любящего человека, а только мужчину, свежего и страстного, более крепкого физически, чем ее петербургские кавалеры, анемичные и, как она, развратные. Кэт неискренна и лжива, и бедный армейский прапорщик оказался в положении обманутого, его мечты и надежды на счастье оказываются призрачными.

«Очаровательное существо», «необыкновенно добрая и милая» Кэт пишет подруге Лидии, что она устроила «облаву» на Лапшина, который влюблен в нее «по уши», что ей будет приятно над ним «властвовать», что «ее офицер свеж, как здоровое яблоко», что их отношения ее «ни к чему не обязывают», и что она будет вспоминать все это, как «дурной сон».

Тот же контраст и в основе рассказа «Первый встречный» (1897). Рядом с центральным персонажем интеллигентным бедняком романтиком, живущим грошовыми уроками, холодная, погруженная лишь в свои переживания, презрительно – равнодушная к людям, эгоистичная, безымянная героиня, которая готова отдаться «первому встречному» не по любви и влечению, а для того, чтобы таким путем кому-то и за что-то отомстить.

«... вся ее сумасбродная выходка была делом нестерпимой ревности и неудавшейся мести. «Око за око, зуб за зуб», – она хотела отплатить тою же монетой, какой получила оскорбление, но – в более полной, более ужасной мере» (П,187).

Поступками Дюкруа, Кэт, Марианны, таинственной незнакомки, конечно, руководит не любовь, а похоть, чувственные побуждения или желание хоть на время с кем-нибудь развлечься.

Куприн порою склонен видеть в женской любви какое-то бесовское начало, сладостное и в то же время опасно-ядовитое, женщина в таких рассказах наделена непостижимой силой власти над умом и волей мужчины.

Так, мимолетный каприз Нины Аркадьевны («Странный случай», 1896) заставит отравиться любящего ее молодого талантливого писателя Сойманова. Нина Аркадьевна, пресыщенная вниманием мужчин, с холодной иронией относилась к чувствам, боготворившего ее Сойманова. В ее голосе, словах, жестах, когда она общалась с Соймановым, сквозила издевка, насмешливость, даже грубость. Она позволяла Сойманову любить себя:

«... – Я знаю только, что вы предпочитаете мучиться подле меня, чем вдали, и я вам это милостиво разрешаю» (1,444).

И вместе с тем она не раз давала понять, что его общество для нее неприятно, что ей скучно слушать его признания, его рассказы и что одно то, что она «позволяет » ему «безнаказанно говорить» о своей любви, не отказывает на просьбу поцеловать ее руку и не засыпает, когда он читает вслух свои новеллы — одного этого уже достаточно, чтобы он был счастлив. Ей «скучны» признания Сойманова в любви, она «жалеет», что

он «неудачно поместил свои чувства», полюбив ее. Она, дорожащая «свободой и спокойствием», способна любить мужчину, «как бокал шампанского», и то — только не сладкого. Считая, что ее избранник должен любить ее больше жизни и прекрасно зная, что любовь Сойманова именно такова, она толкает его на самоубийство, желая «испробовать» его чувства, хотя «с ужасом» понимает, что Сойманов не бросит слов на ветер. Но жестокое любопытство, азарт игрока, нежелание отступать назад побеждают в ней, произнося приговор тому, кто ее боготворит и может принять смерть как доказательство своей любви.

Героиня другого рассказа – «Погибшая сила», 1900 - Наталья Фадеевна – распутная, бесстыжая аристократка губит до безумия влюбленного в нее талантливого художника, втаптывает в грязь его чувства, делает своим рабом, доводит до обнищания и выгоняет на улицу, где тот вынужден просить милостыню у прохожих.

В рассказах «Святая любовь» (1895) и «Конец сказки» (1896) Куприн говорит о лукавстве, коварстве и лживости женщины, о том, что ее сердце непостоянно и горькие разочарования в любви к ней рано или поздно неизбежны. Героиня рассказа «Святая любовь» - Елена - очаровательная и застенчивая молодая девушка, в которую влюблен рассказчик, причем она, как ему казалось, отвечала ему взаимностью и даже согласилась выйти за него замуж. Оказывается содержанкой богатого старика — чиновника, «маленького, седого, обрюзгшего» господина, которого Елена выдавала за своего дядю. Дав согласие на брак с искренне влюбленным в нее молодым человеком, она с иронией обсуждает это решение с другим своим любовником — молодым человеком, с которым тайно встречается и расходы которого она полностью оплачивает деньгами, полученными от старика.

К такому типу женщин можно отнести также Шурочку Николаеву («Поединок», 1905) и Нину Зиненко («Молох», 1896).

Нина Зиненко – прелестная хрупкая девушка с

«аристократическими» руками. Она баловень и, так сказать, надежда семьи, не сомневающейся в том, что Нина достойна выгодной партии. Даже внешне она резко отличается от своих сестер.

Обаятельная внешность Нины заставляет биться сердце ее обожателя Боброва «с тревожной и томительной грустью». Но это вдали от нее, когда перед Бобровым возникают пленительные черты девушки и он может наделить ее в своем воображении богатыми душевными качествами.

На самом деле Нина ничуть не лучше своих сестер. Ее позорная сделка с Квашниным подготавливается всей логикой развития образа. Она охотно отвергает руку человека, для которого именно в ней заключен весь смысл его личной жизни, и готова стать «камелией», содержанкой Квашнина, поскольку это оказывается для нее выгодным. Она запродает себя с холодным расчетом, без чувств раскаяния и брезгливости, без сожаления и грусти, продает во имя обеспеченной, сытой и роскошной жизни. И только для соблюдения некоторого внешнего приличия продажа женских прелестей облекается в форму «законного бракосочетания» Нины Зиненко с подлецом и подхалимом Свежевским, который – опять-таки за деньги – с радостью берет на себя роль ее мужа, заранее зная, что жена будет наложницей похотливого миллионера.

Личная трагедия в повести вырастает на социальной почве. Куприн показывает продажность любви в буржуазном обществе, лживость чувств, лицемерие и лукавство женщины.

Подобные мотивы мы встречаем и при рассмотрении образа Шурочки Николаевой, которая, как и Нина Зиненко, наделена привлекательной внешностью, кроме того, она умна, обаятельна, стоит на голову выше, во всех отношениях, прочих офицерских дам полка; так же, как и Нина, она расчетлива, эгоистична. В своих представлениях о лучшей жизни она не идет дальше мечты о столице, об успехах в высшем свете.

Для осуществления этой мечты она губит Ромашова, любыми средствами стремясь завоевать обеспеченное место для себя и для своего недалекого нелюбимого мужа.

Сначала как будто случайными штрихами, затем все более отчетливо Куприн оттеняет в характере Шурочки такую, поначалу совсем не замечаемую Ромашовым, черту, как душевную холодность и черствость. Впервые нечто чуждое и враждебное себе улавливает он в смехе Шурочки на пикнике: «В этом смехе было что-то инстинктивно-неприятное, от чего пахнуло холодком в душу Ромашова». В конце повести, в сцене последнего свидания, герой испытывает сходное, но значительно усилившееся ощущение, когда Шурочка диктует свои условия дуэли.

«Ромашов почувствовал, как между ними незримо проползало что-то тайное, гадкое, склизкое, от чего пахнуло холодом на его душу» (111,439).

Эту сцену дополняет описание последнего поцелуя Шурочки, когда Ромашов почувствовал, что ее губы «холодны и неподвижны».

Интересно обратиться и к ее образу мыслей, ее высказываниям по разным вопросам. Она решительно осуждает «сентиментальных противников офицерских дуэлей» и горячо ратует за поединки со смертельным исходом: «... что за нежности: боязнь выстрела! Ваша профессия – рисковать жизнью» (Ш,337). Милая и женственная Шурочка говорит, что если бы от нее зависело, то она сама стреляла бы в людей, подобных Назанскому, как стреляют в бешеных собак (Ш,340). Если на дуэль Ромашов пошел отчасти по своей вине, то убийство его на этой дуэли лежит все-таки на совести Шурочки.

В ночь накануне дуэли она требовала от Ромашова «непременно стрелять», горячо уверяя, что никто из дуэлистов не будет ранен, так как она якобы твердо договорилась на этот счет с мужем. Однако наперекор своим же уверениям она как бы нечаянно выбалтывает истину: «Мы не увидимся больше», «поцелуй меня в последний раз», а перед своим уходом трижды повторила: «Прощай» (Ш,539). Так не говорят тому, кого хотят видеть живым и с кем хотели бы завтра встретиться. Она, следовательно, не только знала о смертельном исходе поединка, но и готовила его, не предотвратила смерть Ромашова, а с холодным расчетом благословила его на гибель, проявив свойственное ее натуре бессердечие, готовность на убийство даже наиболее близкого ее сердцу человека ради собственного благополучия, во имя эгоистического счастья. Она сознается Ромашову: «Я расчетливая, я гадкая...» (Ш,490).

Конечно, характер Шурочки не сводится к отмеченным выше качествам, образ ее сложен, многогранен и противоречив. Куприн наделяет свою героиню физической красотой, женственностью, острым умом, гордостью, большой силой воли, целеустремленностью — достоинствами, которые не могут не возбудить у окружающих любовь к ней, восхищения как женщиной. И не мудрено, что ее так любит Ромашов. Однако все хорошее, чем была так богата она от природы, подавляется в ней низменными побуждениями, принесено в жертву карьере недалекого мужа. Как, справедливо, считает Кулешов: «она в конечном итоге отрицательный тип двоедушной, хитрой и изворотливой женщины, характер, безусловно, правдивый, живой и живучий». И нам трудно с ним в этом не согласиться.

«Но Шурочка, – продолжаем читать у Кулешова, – как бы там ни было, – все же самое привлекательное лицо в кругу полковых дам. Другие во много раз хуже ее, хотя и менее опасны, потому что, наделенные в какой-то мере ее недостатками, они лишены тех привлекательных качеств, которые есть у нее. Злые и злоязычные, глупые и невежественные, лживые и лицемерные, развратные и непостоянные в чувствах, полковые дамы предстают в повести как олицетворение крайнего людского убожества, бытовой грязи и распада семейных отношений в офицерской среде. Сплетни, взаимная ненависть, жалкая бедность, прикрываемая тряпичной, безвкусной «роскошью», бессильная провинциальная игра в светскость, скучные, пошлые связи, о которых знают все в полку, – это и есть будни и нравы жен офицеров. Раиса Петерсон – наиболее отталкивающий представитель «прекрасной половины» офицерского общества, но и другие полковые дамы, вроде Анны Ивановны Мигуновой или жены капитана Тальмана не лучше Петерсон»59.

3. На грани падения

Раннего Куприна иногда тянуло к изображению адюльтера, своих героинь он ставит в очень сложное положение: остаться верной мужу и своей совести или, отбросив все сомнения, хотя бы на время окунуться с головой в упоительный водоворот страстной любовной неги. В рассказе «Без заглавия» (1895) герой – рассказчик знакомит нас со счастливой семьей учителя, в которой царили мир, спокойствие и любовь.

Жена учителя – «блондинка» - так ее называет рассказчик – была женственна, грациозна, шаловлива и заботлива. Она увлекалась чтением «переводных романов» и каждую свободную от домашних дел минуту проводила с книгой в руках.

«Это было счастливая жизнь, незатейливая, конечно, не богатая, но радостная, свежая, честная, ничем не смущаемая» (1,310).

Только «блондинка» не сознавала по-настоящему своего счастья и предпочла мужу заехавшего к ним погостить друга – актера. Подобно чеховской Ольге Ивановне из рассказа «Попрыгунья» (1892), которая долго не видела ничего выдающегося в своем муже, талантливом враче Дымове, и легкомысленно изменила ему ради пустого и недалекого Рябовского, героиня купринского рассказа тоже вначале не находит в своем супруге каких-либо примечательных качеств и достоинств, а в актере, с которым она решила бежать, ей почудился некий «герой», настоящий, любящий мужчина.

К счастью героиня вовремя «прозрела» и поняла; что чуть было не совершила огромную ошибку, ее любовник раскрылся перед ней во всей своей никчемности. И глаза ее сияли счастьем и радостью, когда она, как бы проснувшись после сна, с искренним раскаянием благодарила мужа: «Нет, нет, нет! Никогда в моей жизни ничто подобное не может повториться. Он только притворялся мужчиной, а ты настоящий, смелый и любящий мужчина».(1,314),

Героиня другого рассказа – «Виктория» (1897) – окружена ореолом таинственности. Сюжет этого рассказа также построен на факте измены, которая не состоялась в силу случайных обстоятельств. Но в рассказе есть какой-то особый романтический колорит и, главное, есть особый поворот сюжета, полностью снимающий опасность банального решения темы.

Образ немой женщины, Виктории Ивановны, овеян тайной невысказанных чувств и мечтаний. Весь ее облик необычен.

«Я невольно остановился перед ней, пораженный ее странной красотой: такими рисуют художники – символисты ангелов. Представьте себе высокую и тонкую – именно воздушную фигуру, необыкновенно белое, почти без теней лицо и длинные, египетского очерка, глаза, полные молчаливой грусти и в то же время загадочные как у сфинкса» (II, 101).

Загадочным было и ее поведение: полное равнодушие к жизни и ко всем ее проявлениям. На ее лице как - будто навек застыло тоскливое выражение. Только к своей прекрасной наружности относилась она с особенной, тщательной заботливостью, чрезвычайно долго простаивая перед зеркалом. С «болезненной страстью она любила музыку, и целые вечера проводила за фортепиано. Но, что бы она ни исполняла, – она всегда вкладывала в произведение один и тот же отпечаток затаенной, молчаливой тоски (II, 102).

С тоскливым равнодушием принимала она заботы нежно любящего ее мужа, Матвея Кузьмича, толстого человека, годившегося ей по годам в отцы. Рассказчик попадает во власть ее странного очарования. Она играет для него на фортепиано и постепенно, без слов, между двумя молодыми людьми возникает какая-то «неестественная» и «жуткая» духовная связь. Виктория назначает юноше свидание ночью, но оно не состоялось: с ней случился нервный припадок, потому что она «не вынесла этих волнений в продолжение нескольких часов» (П,104), пока ждала назначенной встречи.

В образе Виктории мы сталкиваемся с женщиной, которая вынуждена жить с нелюбимым, хотя и любящим ее мужчиной. Автор не дает прямого объяснения ее поведения, но мы можем догадываться, что в душе героини происходит борьба между совестью и любовной страстью, к которой примешивается сознание своей неполноценности и призрачности, временности счастья.

Борьба совести и страсти происходит и в душе героини рассказа «Страшная минута»(1895) - Варвары Михайловны Рязанцевой. Так же как и Виктория Варвара Михайловна живет с человеком, который старше ее на двадцать лет; так же как и «блондинка» из рассказа «Без заглавия», «с живой и искренней любовью» интересуется домашним хозяйством, она окружает мужа нежной заботой, она создала для него комфорт и порядок семейной жизни и сумела незаметно сделаться «его нянькой, его памятной книжкой, его другом». Более того, она «гордилась честью носить его славную фамилию неутомимого ученого и безукоризненно честного человека» и «обожала его до самозабвения» (1,271).

Двадцативосьмилетняя Варвара Михайловна была красива и стройна, но никогда за свою жизнь она не запятнала своей репутации случайными связями, даже мыслей о других мужчинах у нее не было никогда. Но приезд в их дом Ржевского «взбаламутил» ее душу. Куприн здесь выступает скорее даже не писателем, а психоаналитиком. Он подробно описывает чувства и мысли Варвары Михайловны. Мы видим, как в молодой женщине просыпается дотоле неизвестная ей чувствительность, страсть, жажда телесных наслаждений.

«... волнующие слова романса проникали ее желанием той страсти, которую эти слова и эта наружность обещали. Жажда новых, бесстыдных поцелуев, долгих объятий, от которых захватывает дыхание, жажда всего того, что она встречала до сих пор только в романах, и что ей казалось раньше выдуманным, приподнятым, даже смешным, проснулась в ней с бессознательной силой» (1,282). Ей сразу открылась другая сторона ее брака: она увидела в своем муже старика, к которому всегда относилась, как к отцу, ей стало жалко себя, ведь никогда она не любила соблазнительной любовью, а «редкие минуты физической близости с мужем она вспоминала с холодным отвращением», как исполнение тяжелого долга (1,284).

«Пропадает молодость, пропадает красота, – шептала с горечью Варвара Михайловна, глядя на свое отражение глазами, затуманившимися тоской. – За что же? За что?». И далее:

«Одна ночь в жизни, полная счастья... Разве за нее не стоит заплатить ценою долгого раскаяния, ценою самоотвержения в продолжение всей остальной жизни?» (П,285-286). Состояние своей героини Куприн сравнивает с тяжелой болезнью. В параллель с описанием душевного состояния героини он дает описание надвигающейся грозы, как бы сближая эти понятия по смыслу. «Вылечиться» Варваре Михайловне помог случай: гром напугал ее маленькую дочку, и девочка закричала, зовя мать на помощь. Успокаивая дочь, Варвара Михайловна плакала радостными слезами человека, «выздоровевшего от тяжелой болезни».

Стоя на краю пропасти, Варваре Михайловне чудом удалось в нее не упасть. Нам кажется, что Куприн не осуждает свою героиню за ее желания, аргументируя это только тем, что она со слезами радости избавляется от них. Это еще не означает торжества ее семейного счастья и благополучия. Неутоленная жажда физической любви, страсти без границ не умерла, а лишь замерла, ожидая своего часа, и рано или поздно она снова проснется и принесет героине еще немало страданий и сомнений. И как знать, что победит в ней в следующий раз!

Трудно отнести героиню этого рассказа к нравственно «падшим» женщинам, ведь ее можно понять и оправдать ее желания и поступки.

Тема «на грани падения» на этом не исчерпывается, она приобретает особое звучание в рассказе «Морская болезнь» (1908), где героиня изменяет мужу в результате насилия над ней. Назвать это изменой можно лишь с некоторой оговоркой – ведь Елена абсолютно чиста перед мужем в своих помыслах, ее измена – лишь физическая, недобровольная, ее изнасиловал помощник капитана, обманным путем завлекший ее в свою каюту, когда она страдала на пароходе от приступов морской болезни. Подавленная кошмаром происшедшего, чувствуя себя после этого оплеванной, точно вывалянной в грязи, Травина мучается вопросом: что скажет она мужу при встрече? Хватит ли у нее решимости раскрыть перед любимым Сережей свою душу до дна, рассказать, что и как было? А главное – как он поведет себя? И что он сделает: возненавидит или пожалеет?

Куприн не упрощает конфликта, возникшего между мужем и женою. Пережитую Травиной душевную трагедию муж ее вначале воспринимает только умом, чисто рассудочно - как историю, конечно возмутительную и ужасную, но все-таки происшедшую словно бы с другой женщиной, а не с нею, ибо Травина, желая испытать мужа, все время перебивает свой рассказ замечаниями о том, что все это она говорит лишь предположительно. Ее муж, внутренне не веря в возможность рассказанного ею, утешает ее банальными фразами: дескать, если бы это в самом деле произошло, то он, конечно же, не осудил бы ее, а постарался бы утешить, приласкать.

Но когда Елена, тронутая этими словами, уже без обиняков созналась, что гнусное насилие, о котором она только что рассказала, совершено вчера над нею, он в безотчетном порыве произнес: «Ни судить тебя, ни прощать тебя я не имею права. Ты виновата в этом столько же, сколько в дурном, нелепом сне, который приснился тебе. Дай мне твою руку!» (1У,341). Простил он ее? Нет. Он не винит жену, но и не прощает. На дне его души еще теплится надежда на то, что с женою все-таки ничего этого не было, что она, фантазерка по натуре, зачем-то выдумала самое страшное, то, на что способно ее воображение. Его переживания не непосредственны, а вторичны: ее трагедию он воспринял рассудком, а не сердцем.

А она? Она принимает его полууклончивые слова о своей невиновности как безоговорочное, полное прощение, как отпущение ей ее невольного греха перед ним, как избавление от кошмара и знак счастливого исхода тяжкого конфликта между ними.

Слезы, слова прощения, взаимные ласки облегчили их сердца. Но через полчаса муж Елены вскочил в испуге и беспокойстве: что-то вдруг пронзило его после недавних объяснений. Что же его встревожило? Ему, конечно, должно быть больно при мысли о недавней физической близости жены с каким-то подлецом (вряд ли его можно осудить за это чувство). И, если бы он, не переставая ощущать в себе жгучую боль, все-таки сделал над собой усилие и во имя любви к нравственно чистой и любящей его, но, по несчастью, опоганенной другим, женщине постарался приглушить в себе эту боль и простить ее, – в этом случае читательское к нему уважение нисколько не было бы поколеблено. Но он неожиданно повел себя с женой не так. Само положение его вдруг представилось в его мозгу пугающе рельефно, и будущее ужаснуло его. Ему вдруг вообразилось, что тот, кто насиловал его жену, заражен венерической болезнью и что будущий ребенок уже родится больным, значит, надо как-то предупредить возможное несчастье.

Травина поняла: муж никогда не забудет и не сможет до конца простить ее. Человек, которого она так любила, почти боготворила, считая его самым честным, совершенно свободным от предрассудков, умным, человечным, самым благородным из всех людей, каких она встречала, вдруг предстал пред нею в другом обличье, – «как и все, маленьким, подозрительным собственником в любви, недоверчивым и унизительно –ревнивым».(1У,344) Елена навсегда оставила его.

Психологический конфликт между мужем и женой приобретает в «Морской болезни» тем большую остроту, что герои рассказа – не рядовые люди, а революционеры, подпольщики, социал-демократы.

«Вряд ли можно заподозрить Куприна в намерении очернить социал-демократов... Ведь даже в Травине трудно видеть тенденциозно окарикатуренного подпольщика. Что же до героини рассказа, то она выступает у Куприна в таком освещении, что нельзя не проникнуться самой глубокой к ней симпатией. Елена внешне обаятельная, даже красивая, в ее отношении к мужу проступают ее благородство, душевная чистота и покоряющая искренность. Только женщина смелая, гордая, волевая... могла решиться на тот шаг, который делает Елена в конце рассказа»60.

4. Пошлость и развратность в любви

Мера падения героинь рассказов «Без заглавия», «Виктория» и Страшная минута», «Морская болезнь» кажется ничтожной по сравнению

с поступками, образом жизни и мыслей героинь некоторых других рассказов, в которых Куприн говорит об «изысканном разврате», а то и просто самом низменном распутстве. В новелле «Наталья Давыдовна» (1896) героиня, именем которой названо произведение, в течение шестнадцати лет слыла в Институте благородных девиц женщиной на редкость строгой нравственности, образцовой воспитательницей, которая «пользовалась исключительным, беспримерным уважением, как директрисы, так и всего высшего начальства» (1,485). Институтки трепетали перед ней, и ее класс всегда был образцовым по «благонравию и успехам», причем этого она достигала без криков, без наказаний, даже без жалоб родителям и начальству.

«У нее не было ни детства, ни прошлого, ни чего-нибудь похожего на самый невинный институтский роман - точно она и на свет божий родилась только для того, чтобы стать классной дамой» (1,485) / И никто не подозревал, что в действительности она тайная развратница. Окончив службу, Наталья Давыдовна шла «развинченной» походкой женщины, привыкшей принадлежать сотням мужчин, прикрытая вуалью и вечерней темнотой, на поиски физически здорового мужчины.

«Давний опыт и безошибочный инстинкт тайной развратницы указывали ей среди сотен, обращенных на нее с вожделением лиц, то, которое ей было нужно. Во взгляде, в хищном профиле нижней челюсти, в плотоядной улыбке белых и мелких зубов, в походке эта Мессалина узнавала черты страстного, ненасытного и неутомимого самца и выбирала его. К красивой наружности, к возрасту, к костюму она оставалась совершенно равнодушной; иногда это бывал старик, иногда горбатый, иногда едва оперившийся кадет. Намеченная жертва никогда не ускользала от нее... Она везла своего избранника куда-нибудь на край города, в грязную гостиницу с самой скверной репутацией, и целую ночь напролет, без отдыха, предавалась тем наслаждениям, какие только могло изобрести ее необузданное воображение» (1,488). Наутро она вновь возвращалась к обязанностям строгой и высоконравственной классной дамы. Ничтожество и порочность женщины, нравственная и физическая нечистоплотность, продажные чувства, пошлость – все это является предметом обличения в новеллах Куприна. В рассказе «Река жизни» (1906) мы встречаемся с Анной Фридриховной – мелочно-расчетливой, жадной, грубой, вздорной и грязной женщиной, которая содержит номера для постояльцев. Она водит дружбу с полицией, бесцеремонно расправляется с неугодными ей постояльцами, за счет которых живет. Владения охраняет грубый и запойный швейцар Арсений, деспотичный, как Никита в чеховской «Палате №6». Будучи охочей на мужские ласки, она ведет «развеселую», грязную жизнь. На положении штатного любовника она содержит бывшего поручика Чижевича, человека с истасканным, бледным, грязным лицом, на котором как будто написана «вся история поручиковых явных слабостей и тайных болезней». Дети хозяйки растут безнадежно –испорченными, порочными. Рано развращен ее старший сын - гимназист Ромка. Тринадцатилетняя Алечка давно «все знает», потому что ежедневно видит бесстыдные вещи, слышит циничные слова, дружит с проституткой из соседнего номера, и с красивых губ девочки уже сходит «нежно — развратная улыбка». Видимо, такими вырастут и маленькие Адька и Эдька, которых мать называет «проклятиками», щедро потчуя их подзатыльниками.

Анне Фридриховне, на наш взгляд, может быть противопоставлена героиня купринского рассказа «Просительница» (1895). Дочь бедной портнихи, только что каким-то чудом окончившая гимназию, тщетно ищет хоть какой-нибудь работы, чтобы поддержать больную, слабую мать. У нее есть еще младший брат, которому надо дать образование, но за учение нечем платить, и его могут исключить из школы. Девушка готова в раздавленных жизнью людях сохранить свое человеческое достоинство, горячее желание помочь другим, таким же несчастным, как они.

Очень интересен эпизод в рассказе, когда Зоя ушла в воспоминания о родной деревне, о детстве. Эти воспоминания, окрашенные тихой, ностальгической грустью, очень сильно подействовали на собравшихся у нее гостей, отвыкших от добрых и приятных мыслей.

«Жизнь так долго и ожесточенно колотила нас по головам, - говорит рассказчик, - что, казалось, навеки выбила из нас всякие воспоминания о детстве, о семье, о матери о прежних пасхах» (IV,3 97).

Читатель видит, что Зоя, несмотря на тяжелую жизнь, сохранила в своем сердце доброту, ласку, способность сострадать другим людям.

Рассказ «По-семейному» вызвал одобрительную оценку Л. Толстого61, который, как известно, был очень скуп на похвалу и очень критично относился не только к произведениям других писателей, но и к своим собственным.

Позднее, в 1905 году, Куприн написал рассказ «Штабе – капитан Рыбников», в котором содержались сцены в публичном доме. Здесь автор помимо прочего показал дружбу двух проституток – Клотильды (Насти) и Сони, которые были связаны «узами той истеричной и слащавой влюбленности, которая всегда соединяет попарно женщин в этих учреждениях» (I V,3 9).

Эти эпизоды и картины имели там чисто «служебное» значение и впоследствии они были широко развернуты в повести «Яма».

куприн женщина любовь повесть

5. Трагедия «падшей» женщины. Общество и проституция

Одна из героинь «Ямы» – проститутка Манька Маленькая –высказала искреннее желание проституток: «Хоть бы кто-нибудь написал по правде, как живем мы здесь, б... разнесчастные—» (V,76). Написанием такой книги и занялся Куприн. Цель, которую ставил перед собой писатель, создавая повесть «Яма», он определил так: «... я только пытался правильно осветить жизнь проституток и показать людям, что нельзя к ним относиться так, как относились до сих пор. И они люди...»62. Чтобы освещение было правильным, предельно правдивым, писатель внимательно изучил все, доступные ему, материалы по «истории вопроса» и, главное, пристально и долго наблюдал нравы и быт публичных домов на юге России и в столице, стремясь «вникнуть с головой в эту жизнь и посмотреть ее близко – близко, без предубеждения, без громких фраз, без овечьей жалости, во всей ее чудовищной простоте и будничной деловитости» (V,73). Мало того. Тут недостаточно было самых внимательных и точных «наблюдений, сделанных с записной книжечкой и карандашиком», – надо было «самому вжиться в эту жизнь, не мудрствуя лукаво, без всяких задних писательских мыслей» (У,75).

В повести «Яма» (глава девятая) есть утверждение о том, что предшествующая русская литература, по сути, не занималась художественным исследованием проблемы проституции и судеб «падших женщин», не освещала быт и нравы публичных домов. Литература охотно и много говорила о крестьянстве, о мужицкой деревне, но она словно бы забыла и почти ничего всерьез не сказала о другой столь же страшной действительности – жизни и положении публичной женщины, хотя для России, по мнения автора, одинаково важны обе эти действительности –проститутка и мужик. В уста главного положительного персонажа «Ямы» –репортера Сергея Платонова Куприн вложил следующую авторскую филиппику по адресу русских художников слова: «... наши русские художники – самые совестливые и самые искренние во всем мире художники – почему-то до сих пор обходили проституцию и публичный дом» (У,72).

Прав ли купринский герой и сам его создатель? Мы полностью согласны с Ф.И. Кулешовым, который считает, что в гневных высказываниях Платонова больше полемического пафоса, чем исторической правды63. Оставим в стороне вопрос о мужике в русской литературе: очевидна ошибочность умозаключений и обобщений Платонова, ибо помимо «народнических пасторалей» в нашей литературе XIX века были глубоко правдивые реалистические произведения Тургенева о крестьянстве, и очерки Николая и Глеба Успенских, и народные поэмы Некрасова, и сатиры и сказки Салтыкова-Щедрина, и проза и драматургия Толстого, а также рассказы и повести Чехова, Горького, Бунина, Подъячева, Вольнова. Что же касается тем и образов, к которым в «Яме» обратился Куприн, то они не были совершенно новыми в русской литературе, а имели к тому времени почти вековую историю, если иметь в виду, что о публичном доме писал еще В. Пушкин в «Опасном соседе» (1811). Разработка этой проблемы дана впервые наиболее полно Гоголем в повести «Невский проспект». Разнообразные типы падших женщин эмоционально – художественно закреплены в щедринском «Запутанном деле», в стихах и прозе Некрасова, в повести Помяловского «Брат и сестра», в «Нравах московских девственных улиц» Левитова, в «Арбузовской крепости» и «Крыме» Воронова. По ходу повествования в тексте «Ямы» упоминаются не только хорошо известные некрасовские стихи о женщинах улицы («Когда из мрака заблужденья...», «Убогая и нарядная»), но и роман Чернышевского «Что делать?», а также забытый рассказ Крестовского «Погибшее, но милое создание»(1860) – о любви студента к проститутке. Трагической судьбе падших женщин была посвящена повесть неизвестной в наши дни писательницы А. Луканиной «Палата номер 103» (1879), предвосхищавшей проблематику и идейный пафос купринской «Ямы». Велика заслуга Достоевского в разработке темы проституции – и не только в романе «Преступление и наказание», о котором речь идет в монологах Платонова, но и в большинстве других произведений этого писателя. К ним непосредственно примыкают тематически родственные повести и рассказы Гаршина, Чехова.

И, конечно, не всегда русские писатели ограничивались лишь «сусальным, пряничным, ерническим» изображением этого зла. Другое дело, что в литературе более жизнестойкой и довольно распространенной была традиция жалостливого, христиански-сентиментального отношения к уличной женщине, связанная с именем Достоевского, с его творческой практикой, когда проститутка, вроде Сонечки Мармеладовой, представала в некоем ореоле мученичества и чуть ли не святости. От такого взгляда на проститутку не были свободны многие демократические писатели России.

Но уже у Гаршина в повести «Надежда Николаевна» (1885) и особенно у Чехова в его знаменитом «Припадке» (1888) заметна совершенна иная тенденция в художественном освоении этой темы: их книги пронизаны ощущением личной вины и ответственности интеллигента-гражданина за то, что в современном ему обществе не изжита проституция, что существуют узаконенные дома терпимости. Отсюда протест и возмущение гаршинских и чеховских героев, отсюда обличительная сила этих произведений.

Неоднократные попытки представить проституцию как великое социальное зло предпринимались писателями, пришедшими в литературу на исходе XIX столетия. Стоит упомянуть повести «Именинница» и «Марька из Ям» Е. Чирикова и «Травля» Н. Тимковского. То, что в них слышалось чуткому уху демократического читателя, позднее было усилено в толстовском романе «Воскресение», опубликованном в 1899 году и содержавшем гневное, безжалостное обличение всего собственнического мира, порождающего проституцию, поругание женской любви, унижение женщины, распад семьи, ложь, лицемерие, циничный торг чувствами.

Целая вереница образов проституток дана Горьким в его рассказах 90-х годов: «Однажды осенью», «Горемыка Павел», «Женщина с голубыми глазами», «Пробуждение», «Мальва», «Коновалов», «Васька Красный», а также в повести «Трое» и драме «На дне». Горького, художника новой эпохи, интересовало не столько инстинктивное свободолюбие отверженных женщин, сколько социальные причины, порождающие проституцию, ставившие женщину в положение рабыни в семье и обществе. Его героини, нередко бесстыдные и порочные, бросают вызов законам и морали, которые оберегались в мире собственности, неравенства и угнетения. Горький, восстав против философии смирения и покорности судьбе, которую любил проповедовать Достоевский, отверг вместе с тем и расслабленно-сентиментальное, слегка идеализированное изображение проститутки в художественной литературе прошлого и настоящего «Тут, как и во всех других случаях, – говорил Горький, – нужна безжалостная, неприкрашенная правда, только правда». Он хотел, чтобы книги об уличной женщине, в конечном счете, были призваны к борьбе за освобождение человека.

Таким образом, демократические русские писатели – реалисты, каждый по-своему – дали почувствовать жуткую в своей обыденности трагедию женщины, вынужденной продавать себя, чтобы не умереть с голоду, сделали попытку выявить социальную обусловленность проституции, возбудить в людях сострадание к «падшим созданиям», пробудить сознание своей вины перед ними.

Иным было художественное осмысление проблемы проституции в творчестве писателей - модернистов рубежа XIX-XX века. Они обычно делали проститутку объектом своих сексуально-грязных сцен и картин, часто низводя свой рассказ до откровенной порнографии.

Литературно-общественная позиция Куприна как автора «Ямы» была в этих вопросах позицией убежденного гуманиста и демократа.

В какой степени полно писатель художественно осуществил свою задачу?

В центре повести – четырнадцать совсем еще молодых женщин, выброшенных обществом, отвергнутых семьей и, в разное время, очутившихся в публичном доме. О прошлом каждой из них известно очень мало. Куприн не дает развернутого «жизнеописания» проституток, не дает их биографии. Он берет лишь три месяца из сумбурной и унизительной жизни своих героинь, чтобы сказать, что их положение ужасно, и ужас этот состоит в том, что к нему уже все привыкли. Нравы и обычаи, давно узаконенные в домах терпимости, быт, образ жизни полутора десятка проституток в недорогом, двухрублевом публичном «заведении» некоей Анны Марковны — все это выставлено наружу во всей их «чудовищной простоте и будничной деловитости», подавляет своей до оскорбительности грубой, обнаженной правдой.

Поздний подъем «девиц» после угарной и грязной ночи, их ленивое шлянье по комнатам, пересуды и глупые разговоры, предобеденное томление от «сладкой скуки», привычные, гигиенические процедуры: дешевая косметика и одеванье перед приходом «гостей» и началом «работы», крикливый, шумный вечер с вином и табаком, прием «клиента» и опять нечистая ночь и позднее вставание в грязной постели... Так день за днем. Регламентированы «рабочие» часы, установлена такса за «любовь», определены обязанности «девиц» и права хозяйки. Женщины безропотно продают себя охочим мужчинам, а заработанная двухрублевка, второпях спрятанная в чулок, передается «экономочке», а через нее – хозяйке. Совершаются обычные торговые сделки, происходят будничные деловые денежные расчеты.

Проститутка тут – живой товар, за которым ежедневно приходят, точно в лавку или ресторан, похотливые «потребители».

«Здесь бывают все: полуразрушенные слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики-кадеты, и гимназисты – почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности – педагоги, и передовые писатели-авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и старые развратники, истрепанные всеми видами порока; ясноглазые красавцы и уроды, злобно исковерканные природой, глухонемые, слепые, безносые, с дряблыми, отвислыми телами, с зловонным дыханием, плешивые, трясущиеся, покрытые паразитами – брюхатые, геморроидальные обезьяны. Приходят свободно и просто, как в ресторан или на вокзал, сидят, курят, пьют, судорожно притворяются веселыми, танцуют, выделывая гнусные телодвижения, имитирующие акт половой любви. Иногда внимательно и долго, иногда с грубой поспешностью выбирают любую женщину и знают наперед, что никогда не встретят отказа. Нетерпеливо платят вперед деньги и на публичной кровати, еще не остывшей от тела предшественника, совершают бесцельно самое великое и прекрасное из мировых таинств - таинство зарождения новой жизни. И женщины с равнодушной готовностью, с однообразными словами, с заученными профессиональными движениями удовлетворяют, как машины, их желаниям, чтобы тотчас же после них, в ту же ночь, с теми же словами, улыбками и жестами принять третьего, четвертого, десятого мужчину, нередко уже ждущего своей очереди в общем зале... И так без конца, день за днем, месяцы и годы, живут они в своих публичных гаремах странной, неправдоподобной жизнью, выброшенные обществом, проклятые семьей, жертвы общественного темперамента, клоаки для избытка городского сладострастия, оберегательницы семейной чести — четырнадцать глупых, ленивых, истеричных, бесплодных женщин» (V,8).

В заведении Анны Марковны ежечасным сделалось поругание всего человеческого в человеке. Экономка бьет провинившуюся проститутку жестоко, холодно и расчетливо; роль усмирителя «бунта»; если таковой случается, взял на себя швейцар Симеон – здоровенный вышибала и очень набожный субъект, тайно мечтающий о спасении своей души в монастыре. Никому в доме не дает спуску хозяйка - Анна Марковна, – на вид милая старушонка с блекло-голубыми, девичьими глазами, нежная мать, выколачивающая из «девиц» рубли для своей любимой дочери Берточки. «... Эта кровопийца, гиена, мегера и так далее... – говорил Платонов, – самая нежная мать, какую только можно себе представить. У нее одна дочь - Берта... Если бы вы видели, сколько осторожного внимания, сколько нежной заботы затрачивает Анна Марковна, чтобы дочь не узнала как-нибудь случайно о ее профессии. И все – для Берточки, все – ради Берточки... И ведь я не только уверен, я твердо знаю, что для счастья этой самой Берточки, нет, даже не для счастья, а предположим, что у Берточки сделается на пальчике заусеница, – так вот, чтобы эта заусеница прошла... Анна Марковна, не сморгнув, продаст на растление наших сестер и дочерей, заразит нас всех и наших сыновей сифилисом» (У,69). В этой атмосфере губят свою жизнь жертвы проституции: спокойная, уравновешенная Тамара, довольно образованная, владеющая французским языком; дерзкая и вспыльчивая и в то же время самая кроткая и тихая девушка Манька – Скандалистка; злая и гордая красавица Женя, из ненависти и мести к мужчинам «награждающая» их сифилисом; наивная, простая и добрая Люба; маленькая, гнусавая деревенская девушка Нина, совсем недавно проданная каким-то коммивояжером в публичный дом; прыткая Нюра; болезненно-сладострастная, странная и несчастная Паша; ленивая и холодная Катька; гомельская еврейка Сонька Руль; длинноносая и рослая, с некрасивым темным лицом и прекрасными большими глазами. Куприн не делает попытки как-то «приподнять» своих героинь, окружить их ореолом мученичества и святости. Он старается беспристрастно – правдиво изобразить их внутренний мир, как он изобразил их быт. Проститутки нередко ведут себя в повести цинично, поступают бесстыдно, говорят грубо и грязно; интеллект у большинства из них не развит, словарь убог, их наряды наивно – безвкусны. Отмечая в каждой из них нечто индивидуальное, писатель, однако, почти во всех без исключения обитательницах публичного дома подчеркивает одну и ту же черту –детскую беспомощность, инфантильность.

«Судьба толкнула их, – говорит Платонов, – на проституцию, и с тех пор они живут в какой-то странной, феерической, игрушечной жизни, не развиваясь, не обогащаясь опытом; наивные, доверчивые, капризные, не знающие, что скажут и что сделают через полчаса, совсем как дети. Эту светлую и смешную детскость я видел у самых опустившихся, самых старых девок, заезженных и искалеченных, как извозчичьи клячи» (V,74).

Приписывая всем без исключения проституткам «светлую и смешную детскость», Куприн исходит из самых лучших и гуманных побуждений, но невольно, сам, может быть, того не сознавая, смягчает ту картину глубокого морального падения человека, которую стремился нарисовать. Как ни наивны и ни добры от природы все эти Маньки и Любки, страшная жизнь накладывает и на них свой отпечаток, и жертвы с течением времени сами становятся злодеями. Да и Куприн, как бы противореча самому себе, показывает, что именно из их массы выходят такие бессовестные, бесчеловечные эксплуататоры, как Анна Марковна, Эмма Эдуардовна. А в эпизодической сцене посещения Ровинской «первоклассного публичного дома Треппеля писатель изображает «привилегированных» проституток, которые на скопленные в «заведении» деньги собираются приобрести себе мужей и зажить «честной» жизнью.

Образы большинства обитательниц публичного дома даны Куприным статично, без какого бы то ни было развития, что в значительной мере определяется самим материалом, изображающим жизнь, подобную гнилому, неподвижному болоту. Едва ли не единственным исключением в этом смысле является образ «спасаемой» Лихониным Любки. Показывая, как в наивной, недалекой женщине за кратковременную жизнь «на воле» пробуждаются простые, естественные чувства, задавленные и извращенные жизнью в публичном доме, Куприн раскрывает и разлагающее влияние «узаконенной», регламентированной проституции, и силу внутреннего сопротивления жертвы этой проституции.

Через все эпизоды и картины в «Яме» настойчиво и последовательно проведена мысль о том, что торгующие собой женщины менее виноваты в том, что стали тем, кем они сейчас являются. Только одна из них, Паша, поступила в публичный дом добровольно, все же остальные попали сюда либо по крайней нужде, либо были завлечены обманом и проданы. (Как торговец женщинами Горизонт продал «свою» Сарочку и десяток других своих «невест»). Так кто же повинен в их человеческой трагедии? Что породило и порождает проституцию? Когда и как будет покончено с этим страшным злом?

Когда Куприна спросили, как он относится к «теории» о так называемой «врожденной проституции», он ответил очень определенно: «Какая же тут врожденность, когда мы знаем, что 90% проституток выходят из горничных? А у скольких дочери идут в проститутки из бедности?..»64. Очевидно, что Куприн хорошо понимал социальную обусловленность проституции: бедность, материальная необеспеченность и бесправие женщины в обществе – вот где источник всех зол. Так он говорил в интервью. К такому решению вопроса он очень близко подошел и в повести: социальное и экономическое неравенство порождает нищету большинства, а нищета и бесправие толкает женщину на проституцию–вот смысл рассуждений в «Яме» репортера Платонова. Но в противоречие с этой мыслью и с тем, что говорил Куприн в интервью, Платонов–двойник Куприна – высказывает и другую: в самом человеке заложены «петушиные любовные инстинкты», и ему недостаточно одной жены – ему нужна еще и проститутка.

Куприн не смог ответить читателю на тревожный вопрос: когда исчезнет проституция и можно ли ее когда-нибудь уничтожить? В процитированном выше интервью Куприн сказал: «... около этого вопроса люди кружатся, кружатся, а ничего не выходит», а о себе заявил: «А рецепт? Но рецепта я не знаю!»65. Рецепт от проституции он не предлагает в «Яме»: он не знал его ни тогда, когда работал над повестью, ни после ее написания. В уста Платонова он вложил фразу: «Зло это не неизбежное, а непреоборимое». Значит, проституция могла возникнуть – и ее могло не быть, но уж коли она есть, радикальных средств против нее никто пока не знает. «Когда она прекратится, – вслух рассуждает Платонов, – никто тебе не скажет» (У,100).

Повесть «Яма» адресована писателем матерям и юношеству в качестве предостережения, назидания, хотя в ней и отсутствует прямое морализирование. То, что описано в повести ужасает своей неприкрытой, голой правдой и заставляет задуматься над причинами этого зла и возможными путями его устранения.

Такие произведения как «Яма», «Наталья Давыдовна», «Марианна», «Странный случай», «Погибшая сила» и т.п. как бы оттеняют, выделяют прелесть купринских рассказов о настоящей, преданной любви, о ее трагических исходах, о ее поэзии, тоске и томлении. Куприн изображает любовь в разных ипостасях, но всегда, о чем бы он ни писал, он прославляет людей способных на чистую, преданную, верную любовь. Всегда и всюду Куприн посылает «великое благословение всему: земле, водам, деревьям, цветам, небесам, запахам, людям, зверям и вечной благости и вечной красоте, заключенной в женщине»66.

ГЛАВА III. НЕКОТОРЫЕ ХУДОЖЕСТВЕННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ В ПРОЗЕ КУПРИНА О ЛЮБВИ

Рассмотренные во II главе женские образы в творчестве Куприна создаются целым рядом устойчивых (традиционных) художественно-психологических средств. Но в отдельных эпизодах Куприн проявляет новаторский подход к изображению психологии женщины, дает нетрадиционные развязки любовных коллизий. Рассмотрению вышеперечисленных положений и посвящается данная глава.

Повышенный интерес к человеческой психологии проявился у Куприна еще на заре его писательской деятельности, и это в огромной мере отразилось на его произведениях, в которых автор стремится проникнуть в тайники человеческой души, познать непознанное, дать тонкую психологическую мотивировку поступкам и словам своих героев.

В раскрытии психологии своих героев, в подходе к характеру Куприн проделал существенную творческую эволюцию от ранних своих опытов (рассказ «Последний дебют», 1889) до зрелой поры, падающей на 900-е годы. Творческую манеру повествования в «Последнем дебюте» условно можно назвать сентиментально-романтической. И авторская речь, и речь персонажей сплошь выдержаны в романтически приподнятом, ложно-патетическом тоне: «Она рыдала, ломая руки, она умоляла о любви, о пощаде. Она призывала его на суд божий и человеческий и снова безумно, отчаянно рыдала... Неужели он не поймет ее; не откликнется на этот вопль отчаяния? И он один из тысячи не понял ее, он не разглядел за актрисой женщину; холодный и гордый, он покинул ее, бросив ей в лицо ядовитый упрек» (11,540).

Это заставляет вспомнить слова А. Пушкина, сказанные им по поводу «Бахчисарайского фонтана»: «Молодые писатели вообще не умеют изображать физические движения страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зубами и проч. Все это смешно, как мелодрама»67. Мелодрама – это когда внешнее выражение сильнее внутреннего, а речевой стиль излишне напыщен.

Именно мелодраматического эффекта достигал автор, заставляя героиню принять смертельную дозу яда на сцене, на глазах у тысячной толпы.

Герои рассказа с раскаленной страстью, поставлены автором в необычные, исключительные положения, их чувства и речи мелодраматически преувеличены, их поведение кажется неправдоподобным, без убедительной психологической мотивировки. Куприн значительно позже сам с нескрываемой иронией отзывался о своем новеллистическом первенце, пародируя трафаретные сюжеты романтических авторов: «Я теперь не помню ясно содержание моего первого рассказа. Если не ошибаюсь, в нем говорилось о том, что было прекрасное майское утро, что молодой и красивый человек, по имени Вольдемар, влюбился в это утро в девицу Людмилу, исполненную необыкновенных достоинств, и что девица Людмила изменила самым коварным образом Вольдемару ради кавалерийского офицера»68.

Позже, в повести «Поединок», мы столкнемся со своеобразной самопародией Куприна на неудачные опыты прошлого. Это связано с наивной привычкой Ромашова и, значит, молодого Куприна, думать и внутренне говорить выспренными словами старых шаблонных романов: «Его добрые выразительные глаза подернулись облаком грусти или Ироническая, горькая улыбка показалась на его тонких губах», «Он рассмеялся горьким, презрительным смехом», «Его сердце было жестоко разбито» и т.д. Это – не прямая речь Ромашова, который в повести говорит не так «красиво», а только образец того воображаемого стиля, которым он по своей писательской неопытности пользовался бы, если бы писал о себе в третьем лице. Это насмешка над самим собой в прошлом – прием, к которому нередко прибегали предшествующие писатели, например, Гончаров, искусно пародировавший в «Обыкновенной истории» свои незрелые юношеские стихи, приписав их авторство Александру Адуеву. Небезынтересна тут одна деталь. Заставив романтически – восторженного Ромашова мысленно произнести привычную фразу: «Его выразительные черные глаза сверкали решимостью и презрением!», – Куприн тут же иронически заметил о своем герое, что в действительности глаза у него были вовсе не черные, а самые обыкновенные – желтоватые, с зеленым ободком. Рассказывая о литературных упражнениях своего героя, Куприн замечает, что стоило Ромашову после своих страниц прочитать хотя бы маленький отрывок из великих русских художников слова, как им овладевало отчаяние, отвращение к своему творчеству и стыд. То, что он писал, выглядело на таком фоне вялым, бледным, неуклюжим и напыщенным. Ирония автора всюду полемически направлена против дурной манеры выражаться чересчур красиво и слащаво.

В ранних рассказах и повестях Куприна ощутим его интерес к загадочному, таинственному в человеческой психике, в поведении героев. Л.А. Колобаева считает, что «это таинственное, «непостижимое», «роковое» идет часто от книжных влияний, влияний шаблонов «массовой» модернистской литературы в частности»69. К таким произведениям можно отнести повесть «Впотьмах» (1893), рассказы «Лолли» (1895), «Виктория» (1897).

Мы уже говорили о том, насколько загадочна и таинственна была героиня рассказа «Виктория» – Виктория Ивановна.

Встретившись с ней впервые, рассказчик испытал «необыкновенное» чувство, и между ними зародилась «таинственная, ненормальная связь». «Эта духовная связь не походила на начинающийся флирт: в ней было что-то неестественное, жуткое» (П,103).

Такое нагромождение синонимов: загадочный, удивительный, фантастический, затаенный, необыкновенный, неестественный применительно к описанию внешности героини, ее поведения, отношений с рассказчиком – еще раз убеждает нас в том, насколько высок был интерес молодого Куприна к подобным проявлениям психики человека.

С этой же позиции может быть рассмотрено поведение и образ мыслей героини рассказа «Лолли» – циркачки – наездницы Лоренциты. Автор подчеркивает загадочность своих героев – дрессировщика Энрико, молчаливого, сумрачного, жестокого с людьми и животными, преследующего Лоренциту сначала любовью, а потом местью. (Он задумывает ужасный план - дрессирует слона Лолли таким образом, чтобы тот раздавил Лоренциту во время трюка.) Загадочна и Лоренцита, которая, узнав об угрожающей ей смертельной опасности, с отчаянной смелостью идет ей навстречу, бросая судьбе вызов. Непостижимо поведение и слона Лолли, отказавшегося выполнять план дрессировщика и спасшего Лоренциту. И, наконец, последняя загадка женского сердца, любви, о которой говорится в финале словами Чарли: «Все женщины одинаковы, сэр, потому что все они непроницаемы. Что же касается моей... она через месяц убежала от меня с этим мерзавцем Энрико» (1,348).

Интерес Куприна к тайному, непостижимому, заметный в ранних рассказах, не остался в его творчестве бесплодным, хотя со временем сильно видоизменился. Тяготение художника к удивительному, загадочному в человеке, несомненно, питало то качество купринского творчества, которое станет устойчивым и едва ли не коренным для него. Это увлеченность «стихийными душами» (так автор назовет героя рассказа «Анафема»), к характерам, движимым естественными, бессознательными, но правыми, истинными в глубине порывами. Это герои рассказов «Олеся» (1898), «Гранатовый браслет» (1911), «AIIez!» (1897) и др.

Колобаева, например, считает, что «стихийное, бессознательное выделяется в герое Куприна не вследствие наивного противопоставления им цивилизации и природы, о котором чаще всего говорят критики и литературоведы. Оно предстает у Куприна в разных формах и видах и нередко косвенным выражением сложных социальных отношении»70. Бессознательное выступает, как сила укоренившихся в психике обычаев, профессионально выработанных привычек. Безотчетное, внутреннее правило, воспитанное долголетней практикой, помогло маленькой акробатке Норе, героине рассказа «Allez!» сослужить последнюю в ее жизни службу – рассчитаться с жизнью после очередного оскорбления, нанесенного ей ее возлюбленным Менотти. Напомним финал рассказа:

«Пальцы Норы похолодели, и сердце перестало биться от минутного ужаса... Тогда, закрыв глаза и глубоко переводя дыхание, она подняла руки над головой и, поборов привычным усилием свою слабость, крикнула, точно в цирке: «Allez!»...» (II, 168). Бессознательное, выступает, и как укоренившиеся в психике древние народные поверья, в которых суеверие соединяется с действительным, живым и ценным опытом народных знаний. («Олеся») В соседстве с крепким умом и удивительными способностями в Олесе уживалось суеверие полудикарки. Олеся довольствуется теми «бессознательными, инстинктивными, туманными, добытыми случайным опытом странными знаниями, которые, определив точную науку на целые столетия, живут, перемешавшись со смешными и дикими поверьями, в темной, замкнутой народной массе, передаваясь, как величайшая тайна, из поколения в поколение» (11,286). Вспомним, хотя бы, сцену гадания или споры с Иваном Тимофеевичем о заговорах, проклятиях, разгадывание снов. Во время этих споров Иван Тимофеевич говорил Олесе о гипнотизме, о внушении, о докторах – психиатрах, пытался объяснить ей физиологическим путем некоторые из ее опытов, но «Олеся, такая доверчивая мне во всем остальном, с упрямой настойчивостью опровергала все мои доказательства и объяснения.(11,285) Она была убежденно покорна своему «таинственному предназначению».

Доверие к стихии человеческих чувств составляет основу психологизма Куприна. В порывах «стихийной души» героини чаще всего ему видится стихия добра. В связи с этим можно говорить об особенности художественного исследования писателем функции бессознательного: он показывает не столько разрушительную, сколько добрую роль бессознательного. Общий смысл этой позитивной роли, в понимании Куприна, – это восстание чувств личности против «узкого ума» – своего, окружающих, узости определенных этических и социальных институтов.

Необходимо отметить также особое внимание Куприна к болезненной психологии» в ранних его рассказах, в том числе и в рассказах о любви. В 1906 году Куприн в письме к Н.К. Михайловскому высказал сомнение в возможности для себя окончательно освободиться от склонности к изображению больной человеческой психики. «Может быть, – пишет он, – этот несчастный жанр неразлучен со мною?»71.

Сам Куприн называл себя «коллекционером редких и странных проявлений человеческого духа». В самом деле, он просиживал целыми ночами без сна с пошлыми, ограниченными людьми, весь умственный багаж которых составлял десяток – другой зоологических понятий и шаблонных фраз. Он поил в ресторанах отъявленных дураков и негодяев, выжидая, пока в опьянении они не распустят пышным махровым цветом своего уродства? Он иногда льстил людям наобум, с ясными глазами, в чудовищных дозах, твердо веря в то, что лесть – ключ ко всем замкам. Он щедро раздавал взаймы деньги, зная заранее, что никогда их не получит назад.

«Ему доставляло странное, очень смутное для него самого наслаждение проникнуть в тайные, не допускаемые комнаты человеческой души, увидеть скрытые, иногда мелочные, иногда позорные, чаще смешные, чем трогательные, пружины внешних действий - так сказать, подержать в руках живое, горячее человеческое сердце и ощутить его биение»72 - писал о Куприне О. Михайлов.

Данью «болезненной психологии» явились такие рассказы о любви, как «Странный случай»(1896), «Наталья Давыдовна»(1896), «Психея» (1892), «Безумие» ( 1894).

Явно нездоровое, извращенное начало живет в душе классной дамы Натальи Давыдовны – героини одноименного рассказа. Суровая и строгая блюстительница нравственности и дисциплины, перед которой трепещут все институтки, она оказывается тайной развратницей, вступающей в связь со случайными мужчинами, встреченными ею на улице.

Сюжетно новелла построена на резком несоответствии между «быть» и «казаться», между бросающимся в глаза внешним благообразием женщины и ее извращенными вкусами и аморальными поступками, женщины, всецело повинующейся в своих действиях импульсам чистого зоологического свойства.

В другом рассказе этого цикла – «Странный случай» – высказывается мысль о невозможности предвидеть последствия наших слов, нашего поведения. Нина Аркадьевна, красавица – аристократка, пресыщенная вниманием мужчин, попросту толкает на самоубийство безумно влюбленного в нее писателя Сойманова. Полушутя, она объявляет

ему, что тот, кому суждено стать ее возлюбленным, должен любить ее больше собственной жизни. Она прекрасно понимает, что делает, но азарт игрока, какое-то дьявольское упрямство, гордость побеждают в ней и заставляют ее произнести «приговор» молодому человеку. После того, как Сойманов рассказал Нине Аркадьевне о том, что он и его друг, многим обязанные друг другу, дали взаимную клятву «помочь» друг другу, если потребуется, – достаточно только написать в письме одно слово: «Пора» (имеется в виду «помощь» в самоубийстве – отравление), Нина Аркадьевна рассмеялась ему в лицо и назвала это глупой выдумкой.

«– Значит, вы хотите испробовать меня и моего друга? - спросил он с кривой усмешкой.

И странно: несмотря на то, что ее сердце на мгновение сжалось от ужаса, она ответила, смеясь:

– Ах, да, пожалуйста – это будет очень интересно» (1,450). В предыдущей главе мы уже упоминали о том, что Куприн был склонен видеть в женской любви какое-то бесовское начало. Оно является иногда причиной безумия влюбленного. Сойдет с ума художник, герой маленькой новеллы «Безумие» (1894), имеющей форму дневниковой записи. Ночами его посещало одно и тоже видение: перед ним являлась мистическая женщина, в объятиях которой он достигал «дьявольское блаженство» любви, величайшее блаженство и муку одновременно, а возвращение к действительности было для него страшно и мучительно.

«Странная женщина, – рассказывает художник, – медленно подходит ко мне, ложится со мной рядом и обнимает меня... Я холодею в ее объятиях, но ее страшные губы жгут меня. Я чувствую, что с каждым поцелуем она пьет мою жизнь медленными глотками... Это дьявольское, мучительное блаженство продолжается до самого утра, до тех пор, пока в изнеможении я не забываюсь тяжелым сном без всяких образов и видении...»73.

Нечто подобное происходит также со скульптором – отшельником из рассказа «Психея» (1896), стремящимся оживить создание своих рук –статую прекрасной Психеи.

К созданным в новеллах мужским образам можно приложить характеристику, которую дал герою декадентской литературы немецкий писатель и критик Макс Нордау: «Мысль о женщине преследует его, как болезнь, как мания. Он чувствует, что не в силах противостоять возбуждению, вызываемому в нем женщиною, что он безвольный раб ее; что по ее мановению он готов совершить ряд безумных глупостей и преступлений... он трепещет перед ее мощью, бороться с которою не в силах»74.

В некоторых рассказах Куприн исследует глубины души своих героинь путем «вторжения» в их «внутренний мир»75, в их мысли. Так, нам становится известным ход мыслей Зины Колосовой («Впотьмах»), решающей «продать» себя ради спасения жизни Аларина. Мы как бы слышим внутренний голос героини, ищущей и легко находящей оправдание своему поступку. Еще раз вспомним этот эпизод повести: «И вся охваченная внезапным, потрясающим страхом за жизнь дорогого человека... Зинаида Павловна почти бежала в ту сторону, где еще слышались смутно удаляющиеся шаги Аларина, но тотчас же остановилась.

Зачем? - безнадежно мелькнуло в ее голове. - Чем я могу утешить его? Он опять так же злобно насмеется... Господи, какую страшную муку должен он испытывать? Но чем же я могу помочь ему?.. Господи! Научи меня, процвести мой разум! Он для меня дороже всего в мире, и я ничем не в состоянии удержать его... Он не понял и не хотел поверить тому, что я с наслаждением отдала бы жизнь за него, вот сию секунду и отдала бы... А что, если и в самом деле не жизнь... а... Тот ужасный человек вчера...». И далее:

«... отдать свою честь на поругание, навеки потерять уважение любимого человека, но спасти его, – спасти от ужасной смерти, которая позором ляжет на его имя... Можно ли сделать больше?.. Значит это можно... и даже необходимо совершить!..» (1990-91) Проникновение в мысли, владеющие героиней, встречается и в рассказе «Страшная минута» (1895). Варвара Михайловна, борясь в душе с внезапно вспыхнувшей страстью к Ржевскому, то оправдывает, то обвиняет себя:

«Господи! Что со мною делается? — пронеслось у нее в голове. — Неужели я такая гадкая, безнравственная? Неужели я развратна, и сама до сих пор не знала себя? О господи, научи меня! Господи, поддержи меня!». Она опустилась на колени перед маленьким образком, висевшим в изголовье ее кровати. Но губы ее машинально шептали привычные слова и мысли упрямо бежали от молитвы.

«Пропадают мои молодость и красота, - печально думала Варвара Михайловна, - и никто, никто не насладится ими» (1,285). Очень важным художественно-психологическим средством создания женского образа является письмо героини. Здесь героиня раскрывается во всех своих насущных переживаниях, и читатель может судить о глубине ее переживаний не через опосредованное авторское восприятие, а путем «знакомства» с нею лично, как бы узнать из первых уст о том, что ее тревожит, что радует, чем заняты ее мысли. К тому же, в письмо обычно вкладывается гораздо больше смысла, больше искренности; в письме зачастую говорят о том, о чем бы не смогли сказать при встрече, глядя друг другу в глаза, влюбленные люди. Так, героиня рассказа «Осенние цветы» (1901) в письме своему возлюбленному говорит то, о чем не смогла сказать во время их последней встречи, она «обнажает» перед ним душу:

«Простите меня: все, что я говорила вам о лиманах, о морском воздухе и о докторах, будто бы уславших меня сюда из Петербурга, все это было неправдой! Я приехала сюда только потому, что меня вдруг неудержимо потянуло к вам, потянуло снова изведать хоть жалкую частицу того горячего, ослепительного счастья, которым мы когда-то наслаждались расточительно и небрежно, точно сказочные цари» (П,500).

Мы понимаем из письма, что для героини это - единственное средство объясниться со своим возлюбленным начистоту, потому что их разговоры при встрече получаются наигранными и неловкими, похожими на «подлог» под прежнюю любовь. Героиня признается, что она «бежала» от «того мучительного, неловкого и ненужного, что неминуемо должно было произойти» между ними.

В другом рассказе «Сентиментальный роман» («Больничный цветок»), 1901, также построенном в форме письма женщины своему любимому, лист бумаги и ручка - единственное средство, с помощью которого героиня, тяжело больная туберкулезом, может общаться с внешним миром. Поэтому в этом письме больше психологизма, оно глубже раскрывает глубину переживаний и чувств женщины. В этом рассказе проявляется особое мастерство Куприна - психолога, дающего картину духовной жизни человека, обреченного на медленное умирание. Но есть у Куприна и такой рассказ, в котором обращение к письмам героини к своей подруге служит средством раскрытия ее духовной пошлости, развращенности. Это рассказ - «Прапорщик армейский», 1897. Помещичья дочка Кэт «разыгрывает» искренне любящего ее прапорщика Лапшина, изображая ответную любовь, хотя на самом деле - это всего лишь «развлечение» для нее и ее подруги, в письмах к которой она издевательски «смакует» подробности встреч с Лапшиным, смеется над его чувствами.

Один из важных художественно-психологических приемов, используемый писателем в своих рассказах – прием контраста. В рассказе «Последний дебют» - это контрастное сопоставление злодея – соблазнителя Александра Петровича и любящей, кристально чистой Лидии Николаевны Гольской. Автор дает контрастное сопоставление их душевного состояния. Такое сопоставление, а точнее будет сказать, -противопоставление – резко контрастирующих образов выразительно оттеняет характер Гольской.

В рассказе «Гранатовый браслет» тоже используется такой прием: Куприн как бы сопоставляет двух сестер Анну и Веру. Детальное описание характера и внешности Анны имеет, если можно так выразиться, вспомогательное значение. Оно призвано оттенить облик княгини Веры. Автор пишет, что

«... по внешности они до странного не были схожи между собой. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу – англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, - наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя... Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте... – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью... Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры» (IV,433).

Характерно, что в этом описании Анне отведено больше места, чем главной героине. Женщина, которую любил Желтков, выступает, до поры до времени, как бы в некотором отдалении от читателя. В сущности, она так же «отдалена» от всех окружающих. В отличие от Анны с ее «веселой безалаберностью», Вера «была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независимо и царственно спокойна» (IV,434).

Своей манерой выражать чувства Вера и Анна, напоминают женские образы Л. Толстого. Вот Анна, в радостном опьянении перед картиной природы, восторженно говорит сестре:

«Но ты только посмотри, какая красота, какая радость – просто глаз не насытится. Если бы ты знала, как я благодарна Богу за все чудеса, которые он для нас сделал!» (IV,435).

В этом ощущении природы раскрывается характер экспансивный, жадно вбирающий радости жизни. И тут же писатель показывает восприятие природы Веры:

«Я тебя понимаю, – задумчиво сказала старшая сестра, – но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой... Я скучаю, глядя на него.. .» (IV,435).

Это – отношение к прекрасному натуры более холодной, сдержанной, живущей размеренными чувствами, натуры успокоенной и счастливой буднями своего семейного бытия. Однако, чувство прекрасного далеко не чуждо ей, она женщина тонкого вкуса, и Куприн подчеркивает это неоднократно. Вера говорит Анне:

«Я люблю лес... Разве может он когда-нибудь прискучить? Сосны!.. А какие мхи!.. А мухоморы! Точно из красного атласа и вышиты белым бисером...» (IV,436).

Такие штрихи в изображении Веры приоткрывают постепенно завесу над ее внутренней жизнью. Вера не так холодна, как это кажется вначале. Однако, понадобятся совершенно, исключительные обстоятельства, чтобы душа этой женщины пробудилась.

Таким образом, характер Веры раскрывается не только через сопоставление с Анной, но и через ее отношение к прекрасному, к природе, через ее переживания.

Одним из средств создания образов проституток в повести «Яма» также является прием противопоставления. «Падшие» женщины противопоставлены интеллигентам. Куприн ищет наибольшего контраста. Знаменитая актриса Ровинская, пресыщенная преклонением зрителей, столь же знаменитый адвокат Рязанов, богатый композитор – дилетант Чаплинский и некая баронесса Тефтинг – вот небольшая компания, решающая окунуться в жизнь «Ямы».

Все они далеко не худшие представители своей среды, образованные люди. Но жизнь кажется этим баловням судьбы скучной. Они ищут «на дне» каких-то новых ощущений. И здесь они действительно испытывают острые ощущения, но далеко не те, которые ожидали. В результате бестактности баронессы разгорается скандал. Женя, а потом Тамара жестоко обличают ханжество «гостей». При этом «падшие» женщины выглядят куда более достойными, чем «снизошедшие» к ним представители аристократии. Гораздо достойнее выглядит и Любка по сравнению со «спасителем» Лихониным.

В другом рассказе – «Сентиментальный роман», прием противопоставления, контраста, используется автором, чтобы противопоставить ее над всем бренным, мирским. Как мы уже говорили, она смертельно больна, но это не мешает ей переживать в своей душе весну любви. По сути, это настоящий подвиг женщины, душа которой оказывается способной взмыть ввысь вопреки неизбежному физическому угасанию.

Иногда совершенно контрастные черты могут совмещаться в характерах купринских героинь, как например, в характере Лидочки Гнетневой («Лидочка», 1894). Те обиды и оскорбления, которые испытала на себе молодая актриса Гнетнева, постоянные унижения ее человеческого и женского достоинства превратили ее в существо озлобленное, с издерганными нервами и несдержанным, неуравновешенным характером. «Бывалый человек», от лица которого ведется повествование, следующим образом характеризует героиню рассказа:

«... Лидочка – то именно и принадлежала к этим скорбящим и озлобленным. Это самые неуравновешенные люди. Треплет – треплет их судьба и так, в конце концов, изуродует и ожесточит, что и узнать трудно. Много в них чуткости, нежности, сострадания, готовности к самопожертвованию, доброты сердечной, а с другой стороны – гордость сатанинская, обидчивая и нелепая гордость. Постоянное сомнение и в себе и в людях, наклонность во всех своих ощущениях копаться и, главное, какой-то чрезмерный, дикий стыд. Нашла минута – отдаст он вам душу, самое дорогое и неприкосновенное перед вами выложит, а прошла минута - и он вас сам за свою откровенность уже ненавидит и торопится облегчить себя оскорблением. Позднее я догадался, что и Лидочка была из числа этих загнанных судьбою» (1,204).

Образ Лидочки построен на совмещении в одном характере взаимоисключающих черт, неожиданных изломов, поворотов в настроении, в психике вообще.

Одно из средств создания женских образов у Куприна – обращение к предыстории героини как своего рода мотивация ее поступков в настоящем. Так, в рассказе «На разъезде», 1894 , автор, как бы отвечая на просьбу Шахова, открывает перед читателем завесу, ведущую в прошлое Любови Ивановны Яворской. То, что узнает о ней Шахов (и мы вместе с ним) позволяет глубже разобраться в ее душевном мире, понять и оправдать ее поведение. Это и повод откровенно посочувствовать героине, по наивности попавшей в сети старого хитрого «дяди», к тому же удивительно нахального и до ужаса грубого.

Но иногда, как, например, в повести «Олеся», автор намеренно не дает никакой предыстории героини. Основная причина того, что Олеся появляется внезапно и о ней ничего не известно на первых страницах повести, вплоть до ее встречи с героем, заключается в том, что писатель хочет всячески отделить Олесю от внешнего мира, показать ее в естественной для нее обстановке прекрасной и могучей природы.

Нельзя не отметить особое мастерство Куприна – портретиста. В каждой своей героине он умеет выделить те внешние черты, которые являются выражением ее характера, помогают глубже раскрыть ее образ. Мы уже говорили о портретных характеристиках Анны и Веры из «Гранатового браслета», Виктории Ивановны из рассказа «Виктория». Особого внимания с этой точки зрения заслуживают еще две героини Олеся и Суламифь.

В красоте Олеси, в гордой силе, исходящей от нее, писатель воплощает красоту и гордую силу природы, которая как бы сформировала человека по своему подобию.

«Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати – двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала ее молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту ее лица, увидев раз, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнуть к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посередине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперед с решительным и капризным видом» (11,266).

Свойственна Олесе и та изменчивость настроения, которой подвержен человек, окруженный природой, то ласковой, то суровой.

Столь же колоритен и необычен и облик Суламифи. Конечно, Куприн в изобилии использует здесь приемы стилизации под «Песнь песней», и это делает портрет Суламифи по-своему завораживающим, очень живописным:

«... Вот ты засмеялась, и зубы твои – как белые двойни ягнят, вышедшие из купальни, и не на одном из них нет порока. Щеки твои – точно половинки граната под кудрями твоими. Губы твои алы – наслаждение смотреть на них. А волосы твои... Знаешь, на что похожи твои волосы? Видала ли ты, как с Галаада вечером спускается овечье стадо? Оно покрывает всю гору, с вершины до подножья, и от света зари, и от пыли кажется таким же красным и таким же волнистым, как твои кудри. Глаза твои глубоки, как два озера Есевонских у ворот Батраббима. О, как ты красива! Шея твоя пряма и стройна, как башня Давидова!..» (IV, 272). Конечно, в описании прелести Суламифь, надо сделать скидку на то, что этот портрет был увиден глазами влюбленного в нее человека – Соломона. Но все же это не умаляет художественного мастерства Куприна.

Иногда даже по незначительному портретному штриху мы можем судить о героине, о ее характере. Например, Пашка из «Ямы» имела «миловидное» лицо, но в ее «полузакрытых глазах, всегда улыбающейся какой-то хмельной, блаженной, кроткой, застенчивой и непристойной улыбкой, в ее томных, размягченных, мокрых губах, которые она постоянно облизывает, в ее кротком тихом смехе – смехе идиотки» сквозило близкое безумие (V,32).

В заключение данной главы скажем о еще одном важном художественно-психологическом средстве создания женских образов. Это – речь героинь. Куприн всегда тщательно работал над языковыми характеристиками своих героинь. Рассмотрим это средство на примере образа Олеси, где оно проявилось с наибольшей выразительностью.

Трудность при работе над речевой характеристикой Олеси заключалась в самом характере этой героини. Какие слова вложить в уста полудикой девушки, выросшей на лоне природы, не получившей никакого образования? Как должна выражать она свои мысли и чувства, чтобы не нарушить гармоническое впечатление, произведенное этим образом?

В решении этой проблемы также сказались свойственные Куприну стремление к благородной простоте, нелюбовь к аффектации, чувство меры. Речь героини заключает в себе некоторые элементы просторечия, но без грубых и малоприятных местных слов. Лексика Олеси отличается разнообразием, гибкостью и удивительной точностью, конкретностью. В сцене гадания писатель сохраняет некоторые черты слога, которыми пользуются гадалки, но Олеся избегает готовых, закостеневших фраз, вроде: «Всегда живописуй, а не веди полицейский отчет»76. Художественно-психологические средства, которыми пользуется Куприн для создания женских образов, и служат более живой, естественной обрисовке характеров и поступков его героинь.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог всему вышеизложенному, можно с уверенностью отметить, что в повестях писателя, да и вообще в любовной прозе, произошла эволюция, непрерывный процесс изменения и углубления мастерства Куприна - художника, Куприна - психолога. Одним словом, налицо эволюция темы любви, эволюция женского характера.

Важно понять, от «Чего», к «Чему» и через «Что» прошла эта эволюция, каким образом Куприну удалось достигнуть тех высот мастерства, изобразительной мощи и светлого гуманистического пафоса, какие доступны лишь великим талантам77.

Творчество А.И. Куприна противоречиво. Романтическое поклонение женщине, рыцарское служение ей противостояли в его произведениях циничному глумлению над чувством, живописанию разврата.

Пройдя еще в детстве через ряд разнообразных жизненных испытаний, принужденный приспособиться к жестокой среде, Куприн сберег в душе способность причинять боль, сохранил в чистоте бескомпромиссный гуманизм, обостренную жалость к страдающим людям. Будучи уже грубовато-здоровым, взрослым, жизнерадостный Куприн поражает нас своей беззащитной решимостью, своей способностью болезненно остро переживать любую несправедливость, тонкость душевной организации. В своей поздней любовной прозе писатель остается чутким к страданиям, мечтательным ребенком, заточенным в мрачные казарменные стены. Все купринские герои с хрупкой душой попадают в жестокий мир. Поэтому противоречивость и некоторые заблуждения в творчестве писателя можно объяснить растерянностью, неуверенностью и непониманием происходящего в ту эпоху, в которую он творил.

Шаг за шагом А.И. Куприн воскрешает в своем творчестве высокий строй чувств, который был присущ произведениям писателей «золотого» века, создавших вдохновенные гимны любви. Куприн добивался необычайной силы и искренности эмоций, свойственных героям его повестей. Прославлению великого «дара любви», чистого, бескорыстного чувства посвящены как ранние, так и поздние произведения писателя. Куприн-художник доказал, что истинная любовь раскрывает богатые возможности натуры, вдохновляет на добрые дела.

Необходимо отметить, что художник всматривается в самые глубины человеческой натуры и подмечает в людях те драгоценные черточки, которые предстоит еще взрастить, очеловечить, очистить от накипи дурных наслоений. А.И. Куприн ставил актуальные вопросы о необходимости нового гуманизма, о раскрепощении человеческой личности, о создании свободного общества. Но реальных путей к их осуществлению писатель не видел. Ни в духовных исканиях героев, ни в сюжете книг, ни в авторской позиции - нигде не виден реальный мостик, связывающий настоящее с будущим. Куприн вместе со своими героями возлагает надежды на развитие человеческого духа и величие разума человека.

А.И. Куприн был певцом чистой, здоровой любви, певцом искренним и истинным. Он всегда и всюду благословлял любовь, посылал «великое благословление всему: земле, водам, деревьям, цветам, небесам, запахам, людям, зверям и вечной благости и вечной красоте, заключенной в женщине»78.

Женские образы занимают в прозе Куприна значительное место. Женщина, по Куприну, есть воплощение красоты, гармонии, жизни, любви. И вместе с тем именно женщина является своеобразным «барометром», по которому определяется состояние социальной среды. То, какое место занимают представительницы прекрасного пола в обществе, с

какими проблемами они сталкиваются, какие функции выполняют, характеризует данный социальный строй, в котором они живут. Основное предназначение женщины, по Куприну, – любить, дарить свое тепло, быть рядом. Если же есть отступления, значит, общественная система слишком несовершенна, а, может быть, даже и уродлива.

На протяжении всего своего творческого развития, писатель очень большое значение придает исследованию женского характера. Он все глубже, все серьезнее проникает в психологию женщины, пытается разобраться в причинах, оказывающих влияние на формирование ее личности. Кроме того, Куприн ищет свой идеал женщины. Ближе всего к нему оказываются две героини – Олеся и Суламифь. Самому Куприну больше нравился даже образ первой, так как казался более живым, естественным, непосредственным и отвечал требованиям писателя к русской женщине.

Всех своих героинь автор подвергал самому серьезному испытанию -испытанию любовью. Далеко не все его выдерживали, но автор, скорее всего, не винит в этом женщин. По его мнению, всему виной те социальные обстоятельства, в условиях которых они существуют. Волей-неволей им приходится подстраиваться под них. И лишь самые сильные, смелые, цельные, непосредственные натуры способны противостоять злому и жестокому обществу, спасти свою любовь. Это особый тип женщин, которым любуется и восхищается Куприн.

Приемы создания женских характеров и их раскрытие у писателя весьма разнообразны.

1. Это, прежде всего, детальная характеристика. Куприн очень точно, четко в большинстве своем дает описание внешности героинь, обращает внимание даже на форму и цвет глаз, волосы, одежду и т.д.

2. Далее следует назвать авторскую характеристику образа;

3. Можно отметить и даже такой интересный прием как самохарактеристика героя (ее дает, например, Шурочка из повести «Поединок»);

4. Характеристика героя другими персонажами (Назанский очень хорошо описывает Ромашову характер Шурочки) и др.

Нередко для передачи чувств героев, их внутреннего состояния, автор использует описание природы, которые или оттеняют настроения, или при помощи лирического параллелизма помогают читателю глубже почувствовать, лучше понять общее состояние героя. *

Таким образом, книги Куприна принимали на свои страницы огромное разнообразие человеческих характеров и богатство эмоций, пестроту и яркость красок в природе, малейшие оттенки звуков и тончайшие запахи. Куприн–художник отличался тонкой наблюдательностью, необыкновенной зоркостью видения, и все то, что попадало в поле его зрения, то он переносил на страницы своих книг, отличалось почти осязаемой изобразительностью. Его слово было метким, красивым, точным и музыкальным, его фраза естественна, свободна и богата живыми разговорными интонациями.

Художественные произведения Куприна щедро обогащают человека интеллектуальным и нравственным опытом, дают огромную эстетическую радость и наслаждение.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1. Крутикова Л.В. А.И. Куприн. -Л., 1971.

2. Афанасьев В.А. А.И. Куприн. - М., 1972.

3. Волков А. Творчество А.И. Куприна. - М., 1981.

4. Берков П. Александр Иванович Куприн. - М. - Л., 1956.

5. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. 1-я часть (1883-1907гг.).-Минск, 1987.

6. Лилин В.А. Куприн. - Л., 1975.

7. Паустовский К. Поток жизни (Заметки о прозе Куприна). -Собр. соч.: в 8 т.-М., 1970, т. 8.-С. 104

8. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков - М.: Изд-во МГУ, 1990.- С. 69

9. Там же. - С. 85

10. Там же.- С. 120

11. Там же.- С. 139

12. Там же. - С. 277

13. Там же. - С. 279-280

9. Вересаев В.В. Художник жизни (о Толстом). - М., 1922. - С. 3-4.

10. Куприна - Иорданская М.К. Годы молодости. - М., 1966. - С. 46.

11. Михайлов О.М. Куприн. - М.: Мол. гвардия, 1981, (серия «ЖЗЛ») - С. 38.

12. Там же. - С. 46.

13. Куприна - Иорданская М.К. Годы молодости. - М., 1966. - С. 46. Н.Михайлов О.М. Куприн. -М.: Мол. гвардия, 1981, (серия ЖЗЛ»).- С. 38.

15. П.Батюшков Ф.Д. Этюд о Куприне. — Неопубликованная рукопись, хранящаяся в Институте русской литературы. Цитируется по кн. Кулешова Ф.И. Творческий путь Куприна. - 2-е изд. - Мн.: Изд-во БГУ, 1983, т.1. -С. 42.

16. Куприна - Иорданская М.К. Годы молодости. - М., 1966. - С. 147-148.

17. Там же. - С. 154.

18. Михайлов О.М. Куприн. - М, 1981, (серия «ЖЗЛ»). - С. 89.

19. Там же. - С. 100.

2О. Там же.- С. 121.

21. Там же.- С. 131-132.

22. Куприна К.А. Куприн - мой отец. - М.: «Сов. Россия», 1971. - С. 24

23. Там же.- С. 25.

24. Там же. - С. 26.

25. Там же. - С. 26.

26. Там же. - С. 27.

27. Михайлов О.М. Куприн.-М., 1981.-С. 162.

28. Там же.- С. 212.

29. Там же. - С. 247.

ЗО. Там же. - С. 260.

31. Там же. - С. 262.

32. Там же. - С. 262.

33. Кулешов Ф.И. Творческий путь Куприна. - Мн.: Изд-во БГУ, 1983, т. 1.-С. 173.

34. Куприн А.И. Собр. соч.: В 6-ти т. - М., Гослитиздат, 1958, т. 2. - С. 273. (В дальнейшем все ссылки, кроме специально оговоренных, даются в тексте по этому изданию. Римскими цифрами обозначен том, арабскими - страница).

35. А.И. Куприн о литературе. - М., 1969, - С. 281.

3б. Куприна - Иорданская М.К. Годы молодости. - М., 1966. - С. 243.

37. Кулешов Ф.И. Творческий путь Куприна, -2-е изд, - Мн.: Изд-во БГУ, 1983,т.2.-С43.

38. С. Ауслендер, Кукольное царство (очерк), «Золотое руно», 1908, номер 6.- С. 72. Цитируется по кн. Афанасьев В. А.И. Куприн. - М., 1972.-С.91.

39. Корецкая И. Примечания к собр. соч. А.И. Куприна в 6-ти т. - М., 1958, т. 4.- С. 744.

40. Берков П.Н. А.И. Куприн. - М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1956. -С. 119.

41. Никулин Л. Чехов. Бунин. Куприн. - М, «Сов. писатель», 1960. - С. 304.

42. Боровский В.В. Литературно-критические статьи. - М., Гослитиздат., 1956. - С. 275.

43. Там же.-С. 260.

44. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. - Мн., 1983, т. 1.-С.81.

45. Чехов А.П. Полное собр. соч. и писем.: В 30-ти т. Соч. в 18-ти т. М., «Наука», 1974, т. 1. -С. 415.

46. Там же.-С. 416.

47. Там же. -С. 430.

48. Там же.-С. 431.

49. Чехов А.П. Полное собр. соч. и писем.: В 30-ти т. Соч. в 18-ти т. М, Наука, 1974,т. 6.-С. 35.

50. История русской литературы в 4-х томах, т. 4. Литература кон. XIX - нач. XX в (1881-1917). - Л.: «Наука», 1983. - С. 264.

51. Волков А.А. Творчество А.И. Куприна. 2-е изд., М: «Сов. писатель», 1981.-С. 75.

52. Михайлов О.М. Куприн. - М., 1981, «ЖЗЛ». - С. 154.

53. Волков А.А. Творчество А.И. Куприна. 2-е изд., М.: «Сов. писатель», 1981.-С. 307.

54. Яголим Б.С. Комета дивной красоты. - М., 1970.- С. 133.

55. Бунин И.А. Собр. соч.: В 9-ти т. - М., 1967 т. 9. - С. 403-404.

56. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - С, 96.

57. Леонов Л. Собр.соч.: В 6-ти т. - М., 1955, т. 5. -С. 407.

58. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. - Мн., 1983, т. 1.-С. 411.

59. Там же. - С. 430.

60. Там же, т. 2. -С. 51.

61. Крутикова Л.В. А.И. Куприн. Л., «Просвещение», 1971. - С. 48.

62. Куприн о литературе. Мн., 1969. - С. 333.

63. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. - Мн., 1983, т. 2.

64. Там же, т. 2. - С. 96.

65. Там же, т. 2. -С. 96.

66. Воровский В.В. Литературно-критические статьи. - М., Гослитиздат, 1956. - С. 287.

67. Пушкин А.С. Собр. соч.: в 10-ти т. - М., 1976, т. 6. - С. 302.

68. Куприн А.И. Собр. соч.: в 9-ти т. - М., 1971, т. 2. - С. 174.

69. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - С. 96.

70. Там же.- С. 100.

71. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. - Мн., 1983, т. 1 -С. 90.

72. Михайлов О.М. Куприн. - М., 1981, «ЖЗЛ». - С. 114.

73. Куприн А.И. Собр. соч.: в 9-ти т. - М, 1971, т. 1. - С. 230.

74. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. - Мн., 1983, т. 1. -С. 97.

75. Михайлов О.М. Куприн. - М.: Мол. гвардия, -1981. -С. 157.

76. Там же.- С. 159.

77. Чуковский К. Современники. - М., 1962. - С. 262.

78. Паустовский К. Поток жизни. Заметки о прозе Куприна. - В кн.: Куприн А.И. Повести. Рассказы. - Мн., 1996. - С. 640.

БИБЛИОГРАФИЯ.

1. Аспиз Е.М. А.И. Куприн в Балаклаве. Сб. «Крым», книга 23, Симферополь, 1959.

3. Аспиз Е.И. А.И. Куприн в Даниловском. - «Литературная Вологда», 1959, номер 5.

4. Афанасьев В.А. А.И. Куприн. Критико-биографический очерк. -2-е изд-е., исправл. и доп. - М.: Изд-во «ХЛ», 1972.

5. Афанасьев В.Н. На подступах к «Поединку»// «Русская литература», 1961, номер 4.

6. Барыкин И. На родине. «Советская Россия», 1958, номер 21, 25 января.

8. Батюшков Ф.Д. Стихийный талант. - Сб. «К.Г. Батюшков, Ф.Д. Батюшков, А.И. Куприн», Вологда 1968.

9. Берков П.Н. А.И. Куприн. Критико-биографический очерк. М-Л., А.Н. СССР. 1956.

10. Боцяновский Н. Куприн и севастопольские события, «Литературный современник», 1939, номер 7-8.

11. Бунин И.А. Собр. соч. в 4-х т. - М., «Правда», 1988.

12. В.Г. Короленко о литературе. - М., 1957.

13. Венгеров С. Куприн, энциклопедический словарь Брокгауз - Эфрон, т. 3/д.

14. Вересаев В.В. Художник жизни (о Толстом). - М., 1922.

15. Волков А.А. Творчество А.И. Куприна. 2-е изд., - М., «Советский писатель», 1981.

16. Волков А.А. Творчество А.И. Куприна в годы реакции//Вопросы литературы. - I960, номер 12.

17. Воронцов В.В. А.И. Куприн. В кн.: В.В. Боровский. Литературно-критические статьи. - М., ГИХЛ, 1956.

18. Вячеслав К. Собрание сочинений А. Куприна, бюллетень «Новые книги», 1957, номер 23, 8 июня.

19. Горький М. Собр. соч.: в 30 т. - М., 1965.

20. Горьковские чтения. - М., 1961

21. Гура В.В. Повесть Куприна «Поединок». - В кн.: Вопросы жанра и стиля. Вологда, 1967.

22. Гречнев А.П. Русский рассказ конца XIX-XX века (проблематика и поэтика жанра) — Л., «Наука», 1979.

23. Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX - начала XX века. - Л., «Советский писатель», 1985.

24. Елпатьевский С..Я. Воспоминания за пятьдесят лет. - Л., 1929.

25. Касторский СВ. Реалистическая проза//История русской литературы: в 10 т. - М., Л., 1954., т. 10.

26. Кельдыш В.А. Русский реализм начала XX века - М., 1975.

27. Киселев Б.М. Рассказы о Куприне. - М., «Сов. писатель», 1964.

28. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. - М: Изд-во МГУ, 1990.

29. Корецкая И.В. Чехов и Куприн. - Литературное наследство. - М., 1960, т. 68.

30. Корецкая И.В. Горький и Куприн. - «Горьковские чтения 1964- 1965». М, «Наука», 1966.

31. Кулешов Ф.И. Творческий путь А.И. Куприна. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Изд-во БГУ, 1983.

32. Кулешов Ф.И. Лекции по истории русской литературы конца XIX- начала XX в., часть 1, Минск, 1980.

33. Кулешов Ф.И. А.И. Куприн о литературе. Минск, 1969.

34. Кулешов Ф.И. Прав ли А. Волков?// Дальний Восток. - 1962, номер 1.

35. Кулешов Ф.И. Ранняя проза Куприна. - Ученые записки Южно- Сахалинского пед. ин-та, 1959, т. 2.

36. Куприн А.И. Забытые и несобранные произведения. - Пензинское областное издательство, 1950.

37. Куприн А.И. о литературе. - Мн., -1969.

38. Куприн А.И. Собр. соч.: в 6-ти т. М., ГИХЛ, 1958.

39. Куприн А.И. Собр. соч.: в 9-ти т. М., ГИХЛ, 1971.

40. Куприна К.А. Куприн - мой отец. М., «Сов. Россия», 1971.

41. Куприна-Иорданская М.К. Годы молодости. М., «Художественная литература», 1956.

42. Крутикова Л.В. А.И. Куприн Л., «Просвещение», 1971.

43. Лесс А. Рядом с Куприным//Дом. - 1858, номер 5.

44. Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. - М., 1955.

45. Любимов Л. На чужбине. - М., 1963.

46. Михайлов О.М. Куприн М.: Молодая гвардия, 1981(ЖЗЛ).

47. Михайлов О.М. Заметки о русской литературе XX века. В сб.: Страницы истории русского реализма. - М., 1982.

48. Михайловский Б. Русская литература XX века. - М., 1939 (раздел о Куприне).

49. Можаров Г.И. Молодой Куприн. Воспоминания. 1895-1910гг. (рукописный отдел ГБЛ ф. 218, номер 556, ед. хр. 29).

50. Норвежский О. Куприн в «Каперноуме», Картинка литературных нравов//Вестник литературы. - 1908, номер 6-7.

51. Никулин Л.В. Перечитывая Куприна. – Литературная газета, 1954, 14 янв., номер 6.

52. Никулин Л.В. Чехов. Бунин. Куприн. Литературные портреты. М, 1960.

53. Ошарова Т. Куприн в работе над финалом «Поединка»// «Русская литература», 1966, номер 3.

54. Павленко Б. Голос в пути: Рассказы, воспоминания, очерки. - М., 1952.

55. Паустовский К. Поток жизни (Заметки о прозе Куприна). – В собр. соч. в 8 т.Т. 8.

56. Павловская К. Творчество Куприна, автореферат, Саратов, 1955.

57. Плоткин Л. Литературные очерки и статьи. «Советский писатель», Л., 1958.

58. Полоцкая Э. Реализм Чехова и русская литература конца XIX- начала ХХ века (Куприн, Бунин, Андреев). В кн.: Развитие реализма в русской литературе, в 3-х томах. Т. 3. - М., «Наука», 1974.

59. Русская литература XX века. Очерки. Портреты. Эссе. Кн. для уч-ся 11кл. сред. шк. В 2-х частях. Л.А. Смирнова, A.M. Турков,

A.M. Марченко и др.; под ред. Ф. Кузнецова - 2-е изд., доп. - М., Просвещение, 1994.

60. Русские писатели. Библиографический словарь. В 2-х частях, ч. 1 (А-Л). М., Просвещение, 1990.

61. Телешов Н.Д. Записки писателя. - М., 1948.

62. Теория литературы в 3-х кн. М., «Наука», 1964.

63. Ученые записки Ленинградского гос. пед. ин-та им. А. Герцена.

Каф. рус. литературы. – Л., 1939.

64. Цветаева М.И. Неизданное. Сводные тетради. Подгот. текста, предисл. и прим. Е Б. Коркиной и И.Д. Шевеленко. - М., Эллис лак, 1997.

65. Чехов А.П. Цветы запоздалые. В полн. собр. соч. и писем в 30 томах. М., «Наука», 1974.

66. Чуковский К. Куприн. - В кн.: Корней Чуковский. Современники. Портреты и этюды. М., «Молодая гвардия», 1963. 72. Яголим Б.С. Комета дивной красоты. - М., 1970.

ПРИЛОЖЕНИЕ

«Да святится имя твоё»

Урок-6еседа «Теми любви в творчестве А. И Куприна» (11 класс)

Произведения Л. И. Куприна (1870) прочно вошли в программу для 11-го класса. Особое место среди них занимают «Молох», «Поединок» и «Гранатовый браслет», затрагивающие острые социальные нравственные проблемы. Монографическое изучение этих произведений приобщает уча-щихся к художественному миру Куприна, создавая представление о непреходящих общечеловеческих ценностях. И всё же, нам кажется, разговор об этих ценностях будет неполным, если обойти такие произведения, как «Олеся» и «Суламифь», в которых мощно звучит тема возвышенной любви.

В беседе (в такой форме проводятся занятие) принимают участие учащиеся, заблаговременно подготовившиеся к ней.

У ч и т е л ь. А. И. Куприна, чудесного мастера художественного слова, гуманиста и правдоискателя, с неменьшим основанием можно назвать и певцом возвышенной любви, подарившим читателям три повести — «Гранатовый браслет», «Олеся» и «Суламифь»,— объединённых этой прекрасной темой.

Протестуя против пошлости и цинизма буржуазного общества, продажных чувств, «зоологических» проявлений инстинктов, писатель создаёт удивительные по красоте и силе примеры идеальной любви, отправляясь для этого в глубину веков («Суламифь»), забираясь в лесную глушь Волынской губернии («Олеся»), заглядывая в каморку влюблённого отшельника, последнего романтика в жестоком и расчётливом мире («Гранатовый браслет»).

Приступая к анализу повести «Гранатовый браслет» (1911), необходимо кратко остановиться на сюжете произведения, что поможет уяснить основные проблемы, затрагиваемые в нём, понять обстоятельства трагической любви «маленького человека», почувствовать время, в рамках которого происходят события повести.

Ученик. Мелкий чиновник, одинокий и робкий мечтатель, влюбляется в молодую светскую даму, представительницу так называемого «высшего сословия». Восемь лет продолжается безответная и безнадёжная любовь. Письма влюбленного служат предметом насмешек и издевательств членов семейного клана князей Шейных и Булат-Тугановских. Не воспринимает их всерьёз и княгиня Вера Николаевна, адресат этих любовных откровений. Присланный неизвестным влюблённым подарок — гранатовый браслет — вызывает бурю негодования брата княгини, товарища прокурора Булат-Тугановского. Он готов растоптать, уничтожить «плебея», осмелившегося оказывать знаки внимания потомственной дворянке. Близкие княгине люди считают бедного телеграфиста ненормальным, маньяком. И только старый генерал Аносов, с которым любит откровенничать княгиня, догадывается об истинных мотивах столь рискованных поступков неизвестного влюблённого: «А — почём знать? Может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше неспособны мужчины». Любовь «маленького человека» заканчивается трагически. Не выдержав столкновения с миром жестокости и равнодушия, с озлобленностью очерствевших душ, герой повести погибает.

Учитель. Мне припомнилось стихотворение австрийского поэта первой половины XIX в. Николая Ленау, которое имеет связь с содержанием повести «Гранатовый браслет»:

Молчать и гибнуть...Но милей,

Чем жизнь, волшебные оковы!

Свой лучший сон в очах у ней

Искать, не проронив ни слова!

Как свет застенчивый лампад!

Трепещет пред лицом Мадонны

И, умирая, ловит взгляд!

Небесный взгляд ее бездонный!

«Молчать и гибнуть» – вот духовный обет влюбленного телеграфиста.

И всё-таки он нарушает его, напоминая о себе своей единственной и недоступной Мадонне. Эго поддерживает в его душе надежду, дает ему силы переносить страдания любви. Любви страстной, испепеляющей, которую он готов унести с собой в потусторонний мир. Смерть не страшит героя. Любовь сильнее смерти. Он благодарен той, которая вызвала в его сердце это прекрасное чувство, возвысившее его, маленького человека, над огромным суетным миром, миром несправедливости и злобы. Именно поэтому, уходя из жизни, он благословляет свою возлюбленную: «Да святится имя твоё».

Ученик Могла ли быть такая любовь в действительности? «Гранатовый браслет» — чистый вымысел или Куприн сумел найти в жизни сюжет, отвечающий его авторской идее?

Учитель. Писатель старался находить в реальном мире сюжеты и образы для своих произведений. В основу повести положены факты из семейной хроники князей Туган-Барановских. В октябре 1910 г. Куприн сообщал об этом своему другу, критику и историку литературы Ф. Д. Батюшкову: «Это — помнишь? — печальная история маленького телеграфного чиновника К. П. Жёлтикова, который был так безнадёжно, трогательно и самоотверженно влюблён в жену Любимова (Д. Н. теперь губернатор в Вильне)».

Ученик. Так что же всё-таки любовь? В повести Куприна старик-генерал Аносов ратует за сильную любовь, которая «заключает весь смысл жизни — всю вселенную!» Любовь и вселенная — это же абстракция! -

Учитель! Не совсем так. Любовь не может быть изолированной. Она проявляется во всём спектре человеческой жизнедеятельности. Истинная любовь, по мысли Куприна, является основой всего земного. И не только земного. Возможно, поэтому влюблённые часто обращают свои взоры к звёздному небу. Великий итальянский поэт Данте Алигьери не случайно заключительным стихом каждой из трёх частей «Божественной комедии» сделал слова: «Любовь, движущая солнцем и прочими звёздами».

А теперь давайте вместе попробуем еще раз найти в тексте повести слова, выражающие взгляды Куприна на любовь. Попытаемся сформулировать их.

Ученик. Писатель рассматривает любовь как глубокое нравственно-психологическое чувство. Устами генерала Аносова он говорит, что это чувство не должно быть ни легкомысленным, ни примитивным, ни, тем более, основываться на выгоде и корысти: «Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны её касаться».

Второй ученик. Любовь, по Куприну, должна основываться на высоких, возвышенных чувствах, на взаимном уважении, симпатии, доверии, верности, искренности, честности и правдивости. Она должна стремиться к идеалу. «Вы видели когда-нибудь такую любовь, дедушка?» — тихо спросила Вера. Ответ старика был отрицательным.

Таким образом, мы говорим о любви, которую надо нести в себе всю жизнь, следовать ей, не придаваясь мимолётным страстям и увлечениям, о которых, кстати, и вспоминал генерал.

Учитель. А. М. Горький, который ранее критиковал Куприна за отход от реальной действительности в мир мистики, от этой повести был в восторге. В одном из писем он писал: «А какая превосходная вещь «Гранатовый браслет» Куприна... Чудесно! И я — рад, я — с праздником! Начинается хорошая литература!»

Чем объясняется, по-вашему, такая оценка?

Второй ученик. Куприн вскрыл духовную ограниченность представителей «высшего сословия», проявляющуюся перед лицом чистой, бескорыстной любви.

Третий ученик. Автор показал, как буржуазный Молох врывается в «святая святых» человеческих чувств, разрушая и извращая их красоту и естественность.

Учитель. Итак, повесть «Гранатовый браслет»— подтверждение того, как Куприн ищет в реальной жизни людей, «одержимых» высоким чувством любви, способных подняться над окружающей пошлостью и бездуховностью, готовых отдать всё, не требуя ничего взамен. Писатель воспевает возвышенную любовь, противопоставляя её ненависти, вражде, недоверию, антипатии, равнодушию. В письме к Ф. Д. Батюшкову (1986) он утверждает: «Любовь — это самое яркое и наиболее понятное воспроизведение моего «Я». Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте, не в творчестве выражается индивидуальность. Но в любви».

Эта мысль писателя получила воплощение в другой его повести - «Олеся» (1989). Давайте вспомним сюжет этого произведения.

Ученик. Написана повесть сразу после знаменитого «Молоха», в котором Куприн показал жестокий мир капитала со всеми его ужасами и пороками. События, изображенные в ней, происходят в Волынской губернии, на окраине Полесья, куда, казалось бы, не должны были проникнуть злоба и обман, от которых бежит герой повести — Иван Тимофеевич, русский дворянин и интеллигент. Здесь, в лесной глуши, происходит его знакомство с «дочерью природы - полесской девушкой Олесей. Красота «больших, блестящих темных глаз, которым тонкие, надломленные посредине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности», «первобытное и яркое воображение», «гибкий, подвижный ум» Олеси поморили сердце Ивана Тимофеевича.

Учитель. Всё ли так безоблачно в повести? Невежество, стяжательство, ложь успели свить гнездо и в этой полесской деревушке. Свободная, смелая Олеся не по нраву суеверным поселянам, считающим её колдуньей. Они ненавидят её и преследуют. Противостояние очевидно. В полярных отношениях, несмотря на взаимную любовь, находятся, кроме всего, Олеся и Иван Тимофеевич. Давайте вспомним, как характеризует его писатель.

Ученик. Его характеристику Куприн даёт устами героини повести. Во время гадания Олеся говорит Ивану Тимофеевичу: «Человек вы хотя и добрый, но только слабый... Доброта ваша не хорошая, не сердечная. Слову вы своему не господин. Над людьми любите верх брать, а сами им хотя и не хотите, а подчиняетесь».

Учитель. Выросший в царстве жестокого Молоха, Иван Тимофеевич отравлен его порочным дыханием. Он не в состоянии разрушить стену, разделяющую духовный мир «дочери природы» и его собственный. Он понимает невозможность совместного счастья. Понимает это, а вернее, догадывается, и Олеся. «Наивная, очаровательная сказка» любви заканчивается разлукой. И виной тому, как уже говорилось, не только невежественные поселяне, но и Иван Тимофеевич.

Какая же основная мысль повести? Что хотел сказать Куприн, что предложить, от чего предостеречь?

Ученик. Только вдали от цивилизации, от капиталистического города можно найти человека, способного любить бескорыстно, преданно. Только в единении с природой, в сохранении естественности человек способен достигнуть духовной чистоты и благородства.

Учитель. Завершается повесть удивительно характерной художественной деталью. Давайте вспомним, какой именно, и попытаемся объяснить, для чего она понадобилась автору.

Ученик. Иван Тимофеевич после поспешного исчезновения Олеси и её бабки находит в опустевшей хате оставленную ему на память нитку красных бус. Этот простой бесхитростный подарок не столько память о «нежной, великодушной любви» Олеси, сколько символ её чистого естественного чувства, символ её негаснущей любви. Каждая бусинка, как огонёк этой любви. Есть что-то общее между Олесиными «кораллами» и гранатовым браслетом, подаренным телеграфистом Желтковым княгине Вере.

Учитель. Что ж, можно принять такое толкование. Естественное чувство любви воспето Куприным ещё в одной повести «Суламифь» (1908). Созданной по мотивам библейской книги «Песнь песен». Кто напомнит сюжет повести?

Ученик. В ней рассказывается о взаимной любви Суламифь и царя Соломона. Прекрасная Суламифь — воплощение чистой и жертвенной любви — противопоставлена злой и завистливой царице Асис, отвергнутой Соломоном. Царь-мудрец покорён чистотой любви безродной девушки. Горячие и нежные чувства не принесли счастья возлюбленным: любовь заканчивается трагически. Меч убийцы лишает жизни Суламифь.

Учитель. Но даже смерть не может победить её любовь. Поражённая мечом Элиава, которого подослала коварная Асис, Суламифь говорит своему возлюбленному: «Благодарю тебя, мой царь, за всё: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику... Никогда не было и не будет женщины счастливее меня».

Ученик. Эти слова напоминают сказанное чиновником Желтковым в «Гранатовом браслете»: «Да святится имя твоё».

Учитель. Да, связь между повестями «Гранатовый браслет», и «Олеся» и «Суламифь» очевидна. Все вместе они — гимн женской красоте и любви, гимн женщине, духовно чистой и мудрой, гимн возвышенному первозданному чувству. Все три повести имеют глубоко, общечеловеческий характер. Они поднимают проблемы, которые будут вечно волновать человечество.