Сочинение: Исповедальная поэма Н. А. Некрасова «Уныние» (1874): проблематика, поэтика, история восприятия

Сочинение: Исповедальная поэма Н. А. Некрасова «Уныние» (1874): проблематика, поэтика, история восприятия

Ярославский государственный

педагогический университет имени К. Д. Ушинского

ФАКУЛЬТЕТ РУССКОЙ ФИЛОЛОГИИ И КУЛЬТУРЫ

Студент группы № 756

Корнилов Денис Александрович

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Исповедальная поэма Н. А. Некрасова «Уныние» (1874):

проблематика, поэтика, история восприятия.

Научный руководитель:

доцент кафедры

русской литературы

Пайков Николай Николаевич

Ярославль

2003

Содержание

Введение. 3

Глава 1. Исповедальность как принцип лирики Н. А. Некрасова. 8

§ 1. «Лирическая эпичность» как феномен лирики Некрасова. 8

§ 2. Автобиографизм в творчестве Некрасова. 18

Глава 2. Вехи «духовной биографии» Некрасова. 32

§ 1. Обретение исповедальности как «лирической позиции и лирического материала». 32

§ 2. Иронико - аналитический тип некрасовской исповедальности. 41

§ 3. Жизненный кризис 1853-1856 годов. Тип «исповедальности бесплодных итогов». 44

§ 4. Духовный кризис 1862-1867 годов. Тип «покаянной исповедальности и самосуда». 52

§ 5. «Последние песни» и тип «исповедальности последних итогов» 1874-1877 года. 67

Глава 3. Поэма «Уныние» как квинтэссенция исповедальной проблематики Н. А. Некрасова. 77

§ 1. Обстоятельства написания поэмы. 77

§ 2. Восприятие; оценка и интерпретация мотивов и поэтики поэмы публикой, критиками и учёными. 80

1874-1901 года. 81

1902-1917 года. 83

1917-1940 года. 85

1941-1955 года. 88

1960 – наши дни. 93

§ 3. Основные элементы исповедальности в поэме Н. А. Некрасова «Уныние». 96

Заключение. 105

Библиография. 108

Указатель стихотворений Н. А. Некрасова. 111

Исповедь – откровенное признание, сообщение своих мыслей, взглядов, покаяние в грехах.

(Ожегов С. И. Словарь русского языка)

В отечественном литературоведении и критике исследованию творчества Н. А. Некрасова посвящена значительная часть работ.  Специалисты обращаются к этой тематике уже не один десяток лет. Казалось бы, проблема Некрасова является исследованной «вдоль и поперёк» и найти что-либо новое уже не представляется возможным. Но это по нашему мнению не так. Правда, что к Некрасову обращаются исследователи уже многих поколений. Но вот именно «многих поколений» - именно это является ключевым словосочетанием. Наша жизнь развивается: меняются представления об окружающем мире,  меняется культура, идеология, сознание, и на основании этого меняется наука – методы, подходы, точки зрения. Именно поэтому каждое «поколение» имеет собственный подход к, казалось бы, давно исследованной проблеме. Каждое «поколение» имеет свою точку зрения на основании своей культуры, идеологии, уровня знаний об окружающем мире. Именно в контексте этого обстоятельства рационально обращение к уже неоднократно изученной теме с новой позиции. Главное в этой «новой позиции» - смена подхода, смена тенденции восприятия творчества. В литературоведении проблема понимания литературных произведений, бесспорно, является непосредственно связанной с культурой общества, общественным сознанием, менталитетом, которые находятся в постоянном изменении. Такой историко-функциональный подход к материалу представляется нам актуальным. Поэтому мы считаем обоснованным, ещё раз обратиться к творчеству Некрасова – человека, внёсшего огромный вклад в русскую литературу. Но обращение это будет отличным от предыдущих исследований. Как мы уже отмечали, в области некрасоведения существует множество подходов к творчеству поэта. Наша задача попытаться взглянуть с новой точки зрения на эту проблему.

Проблема. В нашей работе мы взглянем на творчество Некрасова с точки зрения исповедальности как одного из принципов его лирики. В отношении этого, как доказал наш анализ других исследований, в науке существует мало работ. В особенности мало затронут последний период творчества поэта, в том числе итоговая поэма «Уныние», которая, на наш взгляд, является вершиной, квинтэссенцией исповедальной проблематики творчества Некрасова.  Говоря о поэме «Уныние», также следует отметить, что это произведение всё ещё недостаточно и полно рассмотрено в научной литературе, и по нему фактически нет обобщающего материала. Упоминания о поэме в большинстве научных работ является «косвенным».

В контексте нашей работы, мы собираемся обратиться к проблеме мотива исповедальности в творчестве Некрасова. Мы рассмотрим развитие этого мотива, начиная с раннего творчества Некрасова и заканчивая произведениями последнего периода. Рассматривая развитие мотива исповедальности, мы обратимся к причинам активизации данного мотива в тот или иной период творчества поэта, а так же причинам и характеру изменения, эволюции этого мотива.

Гипотеза. Мы предполагаем, что нарастание исповедальности в творчестве Некрасова тесно связано не только с известными биографическими обстоятельствами или с возмужанием таланта поэта, а и с формированием у него некоторых компонентов творческого миросозерцания.

Целью нашей работы мы видим доказать, что поэма Некрасова «Уныние» является квинтэссенцией, вершиной, постоянное развивающихся исповедальных мотивов в творчестве поэта.

Задачи. Достигнуть поставленной цели нам представляется возможным путём решения следующих задач:

1.   Исследовать феномен «лирической эпичности» в творчестве Некрасова в нескольких отношениях: Во-первых, – с точки зрения особенностей интимной позиции субъекта некрасовской лирики; во-вторых, – путём рассмотрения масштабности охвата материала в лирике Некрасова, сочетания в ней объективного и субъективного начал, а также с точки зрения проблемы «соединения» автора и героя в ряде некрасовских произведений; в-третьих – с точки зрения формирования в творчестве поэта особого, индивидуального лиро-эпического «жанра»; в-четвёртых, – с точки зрения «автобиографизма» некрасовской лирики, наличия в ней особого субъекта сознания.

2.   Рассмотреть тенденции и особенности в развитии исповедального мотива в творчестве Некрасова в связи с биографическими событиями и изменениями во внутреннем мире поэта, выделить ряд ключевых «духовных вех» - этапов в биографии и духовной жизни поэта, которые оказали существенное влияние на развитие некрасовской исповедальности.

3.   Определить «типы исповедальности», последовательно сформировывавшиеся в творческом сознании и художественном воплощении.

4.   Выявить систему художественно-тематических и формальных компонентов в поэме Некрасова, ставших предметом последующей критической рефлексии.

5.   Обратиться к поэме Н. А. Некрасова 1874 года «Уныние» как к итогу «исповедального творчества» Некрасова, найти в ней черты исповедальности мотивированные фактами биографии и духовным состоянием поэта.

6.   Сформировать представление о логике смены историко-культурного восприятия текста поэмы «Уныние» как пути постижения авторской мысли и художественного новаторства текста.

Методология и технология исследования. Научной основой нашего исследования стали принципы историко-функционального, проблемного, формально-эстетического и «автоцентрического» прочтения художественных текстов, сопоставительного анализа научной литературы..

Практическая значимость исследования. Данный материал представляется возможным использовать для дальнейших исследований в данной области в качестве источника или образца литературной технологии. Также возможно использование результатов исследования в рамках лекций, спецкурсов по творчеству Некрасова в высших учебных заведениях, уроков и факультативных занятий в старших классах школы.

Структура работы. Наша работа состоит из трёх основных глав, которые обоснованы тремя основными проблемами, которые на наш взгляд следует рассмотреть в контексте нашей работы.

Первая глава содержит общую характеристику исповедальности как принципа лирики Некрасова в связи с автобиографичностью его произведений, их лирической эпичностью, особенностями автора и героя.

Вторая глава посвящена исследованию эволюции, изменению исповедальных мотивов в творчестве Некрасова в связи с биографией и духовным миром поэта. На основании этого нам представляется возможным выделение пяти основных периодов:

1.   Зарождение исповедальных мотивов в раннем творчестве Некрасова, его сборнике «Мечты и звуки», их связь с автобиографическим началом.

2.   Присутствие исповедального начала в творчестве Некрасова 1840-х годов, соединение его с иронией в сатирических произведениях этого периода.

3.   Усиление исповедальных мотивов вследствие тяжёлой болезни Некрасова в середине 1850-х. Связь этих мотивов со стремлением подвести итог жизни. Развитие идеи «бесплодности» собственной жизни у Некрасова.

4.   Резкое изменение исповедальности в творчестве поэта с 1866 года вследствие осуждения Некрасова своими соратниками после опубликования речи Муравьёву. Сильные потрясения поэта. Развитие идеи «исповеди перед судом» – судом ближних, судом над собой.

5.   Вершина развития мотивов исповеди в произведениях последних лет жизни. Характер некрасовской исповеди как исповеди обращённой к читателю, идея читателя как главного судьи.

В третьей главе имеет место монографическое рассмотрение  поэмы Некрасова «Уныние» как, к примеру, максимального развития исповедального мотива в творчестве поэте. Для этого приводятся обстоятельства написания поэмы: духовное, физическое состояние Некрасова, его идеи, воззрения, на основании воспоминаний близких людей поэта. Также нами анализируются исследования в отношении поэмы «Уныние» со времени её публикации до сегодняшних дней с целью выявить основные направления этих исследований, основную трактовку этого произведений учёными.

Дипломная работа содержит 97 страниц основного текста и включает 52 источника некрасовской библиографии.

§ 1. «Лирическая эпичность» как феномен лирики Некрасова.

Одним из феноменов поэзии Н. А. Некрасова, который напрямую интересен в контексте  нашей работы, является феномен «лирической эпичности». Этот феномен напрямую проходит через всё творчество поэта, зарождаясь ещё в раннем сборнике «Мечты и звуки».

Обращаясь к традиции исследования поэтического творчества Некрасова, следует сказать, что основной канвой большинства работ является биографическая и социально-идеологическая, политическая проблематика творчества поэта. Традиция особого внимания к «идеологической» основе творчества поэта прочно закрепилась с периода «народнической критики» 19 века. В то же время проблемы лирические, исповедальные, духовные, их взаимодействие в поэзии Некрасова исследованы достаточно мало.

Говоря об истории обращения исследователей к данной проблеме, прежде всего, следует отметить деятельность Д. С. Мережковского в конце 19 века. Отличительной чертой работ данного исследователя является абсолютное отречение от идеи «Некрасов – гражданин». Он одним из первых выделил «вечную сторону» (34:67) в творчестве поэта. Говоря о предыдущих исследованиях, он отмечал: «Они совершенно упустили из виду, что есть другой Некрасов – великий и свободный поэт, который, помимо своей воли, творил «не для житейского волненья, не для корысти не для битв». Некрасов – идеалист… верующий в божественный и страдальческий образ… святое воплощение духа народного». (34: 64). Мережковский впервые указал на данную сторону творчества Некрасова, мимо которой так благополучно прошла «народническая критика», для которой произведения поэта были только собранием социально-политических идей. Особое видение проблемы Мережковским обусловило его особое поэтическое, «символическое» мировосприятие. Мережковский тонко ощутил специфичный, неповторимо личностный характер лирического восприятия у Некрасова, особую попытку освоения мира.

Говоря о феномене «лирической эпичности» Некрасова следует сопоставить его творчество с творчеством других поэтов, являющихся как предшественниками, так и современниками. Некрасов сочетает в своём творчестве отрешённую, роковую интонацию вещания мировых истин унаследованную от Тютчева с потрясенной интонацией сверх чувственности, невыразимости ощущений Фета. Обращаясь к отличию поэзии Некрасова от поэзии современников и предшественников, нам представляется возможным отметить «особую позицию субъекта» (40:23) в стихотворениях Некрасова. Обращаясь к стихам поэта, можно отметить отсутствие в них искусственности, надуманности. Характерным явлением для лирики 19 века, особенно периода, предшествующего творчеству Некрасова, является искусственное создание ролей, проблем, тематики стихотворений. Многие авторы действовали по образцу, по традиции, по определённому зафиксированному сценарию. Обращаясь к творчеству Некрасова с этих позиций, нам представляется обязательным выделить кардинальное отличие его стихов от данного явления. Стихи Некрасова не являются надуманными, искусственными, чем грешило большинство его предшественников и современников. Начиная с ранней поэзии, произведения Некрасова наполнены крайней субъективностью.

Уже в раннем поэтическом сборнике поэта «Мечты и звуки» проявляется эта тенденция. Несмотря на кажущуюся «пестроту» этого сборника представляется возможным выделение особых позиций субъекта в ряде стихотворений. Проявление субъекта в сборнике в первую очередь замечается на уровне выражения настроений. На этот факт впервые обратил внимание А. Краснов (31). В дальнейшем эту идею развил В. Евгеньев-Максимов. Одним из ведущих субъективных начал в этом сборнике является наличие двух настроений «созерцательного» и «пессимистически - обличительного» (16:154). По мысли М. Барро этот факт является проявлением, того, что уже в первой некрасовской книжке «… отразилось постепенное изменение его идейных и творческих представлений… во время работы произошёл некий духовный перелом, сведший прежнего мечтателя с заоблачных высот на землю». (23:14.).

Важным элементом «лирической эпичности» (40:24) Некрасова является особый масштаб охвата материала в лирических произведениях. Продолжая сопоставление Некрасова с поэтами предшественниками и современниками необходимо отметить, что, к примеру, в творчестве Фета, содержание лирики замыкается на внутреннем состоянии субъекта, и нет сколько-либо видимого выхода «во внешний мир». Некрасов занимает в этом отношении принципиально иную позицию. Его творчество не замыкается на «внешнем» или «внутреннем» аспекте. Его позицию в этом вопросе можно охарактеризовать как «среднюю». Некрасовская лирика вбирает в себя всё пространство окружающего и внутреннего мира. В его стихах тесно переплетены социальные мотивы, внутреннее состояние, мировоззрение, пейзажи и описания. Обращаясь к интересующей нас поэме «Уныние», в качестве примера, можно выделить следующие строки:

Какой восторг! За перелетной птицей

Гонюсь с ружьем, а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей,

С души моей. Я духом бодр и жив,

Я телом здрав. Я думаю... мечтаю...

Не чувствовать над мыслью молотка

Я не могу, как сильно ни желаю,

Но если он приподнят хоть слегка,

Но если я о нем позабываю

На полчаса,— и тем я дорожу.

Я сам себя, читатель, нахожу

А это все, что нужно для поэта.

(Уныние)

Продолжая отмечать факты особой «лирической эпичности» стихотворений Некрасова нельзя обойти и факт особых черт лирики Некрасова, использование Некрасовым особой жанровой системы.

Лирические произведения Некрасова многообразны, захватывают самые различные стороны жизни. Это и отклики на политическую жизнь страны, и темы из жизни крестьянства, и очерки городской действительности, и любовная лирика, и картины природы, и едкое осмеяние мира чиновной и дворянской верхушки.

Лирика Некрасова, впрочем, как и все его творчество, не укладывается в привычные жанры и формы. Его лирика тяготеет к эпичности, нарушающей представление о жанровой замкнутости. За редким исключением лирика его выходит за пределы не только традиционных жанров, но и за пределы самого понятия лирики, как оно сложилось в обычном представлении, ограничивавшим лирику «самовыражением», «самораскрытием» поэта, его внутренним миром.

Как мы считаем, Некрасов не только отказался от соблюдения жанровой дифференциации, унаследованной от поэзии классицизма и романтизма, но и от точного разграничения лирических и эпических принципов поэзии. Существует вопрос определения жанров таких произведений Некрасова, как «Рыцарь на час», «Крестьянские дети», «Тишина», «Уныние». Их можно назвать поэмами, но они лишены сюжета, выражают, прежде всего, или душевное состояние самого поэта, или его раздумья, а в «Крестьянских детях» — ряд встреч и впечатления автора. Сочетание в одном произведении лирического и эпического начал, — особенно характерно для Некрасова. В этом новаторский принцип его поэзии.

Можно конечно положить в основу разграничения лирики и эпоса у Некрасова чисто количественный принцип: «мелкие стихотворения» и большие произведения — но это не будет решением вопроса, поскольку в этом случае игнорировался бы вопрос о внутреннем, структурном принципе.  

В работе А. Гаркави «Становление реалистических жанров в поэзии Н. А. Некрасова» справедливо отмечено, что «Некрасов создал новый жанр, осуществленный уже в стихах 40-х годов, получивший затем дальнейшее развитие». (26:125)

Используя опыт «физиологического очерка» прозаиков «натуральной школы», Некрасов создал «совершенно иные, новые стихотворные жанры, в которых ведущую роль играло авторское повествование»(46:67). В таких произведениях, как «Крестьянские дети», это особенно наглядно. Стихотворение строится по принципу очерка, в котором фактические наблюдения и рассуждения автора занимают основное место, а авторская речь, с включаемыми в нее диалогами персонажей, определяет весь стиховой строй.

Некрасов отказался от традиционного разделения жанров (хотя, конечно, это не исключает разделения на такие «виды» поэзии, как поэма, лирическое стихотворение). В некрасовских стихах сливались воедино и сатира, и любовная лирика, и публицистическая инвектива, и элегическое раздумье. Как определить «жанр» таких стихотворений, как «Размышления у парадного подъезда», «Рыцарь на час», «Прекрасная партия»? Жанровой замкнутости поэтов «чистого искусства» Некрасов противопоставил отказ от жанровых рамок, вовлечение в поэзию художественных принципов иного «рода» искусства — прежде всего прозы.

Поэзия и проза вовсе не противостоят друг другу. В русской литературе есть немало примеров «поэтической прозы» и «прозаизации» стиха. В качестве примера можно привести Гоголя, который писал прозу, в которой ориентация на поэтические, стихотворные формы несомненна. Многие страницы романов Тургенева также приближаются к его «стихотворениям в прозе», а последние написаны не стихами, а «прозой». В свою очередь, Некрасов переносит методы прозы в свои стихи, отнюдь не снижая и не нарушая их поэтичности. Ведь само перенесение принципов прозаического повествования: сюжетности, разговорной фразеологии, еще не делает его стихи «прозаическими», они остаются, несмотря на это, подлинной поэзией, как это было и с пушкинским «Евгением Онегиным», наметившим развитие русского романа XIX века. Тем не менее, самый художественный метод, манера, стиль приобретают в них иное, новое качество.

Соображения Некрасова о соотношении прозы и поэзии чрезвычайно важны для понимания его художественного метода. «Синтез» структурных особенностей прозы и поэзии, взаимопроникновение «образа» и «мысли»,— такова задача поэта. От «прозы» поэзия заимствует, прежде всего, мысль, воспроизводство жизни — и в то же время поэт одним образом, одним словом способен передать то, для чего прозаику требуется «целый ряд черт». Это «требование примата «мысли» как в прозе, так и в поэзии особенно существенно, поскольку объясняет основную особенность поэзии Некрасова: неизменную наполненность его произведений «мыслью», прямую и точную соотнесенность слова и смысла» (46:68). Это требование мысли, «содержания», их значительности постоянно высказывается Некрасовым и при оценке чужих стихов.

Принципы прозы не механически переносятся в поэзию, а приобретают в ней особую форму, иное звучание, прежде всего, поскольку самое слово в стихе несет неизмеримо большую образную, ритмическую и интонационную нагрузку.

От прозы перешла в стихи Некрасова сюжетная организованность повествования. Его стихи в большинстве случаев сюжетны или наполнены рядом событий. Но сюжет в прозе и сюжет в стихотворении во многом разные вещи. В стихотворении и даже поэме он является тем логическим, повествовательным каркасом, который определяет как развитие действия, так и отбор материала. Естественно, что словесное выражение здесь не может быть столь неограниченно свободным, как в прозе. Так же от прозаической манеры в поэзию Некрасова перешла и любовь к точной, выразительной детали, строго реалистической и в то же время глубоко поэтичной. Ведь если бы эта деталь находилась в контексте прозаического повествования, возможно, что она и не выделялась бы, затерялась в общем потоке.

Связь поэзии Некрасова с прозаической культурой его времени была глубоко плодотворна для расширения традиционных возможностей поэтических жанров, для углубления реализма в его творческом методе.

Некрасов, «как в поэмах, так и в лирике опирается на художественные принципы современного реалистического романа» (46:68), восходящие к пушкинскому «Евгению Онегину», «Мертвым душам» Гоголя, «Герою нашего времени» Лермонтова и углубленные в прозе писателей 40—60-х годов — Тургенева, Толстого, Достоевского, Гончарова. Это, прежде всего изображение человека в его социальной среде, столь последовательно проведенное Гоголем; во-вторых — сочетание в характере типических и индивидуальных черт. Именно эти свойства означали «торжество реализма в русском романе» (46:68).

Однако Некрасов не механически переносит в стихи эти художественные принципы, выработанные прозой. Естественно, что в поэтически стихотворном произведении они приобретают свои особенности.

Широкий охват жизненных явлений, их глубокий социальный анализ определяли обращение Некрасова к эпосу. В его творческом наследии поэмы занимают основное место. В них он мог полнее и углубленнее показать все многообразие жизни, социальные условия, в которых формировались изображаемые им характеры. «Саша», «Коробейники», «Мороз, Красный нос», «Железная дорога», «Современники» и эпопея «Кому на Руси жить хорошо» дают картину русской жизни начиная с 50-х и кончая 70-ми годами XIX века.

В поэмах Некрасов выступает как художник-новатор, создавший новый социальный и реалистический жанр поэмы. Тяготение Некрасова к эпической форме, к поэме начинается еще на первоначальном этапе его творческого пути. Уже в таких стихотворениях, как «В дороге» или «Чиновник», Некрасов создавал широкую жизненную картину на основе повествовательного опыта очерковой прозы «натуральной школы», с острой социальной тенденцией.

Поэмы Некрасова «противостояли канонам романтической поэмы, получившей широкое распространение в русской поэзии со времен южных поэм Пушкина и романтических поэм Лермонтова» (46:69). Патетической эмоциональности этих поэм, их необычным героям, их сюжетной и драматической напряженности — Некрасов и последователи «натуральной школы» «противопоставили события, взятые из обыденной жизни, использовали опыт прозаических жанров и в известной мере «Евгения Онегина» и таких поэм Пушкина, как «Домик в Коломне» и «Граф Нулин», знаменовавших обращение к быту, отход от принципов романтической поэмы» (46:71).

Подводя своеобразный итог вышесказанного можно отметить, что в творчестве Некрасова сложился особый тип лиро-эпического жанра. В этом типе очень тесно сочетаются эпическое начало – то, что явлено глазами, что было характерно для реальной жизни и лирическое начало – чувства, боль поэта. Именно в сочетании этих начал и кроется литературное новаторство, открытие Некрасова. Произведения Некрасова лироэпичны в своей основе, по своей природе.

Также проблемой, связанной с «лирической эпичностью» произведений Некрасова является проблема сочетания субъективного и объективного, видимого соединения героя и поэта. Некрасов использует своих героев, описание обстановки для выражения собственных чувств, моральных идеалов. Поэт не просто «надевает маску» определённого героя, а, как правило, он «вживается» в его образ, видит, мыслит, анализирует с точки зрения этого героя. И это часто приводило к отождествлению автора с лирическим героем стихотворений. И на это не влияет, что часто о герое высказывается в третьем лице. Особенно это отразилось на «покаянной» лирике последних годов жизни Некрасова, его «последние песни» воспринимались как исповедь реального человека, вне опосредования и абстракции. Исходя из этого, сложилось особенность в восприятии и анализе данных стихотворений на многие годы. В качестве причины этого можно назвать, прежде всего «неискушённость широкой публики в вопросах творчества» (40:63). Все от рядовых читателей до профессиональных критиков «грешили» этим. Критик В. Зайцев, обращаясь к стихотворениям Некрасова, говорит: «Я приступаю к его сочинениям с теми же требованиями, с какими приступаю к произведениям критика, историка, публициста, беллетриста. От всех их равно каждый читатель требует, прежде всего, честной, свежей мысли, верного взгляда на предмет… … и ясного изложения своего мнения». (11:391).

Возвращаясь к творчеству Некрасова, следует выяснить, что именно в самих его стихотворениях подаёт повод к отождествлению поэта и его героя. Одна из причин,  – это тесная связь духовного содержания лирики Некрасова со становлением личности поэта. Показательным с этой точки зрения является наличие в творчестве Некрасова точек соприкосновения, «опорных вех» с его реальной биографией. Подобная тенденция пронизывает всё творчество, и присутствует у Некрасова, начиная с его первого сборника «Мечты и звуки». Самая ранняя точка соприкосновения лирического творчества и реальной жизни – отклик на преждевременную смерть старшего брата Андрея.

Мы уже отмечали большое внимание Некрасова к периоду его  жизни, связанному с переходом его к самостоятельной, независимой жизни, становлению его как поэта в записях его современниках. Не меньшее, а даже гораздо большее внимание к этому периоду биографии прослеживается и в его лирических произведениях.

 Как мы видим стихотворения первого некрасовского сборника «Мечты и звуки» явственно указывают не такое важное событие в жизни Некрасова, как оставление им родным мест и переезд его в Петербург. На протяжении всего своего творчества Некрасов многократно обращался к теме детства, родины. Это можно проследить в ряде произведений абсолютно разных лет: «Родина» 1846, «Несчастные» 1856, «На Волге» 1860, «Уныние» 1874, «Мать» 1877.

 Непосредственно конкретные факты биографии, связанные со временем «петербургских скитаний» и «литературной поденщиной» в лирике Некрасова не отобразились. Основная масса стихотворений, так или иначе, посвящённых этому периоду содержит настроения духовного кризиса, перелома, который постиг поэта.

Большая часть некрасовских стихотворений отражает чувства автора связанные с А. Панаевой. Данные стихи можно рассматривать как психологическую историю любящих людей, произведение с собственной композицией – завязкой, развитием действия, кульминацией, развязкой, эпилогом. Основное содержание этих стихов – лирические признания:

...Но когда, отдохнув от волненья,

Ты поймешь его грустный недуг,

И дождется минуты прощенья

Твой безумный, но любящий друг —

Позабудь ненавистное слово

И упреком своим не буди

Угрызений мучительных снова

У воскресшего друга в груди!..

(Если, мучимый страстью мятежной…)

В творчестве Некрасова отмечается наличие особого субъекта сознания – базирующегося на соединении автор-герой. Субъект произведений Некрасова может являться носителем различного сознания, зависящего от того, кто же является героем – его социальный статус, образование, особенности мировосприятия. Диапазон субъектов - колоссален, он охватывает множество некрасовских персонажей.

Подводя некоторый итог вышесказанного, следует сказать, что в творчестве Н. А. Некрасова сложился особый феномен «лирической эпичности» как наличие в произведениях сочетания субъективного сознания автора, его мировоззрения, душевного состояния  с показом реальных героев, событий. Субъективное наполнение тесно переплетается с эпическим, неразрывно с ним. Феномен «лирической эпичности» развивался параллельно творческому пути поэта, начиная с раннего сборника «Мечты и звуки» и заканчивая «Последними песнями».

§ 2. Автобиографизм в творчестве Некрасова.

Тематика исповедальности, безусловно, имеет непосредственную связь с личной жизнью автора, его духовным состоянием. Исходя из этого особый интерес, в контексте проблематики нашей работы, а именно при исследовании исповедального начала в творчестве Некрасова,  занимает проявление автобиографии в творчестве. Следует отметить, что среди автобиографических, в том числе так называемых «покаянных», «исповедальных» стихотворений Некрасова почти нет таких, которые были бы лишены социального значения. Постоянно отмечаемая нами особенность некрасовского реализма — умение придавать своим образам характер широких обобщений социального порядка — приводит к тому, что, говоря, как кажется, только о себе, Некрасов предрасполагает своих читателей к выводам, относящимся к типичным представителям эпохи. При этом лирические мотивы не перестают явственно звучать. Это придаёт образам Некрасова чрезвычайную проникновенность, а вместе с тем и жизненность.

Сказанное, между прочим, объясняет, почему, анализируя исповедально-биографические стихотворения Некрасова, трудно обойтись без внесения образа лирического героя. Ведь скорей всего не стоит ставить знак равенства между лирическим героем таких стихотворений как, например, «На Волге» и «Рыцарь на час», «Уныние» и самим автором, ибо образ лирического героя, наряду с чертами личными, присущими именно Некрасову, воплотил черты общего, типического характера.

«Может ли «русская душа» оставаться равнодушной к повествованию о том, как человек, испытавший на себе влияние наиболее мрачных сторон тогдашней действительности — кошмарно-тяжелые впечатления детства, проведенного среди окружавших его отца «крепостных любовниц и псарей», кошмарно-тяжелые впечатления юности, проведенной в отчаянной борьбе за существование, — преодолевает влияние этих впечатлений. А, преодолевши его, поднимается к вершинам культуры, тем самым, давая яркое доказательство великой духовной мощи, присущей лучшим сынам великого народа!» (16:162)

Некрасов сознавал это, но не был уверен, хватит ли у него гражданского мужества для практического участия в революционных организациях. На этой почве в сознании его возникала жгучая потребность если не в оправданиях, то в объяснениях, почему он не в силах решительно и бесповоротно вступить на тот путь, на который готовы были вступить, а вскоре вступили, его «друзья благородные» — Чернышевский, Михайлов и другие. Объяснений этого, — а объяснения нередко принимали характер оправданий, исповеди — Некрасов искал в своем прошлом, в тех привычках, которыми наградило его прошлое. Это своеобразный психологический источник его замечательных поэм — «На Волге», «Рыцарь на час», «Уныние».

Многие поколения читателей привыкли их рассматривать как отдельные произведения. Существует гипотеза, что они являются частями — «На Волге» — первою, «Рыцарь на час» — четвертою  задуманной Некрасовым большой поэмы, задуманной, но, к величайшему сожалению, не завершенной. К этой проблеме мы будем неоднократно возвращаться в работе. И «На Волге» и «Рыцарь на час» и «Уныние», безусловно, относятся к той группе произведений Некрасова, в содержании которых центральное место занимают впечатления автора от возвращения на родину, причем, разумеется, не только родина в широком смысле этого слова, но и в более узком значении, т. е. те места, которые поэт считал своими «родными местами». К этой же группе стихотворений относятся «Родина» («И вот они опять, знакомые места…»), поэма «Тишина», такие стихотворения, как стихотворения 1864 года — «Возвращение», «Начало поэмы», как стихотворение 1874 года — «Уныние» и некоторые другие.

«Тишину» возможно даже связать с поэмами «На Волге» и «Рыцарь на час», «Уныние». В «Тишине» возвратившийся в Россию из странствий за границей автор говорит о своем намерении поселиться в «родной глуши»; «На Волге», «Рыцарь на час» и «Уныние» рисуют впечатления и настроения его во время пребывания именно в «родной глуши». Однако указанная связь носит скорее внешний, чем внутренний характер. В «Тишине», перед нами ряд грандиозных образов чрезвычайно широкого социального охвата, а в поэмах «На Волге», «Рыцарь на час», «Уныние» внимание автора, а вслед за ним и читателей сосредоточено на раскрытии внутреннего мира автора, потрясенного мучительным сознанием, что его «душе болезненно пугливой решимости бороться не дано»... Это стихотворения, в содержании которых значительное место отводится природе. Некрасов страстно любил родную природу, в частности — Волгу, на берегах которой провел детство («О Волга!.. колыбель моя…»), с описаниями природы в его произведениях мы встречаемся постоянно, и многие из созданных им пейзажей неподражаемо хороши. Тем не менее, он отнюдь не принадлежит к числу тех поэтов, которые в описаниях природы видят некую самоцель. Природа никогда не дается им в отрыве от человека, от мира человеческих отношений, причем изучение относящихся сюда его произведений приводит к выводу, что описания природы в иных случаях находятся в органической связи с изображением внутреннего мира автора, в других случаях — в не менее тесной связи с изображением народа. Природная картина, которую видит или вспоминает поэт, соединяется с его внутренним миром, сознанием, его чувствами, болью. Природная картина не является «фотографическим отпечатком», она преломляется через сознание. Природа для Некрасова – способ выражения накопившихся в душе чувств. Пейзажи Некрасова кардинально отличаются от пейзажей  Фета:

…Бог весть, что сделалось со мной?

Я не узнал реки родной:

С трудом ступает па песок

Моя нога: он так глубок;

Уж не манит на острова

Их ярко-свежая трава,

Прибрежных птиц знакомый крик

Зловещ, пронзителен и дик,

И говор тех же милых волн

Иною музыкою полн!

О, горько, горько я рыдал,

Когда в то утро я стоял

.На берегу родной реки,

И в первый раз ее назвал

Рекою рабства и тоски!..

(На Волге)

В ряде проанализированных нами источниках, даётся точка зрения, что описания природы нужны Некрасову только как рамка для изображения человека и мира человеческих отношений. Это мнение нуждается в очень серьезных оговорках. Некрасов слишком хорошо знает, слишком глубоко любит природу и в высокой степени наделен, к тому же даром мастерски описывать природу, чтобы пейзаж изображался им только в качестве фона. Но, с другой стороны, как ни чудесны сплошь да рядом некрасовские описания природы, пронизанные к тому же чувством самого глубокого и возвышенного патриотизма, центральное место в поэзии Некрасова все же принадлежит не им, а человеку и миру человеческих отношений.

Особое место в проблеме автобиографического начала творчества Некрасова занимает место замысел создать большую поэму, связанную с собственной биографией. Первоначальные замыслы этой поэмы принадлежат середине 50-х годов. Именно на это время приходит болезнь горла у Некрасова, приносившая ему  сильные страдания.  В этот момент состояние поэта было практически безнадёжным, и он жил в ожидании смерти. Данный замысел подтверждается перепиской Некрасова и Тургенева:

«Мне пришло в голову писать для печати, но не при жизни моей, свою биографию, то есть нечто вроде признаний или записок о моей жизни  - довольно обширном размере. Скажи, не слишком ли это, так сказать самолюбиво?». (Н. А. Некрасов – И. С. Тургеневу, 30.06.1855)

«Одобряю твоё намерение написать свою биографию; твоя жизнь именно из тех, которые, отложив всякое самолюбие в сторону, должны быть, рассказаны, потому что представляет много такого, чему не одна русская душа отзовётся». (И. С. Тургенев – Н. А. Некрасову, 10.07.1855).

Однозначно о причинах того, почему замысел не был осуществлён сказать невозможно. Но возможно предположить, что этому причина – улучшение самочувствия и дальнейшее избавление от недуга, что избавило поэта от размышлений о смерти, об итогах жизни.

Существуют свидетельства, что в последние годы жизни, поражённого болезнью поэта вновь посетила мысль о создании произведения на основе своей биографии. Его преследовало «острое желание выговорится, поведать окружающим о себе» (40: 55). Его переполняли чувства свести последние счёты с жизнью, желание оглянутся на прошлое, оценить процессы, произошедшие в это время, его роль в них. Следует отметить, что в оценке собственных достижений Некрасов был крайне пессимистичен («Я умру – померкнет моя слава»).

Подведение итогов своей жизни обусловило возвращение в творчество мотивов середины 50-х годов. Замысел поэмы посвящённой матери, его стихотворение «Мать», к примеру, тесно связаны с его напряжёнными раздумьями  середины 50-х годов о собственной судьбе в преддверии смерти. Некрасов поднимет проблему «несчастья жизни»:

Она была исполнена печали,

И между тем как, шумны и резвы,

Три отрока вокруг нее играли,

Ее уста задумчиво шептали:

«Несчастные! зачем родились вы?

Пойдете вы дорогою прямою,

И вам судьбы своей не избежать!»

Не омрачай веселья их тоскою,

Не плачь над ними, мученица-мать!

Но говори им с молодости ранней;

Есть времена, есть целые века,

В которые нет ничего желанней,

Прекраснее — тернового венка...

(Мать)

В контексте рассмотрения автобиографической основы творчества Некрасова интересно будет обратиться к упоминанию жизненных реалий в творчестве. Прежде всего, это пейзажи родных мест: например пейзаж Грешнева в юношеском стихотворении «Земляку». Приметы родных мест продолжают возникать и в период литературной зрелости в «Крестьянских детях», «Рыцаре на час», «Унынии».

Под берегом, где вечная прохлада

От старых ив, нависших над рекой

Стоит в воде понуренное стадо,

Над ним шмелей неугомонный рой.

(Уныние)

Говоря об особенностях изображения реалий в творчестве Некрасова, следует отметить, что естественном простору и свободе Руси противостоит искусственный мир человеческой несвободы, мир социальных конфликтов. В стихотворениях Некрасова нам не удалось обнаружить, сколько бы то ни было масштабных описаний городских пейзажей. Здесь уже нет духа свободы русских полей. Возникает противоречие между описанием «русских полей» и Петербурга, эти два начала соседствуют в душе поэта. Русские поля, охота, это своеобразная «разрядка» для Некрасова:

Какой восторг! За перелетной птицей

Гонюсь с ружьем, а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей,

С души моей. Я духом бодр и жив,

Я телом здрав. Я думаю... мечтаю...

(Уныние)

Тема столицы противопоставлена не только свободе, миру русской естественности, но и идее устойчивости мира, равновесия и гармонии человека, согласия людей и природы.

В стихотворениях Некрасова встречаются и те, факты, которые непосредственно отражают с события его личной жизни. Первое из стихотворений, полностью посвященное личной трагедии Некрасова – «Могила брата» 1838, связанное со смертью брата – Андрея. Ещё одно стихотворение, из этой группы – «Поражена потерей невозвратной…» 1848, связанное с чувством скорби, вызванным смертью сына:

Поражена потерей невозвратной,

Душа моя уныла и слаба:

Ни гордости, ни веры благодатной –

Постыдное бессилие раба!..

(Поражена потерей невозвратной…)

Другая составляющая «биографичности» в творчестве Некрасова – упоминание собственных имён и наименований лиц по их родству, людей близких поэту. К примеру, Некрасов обращается к своей сестре Елизавете:

…Тебя уж также нет, сестра души моей!

Из дома крепостных любовниц и псарей

Гонимая стыдом, ты жребий свой вручила

Тому, которого не знала, не любила…

Но, матери своей печальную судьбу

На свете повторив, лежала ты в гробу…

(Родина)

Из приведённого выше материала следует, что именно биографических опыт для Некрасова становится тем материалом, из которого он создаёт свой художественный мир.

По мысли Н. Н. Пайкова биографическая составляющая произведений Некрасова является своеобразным внутренним стержнем, «биографическим затекстом», «коннотатекстом» (40:69). Совмещённый с логикой лирического высказывания он, по мысли исследователя, создаёт «универсальный ключ» к «личностному» пониманию произведений Некрасова. В качестве примера к вышесказанному можно привести пример – образ некрасовской «Второй Музы»:

Зачем насмешливо ревнуешь,

Зачем, быть может, негодуешь,

Что Музу тёмную мою

Я прославляю и пою?

Не знаю я тесней союза,

Сходней желаний и страстей –

С тобой, моя вторая Муза,

У Музы юности моей!

Ты её родная с колыбели…

Не так же ль в юные лета

И над тобою тяготели

Забота, скорбь и нищета…

(Зачем насмешливо ревнуешь…)

По мнению Н. Н. Пайкова «родная» - метафора, что означает сходство судеб некрасовской музы и возлюбленной поэта. Это можно доказать таким казалось бы неприемлемым сочетанием как «Ты ей родная с колыбели…». В стихотворении два лирических образа – «поэт» - настоящий Некрасов и «муза» - «особый резкий, диссонансный и, в то же время, порывающийся к нравственному идеалу характер его поэзии» (40, стр. 69).

С образом «Второй Музы» безусловно, связаны отношения Некрасова с А. Я Панаевой и её жизненная драма, гражданский брак с Некрасовым, восстание против общепринятых норм морали. Именно отсюда исходит «ненависть гордая»:

…Но, устояв душою твёрдой,

Несокрушимая в борьбе,

Нашла ты в ненависти гордой

Опору прочную себе…

(Зачем насмешливо ревнуешь…)

Нам представляется естественным включение в личностною сферу некрасовского творчества так называемых лирико-психологических или интимно-философских «автопризнаний», типа «Надрывается сердце от муки…»:

Надрывается сердце от муки,

Плохо верится в силу добра,

Внемля в мире царящие звуки

Барабанов, цепей, топора…

(Надрывается сердце от муки…)

Прямые лирические признания – особый художественный факт в поэзии Некрасова. Именно в этих признаниях в максимальной степени психологическое содержание  отражает внутренний мир поэта. С этим не связанны художественные произведения, изначально ориентированные не на психологическую достоверность, а на политику или идею. У этих произведений своя задача. Они всецело поглощены своим содержанием. В них к минимуму сведены интимные авторские мотивы. Лирических герой их в большей степени удален от внутреннего мира поэта. Духовная сфера такого лирического героя «наиболее отчуждена от авторского сознания» (40:69).

Доля стихотворений имеющих «биографически ориентирующие» (40:69) элементы текста  среди исповедальных произведений – сравнительно невелика. Гораздо большее количество произведений – «объёктивированные» и «личностно-универсальные». Именно они, прежде всего по способу оформления речи примыкают к непосредственно исповедальным произведениям.

Образ главного персонажа исповедальных стихотворений Некрасова развертывается, прежде всего, не во времени или пространства, а в духовных побуждениях, самоопределениях. Главное для него – внутреннее развитие души, мысли, чувства, а не поступки.

…И даже трепет прежних дней

Я ощутил в душе моей,

Заслыша  звон колоколов.

Всё то же, то же… только нет

Убитых сил, прожитых лет…

(На Волге)

Основное содержание внутреннего мира личностного героя Некрасова – поиск нравственных опор своей жизни. Он обладает духовным единством, является носителем социальной и нравственной рефлексии. Личностный персонаж Некрасова проявляется во множестве непохожих друг на друга образов. Этот герой проявляется во множестве произведений интимной лирики. Он участвует не только в «любовных романах», но и в сельских и городских историях. Индивидуальность «личностного персонажа» переходит в характеры социальных типов его произведений. Многие «любовно-интимные» стихотворения лирически воспроизводят кризис отношений любящих, чувства разлуки:

…Вспоминаю очи ясные

Дальней странницы моей,

Повторяю стансы страстные

Что сложил когда-то ей…

(Ах, что изгнанье, заточенье…)

С точки зрения биографии эти произведения можно связать с разрывом Некрасова с Панаевой. Подобные вещи лежат «наверху». Но существуют и более скрытые проявления «личностного персонажа» в поэзии Некрасова. В качестве примера можно привести сюжет о том, как молодая «взбалмошная» жена разоряет своего мужа, к примеру, чиновника в «Маше»:

…Скоро в гроб его Маша уложит,

Проклянёт свой сиротский удел

И, бедняжка! ума не приложит:

Отчего от так скоро сгорел?

(Маша)

Существует гипотеза, что здесь представлена ситуация личностного психологического конфликта, связанная с жизненными наблюдениями Некрасовым ситуации в семье Н. Г. Чернышевского (40:71). Основываясь на этом необходимо сказать, что личные впечатления, переживания поэта могут быть трансформированы в объективные художественные образы.

Особую проблему  в творчестве Некрасова с точки зрения автобиографического начала представляет так называемый «автоцентризм»(40:55). Говоря об этом, прежде всего, следует отметить, что сильный отпечаток на творчество Некрасова наложил романтизм. Это, выражается в характере главного героя – безусловный его монополизм в произведении, тяготение к философии, изображение судьбы «героя времени», соотнесение с личностью автора и другие подобные черты, безусловно, несут романтический отпечаток. 

В соответствии со способом развития  в тексте духовного пространства лирическим героем следует признать выразителя ценностно-идеологического строя души автора. Именно он является универсальной формой воплощения художественного автоцентризма Некрасова. Некрасов как поэт-романтик является принципиально личностным в своём творчестве. Он сосредоточен на целостном художественном воплощении собственной субъективности.

Эти факты обусловливают то, что биографическая, личностная реальность очень свободно включается не только в «исповедальные» его произведения, но и в произведения, где описывается социальная и идеологическая современность. Осмысление Некрасовым своего духовного опыта, жизненных рубежей видится поэтом, не только как нечто из сферы личной, индивидуальной жизни, но и как важная общественная проблема, выражающая сущность целого поколения.

Проблема «автоцентризма» в произведениях Некрасова является своеобразным «источником творчества» (40:57). Но наряду с этим необходимо сказать, что возможно, суть данной проблемы лежит в области содержания и структуры произведений. Поэт отображает, не только мир реально окружающий его, но и особый тип, и характер личности самого поэта. Он выделяет пространство и систему именно его мира. Мы уже упоминали ранее особую роль дат и имён в стихотворениях Некрасова, именно этим словам принадлежит роль создания этого мира.

Своеобразие романтизма Некрасова видится нам  в том, что в качестве основного предмета творчества поэт не какой-то универсальный образ типа «Рыцаря», «Странника», «Демона» или другую подобную романтическую «субстанцию», а собственную личность. В центр произведений он выдвигает себя, более того в интересующих нас исповедальных произведениях он выдвигает живую индивидуальность, своё интимное «Я».

Говоря о выражении автоцентризма в произведениях, следует отметить, что, прежде всего, некрасовский автоцентризм раскрывается в его жизненной позиции. Некрасов демонстрирует читателям себя как человека с особой системой духовных ценностей, особой эмоциональностью. Он выражает свою реальную жизненную позицию личности через отношения принятия / непринятия жизни, демонстрацией противоречий идеала и реальности, особенности поиска жизненных опор.

С точки зрения автоцентризма интересна система духовных ценностей Некрасова. Она представляет собой иерархическую совокупность философских и психологических мотивов. Эта система является развивающейся и постоянно изменяющейся. Это органическая, обладающая качественно различными стадиями своего становления структура. Авторефлексия в творчестве Некрасова является одним из способов художественного создания этой структуры.

Также интересна авторская установка на воплощения биографической реальности в творчестве. Некрасов предлагает несколько вариантов данного решения. Во-первых – статическое авторское определение сущности и судьбы персонажа. Во-вторых – активный процесс ценностного самоопределения героя.

Подводя итоги данной главы можно сказать, что одним из ведущих мотивов в творчестве Некрасова является мотив исповеди. Исповедь для Некрасова – очень широкое, ёмкое и важное понятие, которое является доминирующим во множестве его произведений. Исповедальность – это своеобразный принцип лирических произведений Некрасова. Исповедальность тесно переплетается с автобиографичностью и лироэпическим характером творчества. Своим творчеством Некрасов создаёт особую поэзию, не имевшую ранее аналогов по своеобразию точки зрения, особому «объёмному» взгляду, масштабу охвата лирического материала, отсутствию наигранности, искусственности, наличию специфических, индивидуальных жанровых лироэпических форм. Огромную роль в особой, исповедальной лирике Некрасова сыграл эффект «сближения» героя и автора, особая автоцентричность.

§ 1. Обретение исповедальности как «лирической позиции и лирического материала».

В нашей работе уже неоднократно высказывалось, что особенности лирики Некрасова – её автобиографичность, исповедальность и автоцентричность начали складываться уже с первых лирических опытов поэта. Интересным с этой точки зрения является уже первый сборник поэта – «Мечты и звуки». Многие критики, в том числе Белинский, сильно «браковали» подобные произведения, называя их «грехом молодости».

На «Мечты и звуки» появился вначале резким отзыв в «Литературной газете», затем сочувственные отклики в «Современнике»  и в газете «Северная пчела».

«Литературная газета» писала: «Стихотворения г. Н. Н. принадлежат к числу таких произведений, которые поставляют журналиста в чрезвычайно затруднительное положение, когда являются к нему с требованием суда и приговора: об них решительно ничего не знаешь, что сказать, если хочешь, разбирая книгу, говорить именно об этой разбираемой книге; простыми «ни то ни се» отделаться не хотелось бы; положительно дурного, против чего могли бы восстать критики, в этих стихотворениях ничего нет; положительно хорошего, что заставило бы прилепиться к книге, усладило бы скуку журналиста, который должен читать волею-неволею, тоже ничего нет… …Каждое из этих стихотворений может быть напечатано на страницах журнала и не испортит журнала, хотя и не придаст ему особенного достоинства; но в том-то и заключаются особенности подобных г. Н. Н. поэтов… (38:40)

Хотя стихотворения первого сборника полны надуманного романтизма, сильной подражательности, уже в конце тридцатых годов Некрасов предпринял первую попытку «развернуть своё дарование» (40:21). В исследованиях определённой тенденцией является «отбрасывание» данных поэтических опытов и утверждение того, что автор сборника «Мечты и звуки» и позднейший Некрасов как бы два абсолютно разных человека. Но характер наших исследований позволяет не согласиться с подобным представлением. Обращение к этому раннему сборнику Некрасова является очень значимым для проблематики нашей работы. Осмысление первой книжки поэта даёт принципиально новое  видение проблемы. Истоки новаторского подхода Некрасова к жанровой системе, проблематике, поэтике видятся нам в его первых поэтических опытах. Обращаясь к первому сборнику и рассматривая его в контексте творчества Некрасова можно назвать его «первой стадией» развития поэта.

Анализируя тематику и поэтику сборника «Мечты и звуки» можно отметить его крайнюю пестроту. Это можно рассматривать как определённую несамостоятельность авторского подхода, попытки «копировать» стихи из разнообразных популярных источников. Поэтика сборника является во многом характерной для лирики 1830-х годов, но в тоже время сопоставления сборника с поэзией, предшествовавшей ему, не выявляют ни одного случая «прямого следования юного автора за тем или иным произведением-образцом» (40:23).

Следует отметить, что значительная часть стихотворений сборника тяготеет к выражению мало совместимых настроений. Основываясь на этом можно выделить два основных, противоречащих друг другу настроения: гармоническое, миросозерцательное и рефлективное, аналитическое, пессимистически обличительное. Подобное явление можно мотивировать постепенным изменением идейных воззрений, определённым духовным переломом, произошедшим во время написания стихотворений. Этот перелом свёл Некрасова – юного мечтателя «на землю» с её отнюдь не идеальной действительностью. Этот перелом можно мотивировать несколькими фактами. Жизнь Некрасова в Петербурге столкнута «юного мечтателя» с реальностью – необходимостью зарабатывать деньги и другими реальными проблемами жизни. Многие современники отмечают определённый духовный кризис Некрасова в этот период жизни. Этот кризис мотивирован был, прежде всего, нехваткой денег и необходимостью «писать по заказу» для заработка. Сам Некрасов вспоминал это так: «Нанимал я квартиру... в нижнем этаже. Денег у меня не было ни копейки. Пошел я в мелочную лавочку попросить в долг чайку. Купец оказался моим земляком — ярославцем и большим любителем чтения газет... Я объяснил ему, в чем дело, и так ему понравился, что он с удовольствием отпустил мне чаю и сахару. Но положение мое, однако, нисколько не улучшилось... При свете сального огарка я решился описать одного помещика с женою, у которых я был учителем. Так как хозяин отказал мне в чернилах, я соскоблил со своих сапогов ваксу, написал очерк и отнёс его в ближайшую редакцию. Это спасло меня от голодной смерти».

(Некрасов Н. А. В передаче Н. Успенского. "Из прошлого".// 38:35.)

Некрасов сам с большим пренебрежением относился к «литературной поденщине. Духовный кризис поэта усугублялся чувством одиночества, покинутости. Своё психологическое состояние, кризис в конце 1830-х годов Некрасов описал в письме к своей сестре Е. Некрасовой: «…Но что нужды! Зато я не буду иметь права жаловаться на жизнь, не буду глупцом в глазах других. Иногда, как теперь, я оглянусь назад, загляну в тайник души и верно ужаснусь, заплачу... Мне будет стыдно самого себя, но что делать... Что делаешь ты, милая сестра? Что думаешь ты? Я знаю твою глубокую душу... твой взгляд на все... а потому думаю, что тебе грустно, очень грустно в минуты немых бесед с собою... Я бы понял тебя, ты бы поняла меня, если б мы были вместе... а мертвые слова — безжизненные звуки... мне не высказать, не обрисовать чувства... они только хорошо умеют передавать людям обычную заученную прозу жизни. Грусть одиночества начинает чаще мучить меня. Я бы охотно приехал к вам, охотно бы отдохнул с вами...

(НЕКРАСОВ — Е. А. НЕКРАСОВОЙ , 9 ноября 1840 г.)

Как мы видим в конце 1830-х – начале 1840х годов в душе Некрасова произошёл сильный душевный перелом, который не мог не повлиять на его поэтическое творчество.

Возвращаясь к сборнику «Мечты и звуки» следует отметить несомненную эволюцию сознания автора, мотивированную как уже отмеченным ранее кризисом, так и возможно «влиянием на поэта пессимистически настроенного знакомого Некрасова – А. Глушницкого» (40:25). В этом отношении представляется возможным проведение параллелей с отношениями А. С. Пушкина и А. Н. Раевского, которая, по мысли ряда исследователей, легла в основу «Демона».

         Схожий подход к рассмотрению раннего сборника Некрасова «Мечты и звуки», его влияние на мотивы и настроение всего творчества Некрасова высказал П. Ф. Якубович. Он отметил, что в ранних стихах Некрасова «… сквозит серьёзное и вдумчивое отношение к жизни, в которых пред нами предстаёт не просто лишь созерцательная поэтическая натура, непосредственно и безразлично отдающаяся всем впечатлениям бытия. А мыслящий поэт, предъявляющий к жизни свои требования и запросы…» (52:9). Именно Якубовичу принадлежит подход разделения стихотворений сборника «Мечты и звуки» не только тематически, но и «эволюционно». Уровень стихотворений в составе данного сборника совершенствуется по мере становления Некрасова как поэта, его взрослением и влиянием на него окружающей среды.

         Можно утверждать что созерцательность, идиллия в стихотворениях самого первого этапа творчества навеяны влиянием воспоминаний детства, материнским воспитанием. Самоанализ, скепсис, печаль сложились в результате воздействия петербургских скитаний, разрыва с семьёй, «литературной поденщины» и постоянной нищеты: «…Бывали тогда такие тяжелые для него месяцы, что он ежедневно отправлялся на Сенную площадь и там за 5 копеек или за кусок белого хлеба писал крестьянам письма, прошения, а в случае неудачи на площади отправлялся в казначейство, чтобы расписываться за неграмотных и получить за это несколько копеек. Какую сильную душу должен был иметь этот уличный скиталец, гордо не хотевший возвратиться в отцовские хоромы, как упорно он должен был верить в свои силы, чтобы окончательно не пасть.

Но, конечно, эти годы не могли пройти для юноши совершенно бесследно. Страшная обстановка, среди которой он провел первые годы своей молодости, отразилась на нем и физически и нравственно…

(Колбасин Е. «Тени старого «Современника». // 38:31).

Обращаясь к «Мечтам и звукам» необходимо сказать, что в последовательности стихотворений в сборнике не отражается ни хронология их создания, ни последовательность «перемен» в мировосприятии автора.

         Представляется также возможным определённая роль переосмысления условий помещичьей усадьбы в эволюции настроения Некрасова в его первом сборнике. Если большинство стихотворений 1830-х годов, посвящённых детским воспоминаниям, воспроизводят не ужасы крепостного мира, а природу, её красоту, радостные настроения юноши, то в последствии всё кардинально меняется.  Некрасов с крайне резкой, злой критикой обрушивается на уклад жизни своей семьи, на своего отца:

         …детей в суровой школе

Держал старик, растил, как дикарей.

Мы жили с ним в лесу да в чистом поле,

Травя волков, стреляя в глухарей.

В пятнадцать лет я был вполне воспитан,

Как требовал отцовский идеал:

Рука тверда, глаз верен, дух испытан, -

Но грамоту весьма нетвёрдо знал.

(Уныние)

Крепостническая действительность оказала и другое влияние на последующее творчества Некрасова – именно ей «юный Некрасов и был более всего «обязан» своим идеализмом» (40:25), который и проявился в «Мечтах и звуках». Рассматривая проблему с этой точки зрения можно сказать что, идеализм Некрасова послужил своеобразной «защитной реакцией». Поэту была необходима «эмоциональная разрядка» и именно это и стало причиной формирования особого идеального поэтического мира Некрасова в «Мечтах и звуках». Поэт уходил в него в надежде покинуть мир злой реальности. Сознание юноши противопоставляло мир «приподнятой идеальности». Сам факт обращение к поэзии, ухода в лирический мир можно рассматривать бегством от злого антигуманного мира.

Рассматривая поздние произведения Некрасова, в том числе особенно интересующее нас «Уныние», где, так или иначе, прослеживается биографическо-исповедальная основа можно проследить дополнительные черты, позволяющие увидеть в его «мечтах» скрытую, интимную сторону жизни. Обращение ко многим произведениям Некрасова прямо или косвенно свидетельствуют, что именно отрыв от семьи, приезд в Петербург, принесли Некрасову сильное потрясение:

...Я похож

На нищего: вот бедный дом,

Тут, может, подали бы грош.

Но вот другой — богаче: в нем

Авось побольше подадут.

И нищий мимо; между тем

В богатом доме дворник-плут

Не наделил его ничем.

Вот дом еще пышней, но там

Чуть не прогнали по шеям!

(На Волге)

Благодаря особому состоянию Некрасова, которое сложилась под вилянием его жизни в Петербурге, происходит переоценка ценностей, пересмотр жизненных представлений. «Потенциальный барин» по приезде в Петербург оказывается в несвойственной ему обстановке, на дне общества, где у него появляются несвойственные ему проблемы. Главная из них – проблема выжить, «получить место под солнцем»: «…Оставалось еще несколько рублишек, я нанял себе угол за два рубля в месяц. Пить-есть надо, я и задумал стишонки забавные писать. Напечатал их на листочках и стал гостинодворским молодцам <приказчикам> продавать. Разошлись. Маленько оперился и комнатку на Васильевском острове нанял».

(Некрасов. В передаче В. А. Панаева. («Воспоминания») // 38: 35).

В контексте этого Некрасов переосмысляет отношение к поэзии – это уже не «досужее упражнение», а средство выживания: «…Однажды он <Бенецкий> мне сказал: «Напечатайте ваши стихи, я вам продам по билетам рублей на 500». Я стал печатать книгу «Мечты и звуки». Тут меня взяло раздумье, я хотел ее изорвать, но Бенецкий уже продал до сотни билетов кадетам, и деньги я прожил. Как тут быть! Да Полевой напечатал несколько моих пьес в «Библиотеке для чтения». В раздумье я пошел со своей книгой  к Жуковскому…». (НЕКРАСОВ. Автобиографические записи. //38: 34)

Наряду с «меркантильным» интересом на поэзию повлиял и «психологический фактор». Человеку, находящемуся в состоянии кризиса, необходимо «выговорится», проанализировать своё состояние, посоветоваться, найти выход. Отсутствие понимающего собеседника, собственные переживания и побуждали Некрасова к стихотворчеству. Именно стихи стали тем необходимым «собеседником» поэта. Именно поэтому большая часть стихотворений первого сборника  Некрасова носят настроение краха надежд и иллюзий.

Серьёзные изменения в поэзии Некрасова начались именно в ходе утраты прежних иллюзий. Основной темой его произведений стали – кризисные ощущения и самоанализ. Смена мировоззренческой позиции отразилась в его поэзии как процесс, с определённой направленностью.

Мировоззренческую позицию Некрасова в данный период можно выявить, обращаясь к стихотворению «Загадка», сборника «Мечты и звуки». Понимание Некрасовым мира кроется в самом названии – «Загадка»: мир есть нечто, что надобно понять. С точки зрения мировосприятия Некрасов в данный период в некоторой мере сходен с поэтами романтизма. Лирические произведения Некрасова этого времени представляют собой некое подражание романтическому направлению. В его творчестве сосуществуют, противопоставленные миры – «ЗДЕСЬ» и «ТАМ». Предназначение поэта Некрасов видит в приобщении к тайне «ТАМ». Но для Некрасова большую роль играют христианские мотивы миропонимания, в том числе мотив воссоединение после смерти родственных душ. Данное явление можно проследить в стихотворении «Могила брата», посвященное умершему брату - Андрею.

Исповедальные мотивы усиливаются в более поздних стихотворениях сборника «Мечты и звуки», которые представляют собой ряд пограничных явлений. Начавшийся в жизни Некрасова кризис всё более затрагивает его поэтическое мировосприятие. Возникает новая проблематика – переживание состояния душевного потрясения, этические проблемы. В стихотворение «Безнадёжность» появляется проблема «грешник с идеей Христа».

Некрасов обращается к своему духовному кризису, своей внутренней расколотости, проблеме «двойного бытия» (40:34). Двойственность внутреннего мира Некрасова становится своеобразной организующей в ряде стихотворений («Смерти», «Песня», Злой дух», «Час молитвы»). У Некрасова возникает новое отношение к поэтической реальности. Мир поэзии – мир несбыточной реальности, который существует только в фантазии, сознании поэта. В творчестве повышается роль нравственного, морального определения и анализа.

Кризис Некрасова постоянно усугублялся, сильно развивались и две его стороны: материальная: жизненные, денежные проблемы, и моральная: кризис внутренних установок, ценностей, противоречие. Жизнь, построенная на идеале, мечтах несла одни страдания. Для выживания необходимо было отречение от этих идеалов, в том числе от самого главного идеала – идеала свободной поэзии, поэзии для души, идеала непродажности таланта: «Я писал из хлеба много дряни, особенно повести мои, даже поздние, очень плохи – просто глупы; возобновления их не желаю».  (Некрасов Н. А. Автобиографические записи // 38: 43).

Некоторые стихотворения сборника «Мечты и звуки» обращаются к данному факту. В качестве примера можно использовать стихотворение «Сомнение». В основе этого произведения – саморефлексия. Но уже в этом произведении проявляются отличительные черты некрасовской саморефлекии и некрасовской исповедальности. Вместо предыдущей романтической традиции изображения сугубо абстрактного, «картинного» лирического героя, произносящего выдуманные монологи, и выдуманной ситуации приходит конкретный человек с рефлексирующей мыслью. И часто именно эта рефлексирующая мысль выделяет его из общества и становится причиной его одиночества. Прежние представления обратают личностный выстраданный смысл, становятся основой новой этической программы. Душа человека стремится к особым, духовным потребностям, отходу от проблем внешних, к достижению внутреннего идеала. По мысли Некрасова мучительны не сами жизненные страдания, а мучение порождает отсутствие в жизни идеального.

В исповедально-философских стихах сборника «Мечты и звуки» идеальное и реальное находится в непрерывной схватке. Идеал поддаётся напору действительности, способность его к сопротивлению падает.

Подводя итоги вышесказанного следует отметить, что сборник «Мечты и звуки» не только неоднороден в самых разных смыслах. При определённом подходе к тексту открывается возможность увидеть за внешней пестротой, разнородностью входящих в нее стихотворений некое значимое для поэта содержание, многое «завязавшее» в его судьбе и дальнейшем творчестве. Сборник ранних стихотворений Н А Некрасова отразил и лично, и художественно очень значимый период творческого становления поэта.

«Мечты и звуки» оказались не случайной книгой в творчестве Некрасова, как говорят некоторые исследователи. Исторически ей суждено было стать сокрытым фундаментом дальнейшего развития некрасовской поэзии, в том числе некрасовской исповедальности. Нашедший себе воплощение в раннем сборнике поэта нравственно-гуманистический пафос определил содержательность  покаянных мотивов в всём последующем творчестве поэта. В «Мечтах и звуках» определились и ведущие особенности будущего некрасовского лиризма как лиризма концептуально-этического и лиризма исповедального.

Уже на раннем этапе творчества Некрасова прослеживаются основные  тенденции творчества такие как: «возмужание таланта» - развитие поэзии от сугубо романтизма к реализму, но с обязательным наличием романтических черт; использование собственного духовного опыта как основы поэзии. Уже в «Мечтах и звуках» выделился особый некрасовский «лирический материал» - материал, основанный на его страданиях, переживаниях.

§ 2. Иронико - аналитический тип некрасовской исповедальности.

Другой важной составляющей, обусловившей формирования исповедального принципа лирики в творчестве Некрасова явился так называемый «иронико-аналитический» тип исповедальности. Иронико-сатирическое начало проходит практически через всё творчество Некрасова. Особенно важным для нашей работы является складывание ироника-аналитическаого типа исповедальности в работах начала 1840-х годов. Примечательной особенностью данных произведений с точки зрения рассматриваемой проблемы является не конкретное повествование об определённых фактах биографии и их анализ, а использование биографических элементов, своего настроения, чувств в повествовании о других людях. Некрасов как бы наполняет жизнь другого человека своими чувствами, переживаниями, проблемами. Так же отличительной чертой является сатирико-ироническая основа стихотворений. Большой ряд стихотворений посвящены теме отрицательных явлений в петербургской жизни, с которыми автор столкнулся после приезда.

К примеру в «Говоруне» - «Записках петербургского жителя» - автор высмеивает царящие в обществе порядки, давая юмористический обзор столичных развлечений:

На днях у экзекутора,

Чтоб скуку разогнать,

Рублишка по полутора

Засели мы играть.

Довольно флегматически

Тянулся преферанс;

Вдруг в зале поэтический

Послышался романс;

(Говорун)

Некрасов анализирует положение дел в Петербурге. Рассказывает об обычном положении дел с сатирической оценкой. В «Говоруне» Некрасов «глумится» над собой, своим образом жизни. Он обращается к «литературной поденщине», своему образу жизни. В творчестве поэта в «Говоруна» впервые сильно проявляется образ беспамятства, бесплодных итогов, смерти:

Мир ближе к сокрушению,

Не пьётся мне друзья:

К могиле ближе я.

(Говорун)

Поэт подчёркивает связь своего произведения с личной автобиографией:

Я вам биографический

Портрет свой напишу…

(Говорун)

Это же подтверждается и прямыми параллелями с личной биографией поэта:

И как родитель мой

С эфира в канцелярию

Столкнул меня клюкой.

(Говорун)

Некрасов сам критически, с издевательством обращается к своей биографии, к своим чувствам. Он «выворачивает наизнанку» себя, свои переживания. В этом можно отметить своеобразное новаторство поэта в области его исповедальности.

Данное явление продолжается в стихотворении 1844 года «Отрывок». Сравнивая это стихотворение со стихотворением  «Говорун» можно увидеть, что здесь ещё больше моментов отсылающих нас к биографии поэта:

И порешил в училище

Отправить с рук долой.

(Отрывок)

В этом стихотворении продолжается развитие такого элемента некрасовской исповедальности как использование собственной биографии как лирического материала. Главное в данном стихотворении на наш взгляд является не фактографическое сходство биографии поэта и лирического произведения, а использования внутреннего мира поэта, его чувств в тексте стихотворения. Один из элементов этого явления – общее чувство лирического героя данного произведения и чувство Некрасова 1840-х годов – чувство одиночества:

Немытый, неприглаженный,

Бежал я босиком…

(Отрывок)

В стихотворении «Отрывок» проявляется один из важнейших мотивов исповедального творчества Некрасова – мотив смерти. Именно он на протяжении всего некрасовского творчества будет ведущим для исповеди поэта:

Я помню как шепталися,

Как в церковь гроб несли;

Как с мёртвым целовалися,

Как бросили земли…

(Отрывок)

Подводя итоги параграфа, следует отметить, что с 1843 года в исповедальном творчестве Некрасова появляется новое явление. Поэт обращается к своей собственной биографии как  к лирическому материалу. Но обращение это предстаёт как «выворачивание наизнанку» своего внутреннего мира, своих переживаний. Этот факт оставил существенный отпечаток на характер дальнейшего исповедального творчества поэта, в том числе на его последние произведения.

§ 3. Жизненный кризис 1853-1856 годов. Тип «исповедальности бесплодных итогов».

Важным для нашей работы моментом является «биографическо-исповедальный пик» в лирическом творчестве Некрасова 1853-56 годов. Он связан, ожиданием Некрасова смерти вследствие болезни горла. Многие приглашенные врачи предсказывали скорую кончину.  На этом основании Некрасова постиг глубокий душевный кризис: «Здоровье Некрасова ухудшалось, и он, как говорится, едва влачил ноги. Лучшие доктора не могли понять его болезни. Кто-то посоветовал обратиться к доктору Шипулинскому, который действительно угадал его болезнь, пользовал очень удачно, но никак не мог возвратить ему потерянного голоса. Надо было наклонить ухо к губам Некрасова, чтобы расслышать его шипящий шепот. (Б. КОЛБАСИН. «Тени старого «Современника» // 38: 185)

Именно с этим и связана резко возросшая продуктивность творчества Некрасова, а так же усиление исповедальных мотивов в творчестве. В этот период появляется установка на подведение итогов жизни, анализ своего места в истории. Эта установка проявляется у Некрасова в нескольких направлениях: социально-политическом, художественно-поэтическом, личном, философском. Приведём несколько примеров проявления авторских установок в различных направлениях. Социально-политические установки явно прослеживаются в известном стихотворении «Поэт и гражданин»:

Пускай ты верен назначенью,

Но легче ль родине твоей,

Где каждый предан поклоненью

Единой личности своей?

(Поэт и гражданин)

Художественно-поэтические установки поэта в рассматриваемое нами время вне сомнения присутствуют в стихотворении «Замолкни муза мести и печали…»:

Замолкни, Муза мести и печали!

Я сон чужой тревожить не хочу,

Довольно мы с тобою проклинали.

Один я умираю — и молчу.

К чему хандрить, оплакивать потери?

Когда б хоть легче было от того!

Мне самому, как скрип тюремной двери,

Противны стоны сердца моего.

(Замолкни, Муза мести и печали!..)

Ситуация близкой кончины влекла поэта к анализу своей роли в жизни, подведению итогов. Созревала потребность, оглянутся на прошлое, оценить что произошло, что правильно, а что неправильно было сделано. Данный период в творчестве Некрасова был, как никогда наполнен исповедальными, итоговыми мотивами. Некрасов обращается к теме памяти, воспоминание прошлого:

Ах, были счастливые годы!

Жил шумно и весело я,

Имел я большие доходы,

Со мной пировали друзья;

Я с ними последним делился,

И не было дружбы нежней,

Но мой кошелек истощился —

И нет моих милых друзей!

(Ах, были счастливые годы!..)

Подводя итоги своей жизни, Некрасов отмечает бесплодность своей жизни. Он сильно грустит по поводу того, как мало ему удалось сделать в этой жизни. В его произведениях всё большее и большее развитие получают мотивы грусти, уныния. В стихах увеличивается количество обращений к тематике человеческого, народного горя, страдания, скорби:

Вот идет солдат. Под мышкою

Детский гроб несет, детинушка.

На глаза его суровые

Слезы выжала кручинушка,

А как было живо дитятко,

То и дело говорилося:

«Чтоб ты лопнуло, проклятое!

Да зачем ты и родилося?»

(Гробок)

Позиция рассказчика – это позиция наблюдателя, фиксатора человеческих страданий. Но он не просто «хроникёр», фиксирующий события. Увиденное страдание вторгается во внутренний мир автора, преломляет его душу, вызывая «поток сознания», размышления о причинах страданий.

С 1853 года Некрасов пишет «Последние элегии» в которых настроение уныния резко усугубляется:

Душа мрачна, мечты мои унылы,

Грядущее рисуется темно.

Привычки, прежде милые, постыли,

И горек дым сигары. Решено!..

(Последние элегии)

Усугубляется и тема разлада с обществом, народом, привычками. Увеличивается количество обращений Некрасова к смерти, мукам. Некрасов в этот период несколько отходит от социальной проблематики, обращаясь к вечности, мирозданию. В его творчестве возникает образ путника – человека «пустившегося в далёкий долгий путь», который устал и не в силах продолжать дорогу. Одна из главных черт «путника» - его одиночество – его не помогают, его не понимают. Лирический герой Некрасова в одиночестве борется с дорогой и «с толпой врагов».

Другая тема Некрасова этого периода, связанная с исповедальностью, – тема отдыха. Лирический герой устал от борьбы, от дороги. Он хочет сойти с пути, передохнуть, подвести определённые итоги своей дороги – чего достиг, чего нет. Но в тоже время он не в силах сойти с дороги, со своего курса, отойти от достижения своей цели:

Переплывал я реки и моря;

Боролся я, один и безоружен,

С толпой врагов; не унывал в беде

И не роптал. Но стал мне отдых нужен —

И не нашел приюта я нигде!

Не раз, упав лицом в сырую землю,

С отчаяньем, голодный, я твердил:

«По силам ли, о боже! труд подъемлю?» —

И снова шел, собрав остаток сил.

(Последние элегии)

 Это очень тесно связано с духовным и физическим состоянием самого поэта. Некрасов был поражён болезнью, ему предрекали кончину, но, несмотря на это он не мог отойти со своего литературного пути, бросить творчество:

Вперед, вперед! Но изменили силы —

Очнулся я на рубеже могилы...

(Последние элегии)

Большую роль в творчестве Некрасова рассматриваемого нами периода сыграли стихотворения посвящённые творчеству, поэзии. В стихотворениях данной группы, так же как и в других произведениях этого периода, поэт подводит своеобразные итоги, анализирует свою роль в этом аспекте, размышляет о своих взаимоотношениях с поэзией:

Замолкни, Муза мести и печали!

Я сон чужой тревожить не хочу,

Довольно мы с тобою проклинали.

Один я умираю — и молчу.

К чему хандрить, оплакивать потери?

Когда б хоть легче было от того!

Мне самому, как скрип тюремной двери,

Противны стоны сердца моего.

(Замолкни, Муза мести и печали!..)

В этом произведении сочетаются мотивы творчества с мотивом ожидания смерти и подведения итогов. Оно наполнено чувством безысходности, усталости.

Многие произведения некрасовского творчества 1853-1856 годов внешне затрагивают проблему крестьянского быта. В них описываются унылые картины сельской жизни. Но, рассматривая их в контексте духовного и психологического состояния автора в этот период, можно предположить, что истинное их содержание – это описание внутреннего мира поэта. В нашей работе уже неоднократно поднимался вопрос «вживания» Некрасова в образ других людей и наполнения их внутреннего мира своим психологическим состоянием. В этих произведениях переживания крестьянина-рассказчика соотносятся с внутренним, духовным состоянием Некрасова:

Только не сжата полоска одна...

Грустную думу наводит она.

Кажется, шепчут колосья друг другу:

«Скучно нам слушать осеннюю вьюгу,

Скучно склоняться до самой земли,

Тучные зерна купая в пыли!

Нас, что ни ночь, разоряют станицы

Всякой пролетной прожорливой птицы,

Заяц нас топчет, и буря нас бьет...

Где же наш пахарь? чего еще ждет?

(Несжатая полоса)

Пейзаж русской природы видимый крестьянином – это пейзаж души Некрасова – его состояния уныния и одиночества. Здесь Некрасов, как нам представляется, говорит о «поздней осени» своей жизни, её закате. Он подчёркивает своё одиночество, свою грусть. Эти чувства кроются в образе одинокой несжатой полоски, про которую забыли.

Продолжая подобный подход к анализу этого произведения можно сказать, что Некрасов анализируя свою деятельность, подводит итог о бесплодности, но он не в состоянии понять причину этой бесплодности:

Или мы хуже других уродились?

Или недружно цвели-колосились?

Одновременно с присутствием черт Некрасова в образе «несжатой полосы» он присутствует и в образе «пахаря». Здесь можно проследить прямо биографическое описание портрета больного Некрасова:

Плохо бедняге – не ест и не пьёт,

Червь ему сердце больное сосёт,

Руки, что вывели борозды эти,

Высохли в щепку, повисли как плети…

(Несжатая полоса)

Именно в этот период во время жизненного кризиса Некрасов обращается, как мы видим, к теме крестьянства, народа. Это существенно отличается от обращения «к себе», своему миру в предыдущий рассмотренный нами период. Для поэта «открываются» людские страдания: страдания солдата («Гробок»), страдания крестьянина («Несжатая полоса»). Поэт начинает осознавать, что он не одинок в страданиях. Его страдания не единичны. В контексте этого в тематике творчества Некрасова появляется мотив мести – поэт мстит жизни, он озлён. К примеру, можно снова обратится к его стихотворению «Замолкни, Муза мести и печали!..):

Замолкни, Муза мести и печали!

Я сон чужой тревожить не хочу,

Довольно мы с тобою проклинали.

Один я умираю — и молчу.

(Замолкни, Муза мести и печали!..)

О страданиях Некрасов уже говорит не как о сугубо своём личном. В стихотворениях появляется настроение сочувствия, понимания, всепрощения. Некрасов переживает не только за себя, но и за других:

Он был без сапогов, в дырявом сюртуке;

Лицо являло след недавнего недуга,

Стыда, отчаяния, моленья и испуга…

(Вор)

В период 1853-1856 годов сильно развивается мотив исповеди и покаяния. Помимо уже рассмотренной нами выше такой причины как  особое состояние ожидания смерти в период болезни на этот факт повлияло ещё и отношение некоторых современников лично к Некрасову. Именно в этот период Некрасова стали «преследовать» разнообразные сплетни и «истории». Прежде всего, основанием для подобного явления были внешние противоречия между страдальческим пафосом произведений и образом жизни поэта. Многие критиковали Некрасова за то, что он просто-напросто наживается на модном литературном материале. К тому же подобное отношение усугубляли и некоторые личные качества поэта. Его относительная мягкость и снисходительность сочетались с угрюмостью и холодностью. Всё это в совокупности предопределило определенное «общественное мнение», которое весьма пагубно сказалось на внутреннем мире поэта.

Подводя итоги сказанного, следует отметить, что в первой половине 1850-х годов исповедальность в произведениях Некрасова претерпела существенные изменения. В результате жизненного кризиса, связанного с болезнью горла роль данного мотива в творчестве существенно выросла из-за стремления Некрасова «подвести итоги». В данный в творчестве поэта период развивается идея о бесплодности своей деятельности. В данный период Некрасов отказывается от исключительности своего внутреннего мира в поэзии и обращается к проблемам народа. Жизненный кризис перевернул внутренние установки поэта, ему открылась народная, крестьянская драма. Он приходит к выводу о «неединичности» собственных страданий. Поэт начинает говорить о проблеме страданий не как исключительно о своём, а о всеобщем. Эта установка наполняет его поэзию настроениями мести и злобы.

§ 4. Духовный кризис 1862-1867 годов. Тип «покаянной исповедальности и самосуда».

Важной вехой в биографии Некрасова для нашей работы является его духовный кризис 1862-1867 года. В отношении причин этого кризиса следует сказать, что в конце 1850-х годах очень тяжёлое положение постигло «Современник», именно события связанные с журналом прямо или косвенно определили внутреннее состояние Некрасова в этот период. Большую роль в этом глубоком духовном кризисе Некрасова и отношении журнала с властями сыграла так называемая «цензурная буря». Многие консерваторы проявляли интерес к популярному и «крамольному» журналу, поэтому появление в нем трех некрасовских стихотворений очень скоро было замечено. Положение дел ещё усугублялось и внутренними противоречиями внутри коллектива «Современника». Эти противоречия напрямую оказались связаны с деятельностью Чернышевского.

Определённая часть сотрудников журнала, во главе которой стоял Дружинин, не замечала Чернышевского до тех пор, пока он не затронул прямо их интересы — не высказал громко своих взглядов на искусство. 10 мая 1855 года в актовом зале университета он защитил свою диссертацию «Об эстетических отношениях искусства к действительности». Эта новая эстетическая декларация вызвала тревогу и раздражение среди так называемых поклонников «чистого» искусства. Развивая идеи Белинского Чернышевский, стремился поддержать гоголевское направление, подвергавшееся нападкам, восстановить в правах критику, разрушить принципы идеалистической эстетики.

Если единомышленники видели в Некрасове первого поэта своего времени, равного Пушкину, если диалог «Поэт и гражданин» был для них манифестом всей своей поэзии, то Дружинин, например: без церемоний заявил в письме к Тургеневу, что весь; «Поэт и гражданин», за исключением одного отрывка, «не стоит трех копеек серебром, а вреда литературе он сделал на сто рублей» (18 ноября 1856 года). Такое отношение к стихам Некрасова со стороны «эстетической критики» не было секретом для его ближайшего окружения.

Весной 1867 года положение журнала крайне ухудшилось, как по причинам «цензурным», так и экономическим. Ранее Некрасов проводил крайне не экономную для журнала политику щедрого авансирования сотрудников и выдачу ежемесячного (а не «сдельного») жалования. Некрасов предпринял попытку создания в рамках «Современника» артельной системы хозяйствования. Все эти эксперименты основательно подорвали материальную базу журнала. Осознание неизбежного краха «Современника» «угнетало его, повергая в состояние сильнейшей душевной тревоги, и он метался из стороны в сторону в тщетной надежде продлить существование журнала.» (16:298)

Именно попытки сохранить журнал во чтобы то ни стало и повлекли за собой критику Некрасова со стороны его соратников. Некрасов вынужденно идёт на компромисс с недавними заклятыми идейными врагами. Именно этот компромисс и вызовет волну негодования в рядах соратников Некрасова, которые в большинстве своём не понимали истинных причин подобных действий поэта. Обвинения Некрасова в «измене» сыпались на его голову и ранее, к примеру, в связи с публикацией поэмы «Тишина». Эта публикация вызвала толки о том, что поэт отказался от прежних резких обличений. Одна из современниц (М. Ф. Штакеншнейдер) тогда же писала Я. П. Полонскому:

«Тишина» Некрасова подняла бурю. Его упрекают в отступничестве». Герцен писал Тургеневу; «Видел ли ты, что Некрасов обратился в православие?» (19 декабря 1857 года).

Видимо данная мысль была вызвана следующими строками поэмы:

Храм божий на горе мелькнул

И детски чистым чувством веры

Внезапно на душу пахнул…

(Тишина)

Некрасов очень больно переживал все эти события и обвинения в его адрес по поводу примирения с властями и ренегатстве.

Желанием спасти журнал, было вызвано возобновление им старого знакомства с В. П. Боткиным, когда-то, в пятидесятые годы, интимно близким ему приятелем, а теперь заклятым врагом если не его лично, то тех идей, выразителем которых стал «Современник». Боткин в своих письмах Фету (например, в письме от 1 февраля 1866 года) не без злорадства сообщает, что к нему «начал похаживать» Некрасов: «Освобождение от цензуры приносит уже добрые плоды. Два предостережения «Современнику» и «Русскому слову» заставили этих господ одуматься. Некрасов начал похаживать ко мне и протестует против гадких тенденций своего журнала,— я же, пользуясь моим знакомством с членами совета по книгопечатанию, стараюсь поддержать их в их энергии». 

(В. П. БОТКИН — А. А. ФЕТУ, 1 февраля 1866 г.) // 38:329)

Идя на подобный компромисс, Некрасов, без сомнения, рассчитывал использовать влияние Боткина в «высших сферах», чтобы смягчить их непримиримо враждебное отношение к «Современнику». Однако расчет этот не оправдался. Скорее наоборот: Боткин в том же письме к Фету с удивительным цинизмом признается, что он старается использовать свое влияние во вред некрасовскому журналу. Вот его подлинные слова: «Я же, пользуясь моим знакомством с членами совета по книгопечатанию, стараюсь поддержать их в их энергии...»

Если у Некрасова создалось убеждение, что понесенные редакцией журнала действительно тяжкие жертвы гарантируют в большей или меньшей степени выполнение плана ликвидации журнала в течение 1866 года, то действительность не замедлила опровергнуть это убеждение. Столь старательно сооружаемые им «щиты и громоотводы», как указывает Н. К. Михайловский в своих «Литературных воспоминаниях», оказались бессильны при «экстраординарной грозе» (35:164). «Экстраординарной» же грозой явилась реакция, вызванная выстрелом Каракозова. Не вдаваясь в характеристику этой реакции, неоднократно привлекавшей к себе внимание исследователей, приведем лишь цитату из воспоминаний Елисеева, представляющую для нас особый интерес, так как она рисует переживания одного из участников редакционного кружка «Современника» в этот период: «Я был арестован и отвезен в крепость, — 28 или 29 апреля. Но самым злополучным! временем было не то, когда меня посадили в крепость, — напротив, по заключении в крепость я значительно успокоился,— а время, проведенное от 4-го апреля до 29-го апреля в тревожном ежедневном, ежечасном ожидании обыска и ареста, которое не давало покоя ни днем, ни ночью. Тот, кто не жил тогда в Петербурге и не принадлежал к литературным кругам или, по крайней мере, не был к ним так или иначе прикосновенен, не может представить той паники, которая здесь происходила. Всякий литератор, не принадлежавший к направлению Каткова, а не принадлежала к этому направлению вся тогдашняя литература, считал себя обреченною жертвою и был уверен, что его тем самым  непременно, потому только, что он литератор, арестуют. Так, все были убеждены, что граф Муравьев держится вполне взглядов Каткова и следует его указаниям. Сотрудники «Современника», на который Катков смотрел как на очаг и притон всяких  зловредных учений, тем более были уверены в неизбежности такой участи для себя…. Каждый день, и всегда почти утром, приносили известия: сегодня ночью взяли такого-то и такого-то литератора, на другое утро опять взяли таких-то и таких-то…» (Елисеев Г. З. Из воспоминаний. // 37:124)

Эти настроения в какой-то мере охватили и Некрасова. Они, надо думать, и сказались на его образе действий в апреле 1866 года. Он продолжает бороться за журнал. Пятого апреля, на другой день после покушения Каракозова на Александра II, Некрасов посетил нескольких высокопоставленных лиц, в том числе зятя  М. Н. Муравьева егермейстера Сергея Шувалова, министра двора Адлерберга, Г. А. Строганова,  с целью узнать, чего должен ждать после каракозовского выстрела «Современник», и получил от них весьма неутешительные на этот счет сведения.

Шестого апреля на экстренном заседании Литературного фонда он, вместе с прочими членами его, подписал верноподданнический адрес Александру II. Девятого апреля на торжественном обеде в Английском клубе в честь «спасителя царя» О. И. Комиссарова Некрасов прочел посвященное ему стихотворение.    

Шестнадцатого апреля на торжественном обеде в Английском же клубе в честь М. Н. Муравьева Некрасов прочел восхвалявший этого последнего «мадригал»... Этот факт особенно возмутил бывших «союзников» Некрасова. Однако уже накануне этого выступления Некрасов получил от Ф. Толстого записку, в которой тот извещал его, что участь «Современника уже предрешена и все хлопоты Некрасова напрасны.

Двадцать шестого апреля Некрасов выпустил очередную «книжку» (№ 4) «Современника», не только напечатав в ней стихи Комиссарову, но и поместив большую верноподданническую статью Розанова по поводу события 4 апреля. Среди общества растут мнения об «измене» Некрасова своим идеалам. Однако это не так. Этот факт подтверждается тем, что уже вечером 16 апреля, вернувшись из Английского клуба, находясь в шоковом состоянии, Некрасов пишет свое стихотворение:

Ликует враг, молчит в недоуменьи

Вчерашний друг, качая головой,

И вы, и вы отпрянули в смущеньи,

Стоявшие бессменно предо мной

Великие страдальческие тени,

О чьей судьбе так горько я рыдал,

На чьих гробах я преклонял колени

И клятвы мести грозно повторял.

Зато кричат безличные: ликуем!

Спеша в объятья к новому рабу

И пригвождая жирным поцелуем

Несчастного к позорному столбу.

(Ликует враг, молчит в недоуменьи…)

Не менее показателен и другой факт. Вскоре после выхода апрельского номера «Современника» Некрасов не побоялся явиться на квартиру только что арестованного Елисеева.

Вот как описывает этот эпизод Елисеев в своих воспоминаниях: «На другой день после моего ареста Некрасов храбро явился ко мне на квартиру, чтобы осведомиться: что случилось и как. Я говорю храбро потому, что ни один из моих товарищей и вообще никто из сотрудников «Современника» не решился этого сделать. Ибо с того самого момента, как известие о выстреле Каракозова стало известно всему Петербургу, все прикосновенные к литературе тотчас поняли, что как бы ни пошло дело следствия, но литература, по установившемуся у нас обычаю, все-таки первая будет привлечена к ответу, и потому все засели дома, стараясь как можно меньше иметь между собой сообщений, исключая, разумеется, случаев крайней нужды». (Елисеев Г. З. Из воспоминаний // 37:128)

Но как ни велики были жертвы, принесенные Некрасовым в апреле 1866 года, они не достигли своей цели.

Из «Дела особой комиссии под председательством князя П. П. Гагарина (началось 13 мая 1866 года, решено 21 августа того же года)» явствует, что комиссия, по настоянию М. Н. Муравьева, на заседании 23 мая постановила «поручить министру внутренних дел ныне же вовсе прекратить издание «Современника» и «Русского слова» (42:174).

Первого июня Пыпин, замещавший уехавшего в Карабиху Некрасова на посту главного редактора «Современника», получил официальное извещение о запрещении журнала.

Все действия Некрасова, направленные на сохранение журнала оказались тщетны. Более того, вынужденное сближение с «консервативным лагерем» соратники Некрасова восприняли как измену, большинство из них не понимало вынужденный характер этой меры. Некрасов оказался как бы «под двойным ударом» - со стороны идейных врагов и со стороны вчерашних соратников и единомышленников. Некрасов постоянно ощущает подозрительность своих коллег по «Современнику», их недоверие. Дошло до того, что сотрудники журнала стали проверять кассу «Современника», подозревая своего редактора в воровстве: «И вот мы, честные люди, по инициативе нашего политикоэконома, решились заставить Некрасова именно сделаться таким же честным человеком, как и мы. Один раз, когда Некрасов стал жаловаться на бедность доходов журнала, на недостаточность денег и на наши возражения предложил нам поверить его конторские книги, то мы, о срам, вызвались идти и делать самоличную поверку. Признаюсь, при одном воспоминании об этом по малой мере неприличном походе для ревизии конторских книг «Современника» у меня до сих пор выступает краска на лице… И вот гурьбой все мы, сотрудники «Современника» — я, Ю. Г. Жуковский, М. А. Антонович, В. А. Слепцов, А. Ф. Головачев — отправились к Панаеву.  Панаев принял нас очень любезно, раскрыл все книги и стал давать объяснения по своим бухгалтерским счетам...  ...Но никому из нас и в голову в то время не приходило: какое жестокое издевательство совершаем мы над Некрасовым. Никто не подумал о том, что должен был передумать и перечувствовать этот человек во время этой ревизии. А еще больше, что он должен передумать и перечувствовать после того, как эта неслыханная не только у нас, но и во всей литературе ревизия сотрудников над кассою своего редактора огласится в литературных и журнальных кружках. Ведь подобная ревизия равносильно объявлению редактора если не доказанным, то подозреваемым вором. Таких унижений, самых оскорбительных для самолюбия всякого человека, от нашей честности Некрасов претерпел немало, так что, обращаясь на прошедшее, думаешь, как мы выносить все это Некрасов, чего я уверен, не вынес ни один из известных мне бывших и существующих редакторов, а тем более не вынес бы никто из нас, считавших себя вправе оскорблять его. (Елисеев Г. З. Из воспоминаний. // 37: 224)

Некрасова и раньше обвиняли в неискренности, в том, что истинная основа его творчества – деньги. Как уже отмечалось в нашей работе, многие ещё в 1850-х годах возмущались благосостоянием поэта. Часто людей смущала поэзия Некрасова с её критикой существующего строя в контексте с внешним благосостоянием жизни автора. Некрасова обвиняли в том, что он пишет на актуальные темы в желании заработать. Теперь, после «муравьёвской оды» подобные мнение неоднократно усилились: «Говорят, Некрасов заботился о «Современнике» вовсе не для литературы, а для самого себя, для своего обогащения, или эпикурейского наслаждения жизнью. Однако Некрасов умер, не оставив после себя ни гроша». Может быть, у жены малая толика и осталась, на которую она может жить, не прибегая к помощи Литературного фонда. И только. Это ли богатство? Что касается до его эпикуреиского наслаждения жизнью, то оно известно всем нам, ближайшим сотрудникам «Современника». Он жил никак не лучше и не роскошнее каждого». (Елисеев Г. З. Из воспоминаний. // 37: 222)

Елисеев, в своих воспоминаниях, очень точно подметил положение Некрасова во время этой, унизительной для него борьбы за журнал: «...Какие он употреблял для этого меры и средства, пока далеко не всем известно. Но если бы перечислить даже то, что известно, то всякий честный человек, без всякой брезгливости и с наслаждением пользовавшийся плодами его трудов, с отвращением взглянул бы на эти меры и средства и сказал бы: «Нет, я к этому не способен, я не мог бы этого сделать, это переворачивало бы всю мою внутренность». Положим, так. Но почему мы, честные люди, знаем, что и у Некрасова не переворачивались внутренности от этих мер и средств. Голодный вор, который идет воровать хлеб, чтобы не умереть с голоду и прокормить себя и свою семью, наверное, не стал бы воровать, если бы у него было столько хлеба, чтобы питаться ему с семьею. Но если у него нет никаких средств добыть себе пищу, кроме воровства, и приходится без этого погибать с семьей голодом, он по необходимости пойдет воровать…»(Елисеев Г. З. Из воспоминаний //37: 222)

В борьбе за «Современник» Некрасов пострадал сразу от нескольких ударов. Первый удар – это то, что он вынужден, был «преломить себя», преломить свои убеждения. Второй удар – безрезультатность подобных его действий. И третий, самый сильный – то, что от него отвернулись все его вчерашние друзья. В обществе росли настроение недоверия к Некрасову, осуждения его поступков. 4 марта 1866 года Некрасову приходит стихотворение, написанное «неизвестным другом» -  Ольгой Мартыновой:

Мне говорят: твой чудный голос — ложь;

Прельщаешь ты притворною слезою

И словом лишь толпу к добру влечешь,

А сам, как змей, смеешься над толпою,

Но их речам меня не убедить:

Иное мне твой взгляд сказал невольно;

Поверить им мне было б горько, больно...

Не может быть!

Мне говорят, что ты душой суров,

Что лишь в словах твоих есть чувства пламень

Что ты жесток, что стих твой весь любовь,   

А сердце холодно, как камень.

Но отчего ж весь мир сильней любить

Мне хочется, стихи твои читая?..

И в них обман, а не душа живая?..

Не может быть!..

Он остался один, от него отказалось большинство единомышленников и коллег. Эти факты и породили глубочайший кризис в душе поэта.

Его творчество кардинально меняется в этот период. Усиливаются исповедальные, аналитические мотивы. Так же появляется мотив публичного покаяния:

Не торговал я лирой, но бывало,

Когда грозил неумолимый рок,

У лиры звук неверный исторгала

Моя рука…

(Ликует враг, молчит в недоуменьи…)

Именно так – «неверный звук» называл Некрасов свои «угоднические» произведения.

В поэзию Некрасова входят мотивы суда: суда врагов, суда друзей. Некрасов пытается сам анализировать свои поступки. Он надеется на праведный суд своих соратников, но не находит его:

Ну, суд так суд! В судебный зал

Сберегся грозный трибунал,

Придут враги, придут друзья,

Предстану — обвиненный — я;

И этот труд, горячий труд

Анатомировать начнут!

(Суд)

Тема жестокого суда своих современников развивается в творчестве Некрасова. Это тема соединяется с исповедальными мотивами предшествующей лирики. Если ранее Некрасов сам подводил итоги своей жизни, анализировал свои поступки, то теперь к этому добавляется ещё и оценка Некрасова «извне». На Некрасова очень сильно повлияло изменение отношения к нему со стороны соратников. Некоторые из них, правда, понимали истинные мотивы поэта, в некоторые – нет: «Некрасов довел до самоотверженности свое служение направлению. Самоотверженностью, которая перешла на этот раз в самооплевание, объяснял он и прискорбный случай с М. Н. Муравьёвым  в Английском клубе.

Муравьёв был одно время чем-то вроде руки всевышнего, которой суждено было отечество спасти — от чего?.. Отсюда совершенно понятно общее уныние и трепет в области журналистики, представляемой Некрасовым, как редактором толстого «Современника». Трепетал ли редактор и за Некрасова не берусь решить; между трепетными, во всяком случае я его не считаю... Так или иначе, но он решается на заклание и кладёт себя искупительною жертвою на алтарь муравьевского могущества. Чтобы спасти направление, он погубит себя... я помню угнетенный вид бедного Некрасова после совершенного им подвига». (П. М. КОВАЛЕВСКИЙ. «Встречи на жизненном пути» // 38:334)

Ковалевский понял сущность действий Некрасова, его самопожертвование. Поэт приносит себя в жертву – эта идея жертвенности впоследствии окажет сильное влияние на характер поэзии Некрасова, в особенности на исповедальные мотивы. Самопожертвование является своеобразным итогом некрасовской исповедальности данного периода..

Другую позицию избрал Антонович: «Всего более возмутило нас всех в этом стихотворении то, что поэт в конце его взывал к беспощадной строгости, говорил о каком-то большом зле, которое нужно истребить с корнем. Самые снисходительные люди находили, что этот конец был совершенно не нужен. Боже мой, думал я: что бы было с неумолимо и неподкупно строгим Добролюбовым, если бы это случилось при нем и если бы какой-нибудь злой человек сказал ему: вот каков ваш приятель! Он весь сгорел бы от разочарования и негодования. (М. А. АНТОНОВИЧ. «Из воспоминаний о Николае Алексеевиче Некрасове» // 38:335)

В воспоминаниях явно прослеживаются заблуждения, непонимание Антоновичем истинных мотивов некрасовских поступков. Он видит только «внешнее», контрасты, чёрное и белое. Именно жертвой подобного отношения и «пал» Некрасов в этот период. Именно подобная трактовака мотивации поэта его вчерашними единомышленниками и привела к духовному кризису.

В предыдущих стихах поэт неоднократно высказывал идею бесплодности своей жизни, своего творчества, что порождало его духовный кризис. Теперь это соединилось как с фактическим «провалом» в отношении «Современника», так и с изменением отношения к Некрасову со стороны окружающих, которые не понимали истинных мотивов действий поэта. Соединяясь, эти мотивы, создают новые явления в творчестве Некрасова – явления «суда читателя» и «самосуда». Поэт обращается к читателю, как к другу, которые его не предаст, которые понимает проблемы поэта, его истинные намерения. На фоне этого возникает мощная исповедальная тенденция в стихах Некрасова. Некрасов пытается «покаяться», попытаться объяснить окружающему его миру истинные мотивы. Год спустя, после присланного ему стихотворения «неизвестного друга» Ольги Мартыновой он отвечает:

Умру я скоро. Жалкое наследство,

О родина! оставлю я тебе.

Под гнетом роковым провел я детство

И молодость — в мучительной борьбе.

Недолгая нас буря укрепляет,

Хоть ею мы мгновенно смущены,

Но долгая — навеки поселяет

В душе привычки робкой тишины.

На мне года гнетущих впечатлении

Оставили неизгладимый след…

(Умру я скоро. Жалкое наследство…)

Это стихотворение также связано и с произведением «Ликует враг...» - Некрасов отвечает на всё услышанное им – упрёки, укоризны. На полях рукописи Некрасов написал: «Это написано в минуту воспоминания о мадригале <Муравьёву>, хорошую ночь я провёл!».

Состояние души Некрасова в этот момент можно проследить в произведении «Медвежья охота». Некрасов критикует стереотипы общества, изменчивость «общественного мнения»:

Пожалуйста, не говори

Про русское общественное мненье!

Его нельзя не презирать

Сильней невежества, распутства,

тунеядства;

На нем предательства печать

И непонятного злорадства!

У русского особый взгляд,

Преданьям рабства страшно верен

Всегда побитый виноват...

(Медвежья охота)

Он осуждает продажность «друзей», готовых бить его, итак уже поверженного. Некрасов отмечает такое явление в обществе, как «примыкание» к сильному, подхалимство, тогда когда ты «на коне». В творчестве встаёт проблема истинности дружбы, независимости её от твоего сегодняшнего положения:

Сперва — сторонников полки,

Восторг почти России целой,

Потом — усталость; наконец,

Все настороже, все в тревоге,

И покидается боец

Почти один на полдороге...

(Медвежья охота)

Так же поэт обращается и к актуальной и на сегодняшней момент проблеме «тоталитаризма мнения». Такого явления когда отдельные идеи человека изничтожены толпой. «Я» заменено «Мы»:

Как мы вертим хвостом лукаво,

Как мы уходим величаво

В скорлупку пошлости своей!

Как негодуем, как клевещем,

Как ретроградам рукоплещем…

(Медвежья охота)

В «Медвежьей охоте» Некрасов говорит об «охоте на двуногих», что в контексте предшествующих событий может быть отнесено к нему. Рассматривая текст в подобном контексте, можно высказать мнение кризисном состоянии затравленности Некрасова:

Ты, думаю, охоту на двуногих

Застал еще в ребячестве своем.

Слыхал ты вопли стариков убогих

И женщин, засекаемых кнутом?

Я думаю, ты был не полугода

И не забыл порядки тех времен,

Когда, в ответ стенаниям народа,

Мысль русская стонала в полутон?

(Медвежья охота)

Некрасов обращается и к тем людям, единственные убеждения которые – богатство и благополучие и которые ради этого могут «присоединится» к любым идеям:

Как яблоню качает проходящий,

Весь занятый минутой настоящей,

Желанием одним руководим —

Набрать плодов и дало в путь пуститься,

Не думая, что много их свалится,

Которых он не сможет захватить,

Которые напрасно будут- гнить:

Так русское общественное древо,

Кто только мог, направо и налево

Раскачивал, спеша набить карман,

Не думая о том, что будет дале...

Мы все тогда жирели, наживали,

(Медвежья охота)

Встречаются у Некрасова и мотивы ностальгии по ушедшей эпохе. Поэт вспоминает о героях прошедшего времени, об истинности их идеалов, стремлению к самопожертвованию. Ему очень горестно, что они безвозвратно ушли в историю.

Бог весть! Я не встречаю их.

Их песня спета — что нам в них?

Герои слова, а на деле — дети!

Да! одного я встретил: глуп, речист

И стар, как возвращенный декабрист.

В них вообще теперь немного толку.

(Медвежья охота)

Здесь Некрасов сожалеет и о своём прошлом творчестве, своём положении. Он обращается к обозлённым на него людям с просьбой не клеймить его напрасно:

За то теперь клеймит их иногда

Предателями племя молодое;

Но я ему сказал бы: не забудь,

Кто выдержал то время роковое,

Есть от чего тому и отдохнуть.

Бог на помочь! бросайся прямо в пламя,

И погибай...

Но, кто твое держал когда-то знамя,

Тех не пятнай!

Не предали они — они устали

Свой крест нести,

Покинул их дух Гнева и Печали

На полпути...

(Медвежья охота)

Подводя некоторые итоги можно сказать, что в период с 1862 года по 1867 год в душе Некрасова произошёл сильный душевный перелом, связанный с его действиями, направленными на спасение журнала «Современник», которые выразились в его «сближении» с правящими кругами, что вызвало неоднозначную реакцию в обществе. Некрасова сильно подавил тот факт, что множество его соратников отвернулось от него, обвинив в «ренегатстве». Это вылилось в сильную  исповедально -осуждающую струю в его поэзии. В творчестве появились мотивы «суда друзей», «суда читателя», «самосуда». Некрасов пытается оправдаться, как перед окружающими, так и перед самим собой. Кризис наложил неизгладимый отпечаток как на всю последующую жизнь поэта, так и не его творчество, в особенности на последние произведения.

Огромное влияние на особенности типа «покаянной исповедальности и самосуда» оказывает тот факт, что Некрасов приносит себя в жертву. Мотивы самопожертвования являются своеобразным итогом исповедальности данного этапа. Однако наряду с этим Некрасов отмечает, что самопожертвование не является приделом человеческих страданий. Жертва 1866 года – оказалась напрасна. После «муравьёвской оды» Некрасов стремится к покаянию, исповеди.

§ 5. «Последние песни» и тип «исповедальности последних итогов» 1874-1877 года.

Обращаясь к произведениям последних лет жизни Некрасова, в контексте нашей работы, следует отметить, прежде всего, мощнейшую исповедальную тенденцию. Исповедальность «последних песен» Некрасова с нашей точки зрения гораздо превосходит этот мотив в предшествующем творчестве.

Многочисленные письма родным и товарищам свидетельствуют об огромном желании Некрасова высказаться, «очистить душу, явить перед теми, кому верил, сокровенные мотивы и основания своих слов и поступков в надежде на внимание и сочувствие» (40, стр. 58). Современники, близко знавшие Некрасова в последний период его жизни, оставили массу свидетельств, когда поэт, находясь в прекрасном расположении духа и добром здравии по собственной воле предавался, причём очень охотно, воспоминаниям о прожитых годах. Следует отметить, что Некрасов, как правило, не вспоминал о тех событиях, которые могли «высветить его в лучшем свете», а наоборот. Основными мотивами, чрезвычайно важными для Некрасова в последний период его творчества явились мотивы исповеди и покаяния. Отсюда следует некрасовское определение своих автобиографических записей как «что-то вроде признаний».

Подобный факт можно мотивировать несколькими причинами. В обществе сложилось мягко говоря неоднозначное отношение к Некрасову после опубликования «муравьёвской оды», о чём нами было отмечено в предыдущей главе. Так же у Некрасова развивалась болезнь, которая впоследствии привела поэта к смерти, и Некрасов чувствовал это.

Поэта преследовало желание «напоследок выговорится», оправдать себя перед окружающими, и главное перед самим собой. Засилье реакции после терракта Каракозова, пятидесятилетний юбилей, новая болезнь Некрасова, отношение к нему после «муравьёвской оды» подталкивают поэта к очередной волне стихотворений с мотивами финала, подведением итогов. Всё это оживляет в лирике Некрасова «комплекс мотивов финала» (40, стр. 66). Некрасов в своём творчестве подводит итоги общественной и литературной деятельности, отношений с близкими людьми, обобщает накопленный духовный и творческий опыт:

О, Муза! я у двери гроба!

Пускай я много виноват,

Пусть увеличит во сто крат

Мои вины людская злоба —

(О, Муза! я у двери гроба!..)

В последние годы жизни Некрасов размышляет о грядущих путях развития страны. «Последние песни» поэта это дневник чувств, размышлений, дневник, наполненный страданиями, ожиданием близкой кончины.

Если продолжить наше размышление о соотношении автора и его лирического героя, то именно в произведениях последнего этапа творчества они находятся наиболее близко. Лирический герой, как и Некрасов размышляет, страдает:

День свечерел. Томим тоскою вялой,

То по лесам, то по лугу брожу.

Уныние в душе моей усталой,

Уныние — куда ни погляжу.

Вот дождь пошел, и гром готов уж грянуть,

Косцы бегут проворно под шатры,

А я дождем спасаюсь от хандры…

(Уныние)

В стихотворениях данного периода, особенно в «Последних песнях» Некрасова терзает чувство вины, перед единомышленниками, перед самим собой. Некрасов отвергает неправый суд «остервенелой толпы». Он пытается найти защиту – защиту у родины, народа, у читателя.

Поэт тяготится своим положением в обществе, отношением к нему со стороны окружающих, об этом он пишет своей сестре А. Буткевич: «… надо быть или более сильным, или более слабым, чем та фигура, которую я собой представляю, а то, право, тяжело иногда». (1: т. 11, 153).

В основе исповедального характера произведений Некрасова этого периода – стремление к самооправданию, желанию понять себя и других. Поэт пытается анализировать своё окружение: «с кем шёл, кого оставил» (31:17) Некрасов объективно оценивает свою роль в жизни общества и роль других людей в своей жизни. Обращается он как с положительной, так и с отрицательной оценкой:

Вам, мой дар ценившим и любившим,

Вам, ко мне участье заявившим

В черный год, простертый надо мной,—

Посвящаю труд последний мой!

Я примеру русского народа

Верен: «в горе жить —

Некручинну быть» —

И больной работая полгода,

Я с трудом смягчаю свой недуг:

Ты не будешь строг, читатель-друг!

(Вам, мой дар ценившим и любившим…)

Всё чаще в лирике Некрасова звучит мотив смерти – быстрой кончины. С мотивом смерти сочетается мотив покаяния, исповеди в грехах:

Не плачь! завиден жребий наш,

Не наругаются над нами:

Меж мной и честными сердцами

Порваться долго ты не дашь

Живому, кровному союзу!..

(О, Муза! я у двери гроба!..)

Говоря об исповедальной тенденции последних лет жизни можно сказать что: «Очевидно, было страстное желание выложить всю душу, уже еле державшуюся в изнеможенном теле; страстное последнее в жизни желание раскрыть тайну этой жизни, может быть, даже не нам… …а самому себе». (35:85).

Здоровье Некрасова неумолимо ухудшалось. Салтыков-Щедрин так описывает состояние Некрасова в письме Анненкову: «Сегодня воротился из Крыма Некрасов – совсем мёртвый человек. Ни сна не аппетита – всё пропало, всё одним годом сказалось. Не проходит и десяти минут без мучительнейших болей в кишках – и таким образом идёт дело с апреля месяца. Во всяком случае с жизнью покончено…» (С-Щедрин М. Е.// 38:145)

Некрасов сам полностью осознавал серьёзность своего положения. А. Скабичевский отмечал, что Некрасов ожидал смерти: «Тогда все доктора приговорили меня к смерти, а у меня внутри не переставало жить убеждение, что я останусь жить, а теперь совсем наоборот: доктора всё обнадёживают, а я убеждён, что мне не встать» (31:54).

Более того, Некрасова постоянно мучили боли и он «призывал» смерть, как избавление от мук физических и духовных:

Черный день! как нищий просит хлеба,

Смерти, смерти я прошу у неба,

Я прошу ее у докторов,

У друзей, врагов и цензоров,          

Я взываю к русскому народу!

Коли можешь, выручай!

Окуни меня в живую воду

Или мертвой в меру дай,

(Черный день! как нищий просит хлеба…)

Именно в таком состоянии Некрасов создаёт свои «последние песни». Само название одного из сборников данного периода так и называется – «Последние песни». Это название является глубоко осмысленное, выстраданное, в нём выражается трагическое дыхание поэзии Некрасова,  критическое состояние его внутреннего мира. По звучанию стихи Некрасова этого периода во многом сходны со стихами времени 1853 –1856 годов – времени первой болезни Некрасова.

Обращаясь к последним произведениям Некрасова можно отметить в них два основных лейтмотива: два состояния лирического героя: прощание с жизнью, самопожертвование и возрождение. Некрасов осознаёт неизбежность смерти поэтому «живёт всем богатством чувств» (31:29). Скорбные мотивы, рассказывающие о страданиях сочетаются с обращениями к возлюбленной, признаниями в своих чувствах:

Пододвинь перо, бумагу, книги!

Милый друг! Легенду я слыхал:

Пали с плеч подвижника вериги,

И подвижник мертвый пал!

Помогай же мне трудиться, Зина!

Труд всегда меня животворил,

Вот еще красивая картина —

Запиши, пока я не забыл!

(Пододвинь перо, бумагу, книги!..)

Рассматривая последние произведения Некрасова с такой точки зрения можно выделить определённый «лирический дневник» - хронику чувств и переживаний поэта. И скорбное, печальное начало, начало страданий, и смерти отнюдь не довлеет над этим дневником. В контексте этого факта следует отметить, что свой сборник стихов первоначально Некрасов планировал назвать «В чёрные дни», но потом, заменил это название на «Последние песни». Поэт отказался от идеи замкнутости на тяжёлой атмосфере. Отличительной чертой многих из стихотворений этого периода стал особый лиризм – многообразие связей внешнего и внутреннего, лирическое отражение разнородного по своей сути эпического материала. Особый тип лирического осмысления действительности выразился в неразрывном сочетании общего и личного.

В последних произведениях Некрасова часто исповедальные мотивы связываются с мыслями о назначении поэта и поэзии в современном мире:

Где вы — певцы любви, свободы, мира

И доблести?.. Век «крови и меча»!

На трон земли ты посадил банкира,

Провозгласил героем палача...

Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»

И нет певцов... Замолкло божество...

О, кто ж теперь напомнит человеку

Высокое призвание его?..

(Поэту)

Некрасов сокрушается о положение свободной поэзии в мире. Он отмечает потерю поэзией своей роли как «волшебного факела». Подобное положение вещей он сопоставляет со своим положением – положением человека преданного, человека от которого отреклись:

Любовь и Труд — под грудами развалин!

Куда ни глянь — предательство, вражда,

А ты молчишь — бездействен и печален,

И медленно сгораешь со стыда.

И небу шлешь укор за дар счастливый:

Зачем тебя венчало им оно,

Когда душе мечтательно-пугливой

Решимости бороться не дано?..

(Поэту. Любовь и Труд — под грудами развалин!..)

Особенно лиричными и исповедальными стихами из последних произведений Некрасова на наш взгляд явились отрывки из поэмы «Мать» и стихотворение «Баюшки-баю». Это подтверждают и некоторые современники Некрасова, например сестра поэта А. А. Буткевич: «В эту поэму и в «Баюшки-баю» он вложил всю свою истерзанную душу» (Буткевич А. Дневниковые записи. // 37:448).

Тема матери давно прослеживается в творчестве Некрасова, ещё со сборника «Мечты и звуки», но здесь эта тема сочетается с трагизмом, тревогой за будущее, а так же темой исповеди. В этой поэме вся исповедальность обращена к образу матери. Именно матери, как высшей истине, исповедуется автор:

Ей для борьбы оставил мало сил,

Но ты ей дашь урок железной воли...

Благослови, родная: час пробил!

В груди кипят рыдающие звуки,

Пора, пора им вверить мысль мою!

Твою любовь, твои святые муки,

Твою борьбу — подвижница, пою!..

(Отрывки из поэмы «Мать»)

Некрасов исповедуется матери в грехах всей своей жизни, начиная с ухода из дома: «Я отроком покинул отчий дом». Образ матери сочетается в поэме с образом родины, образом памяти. Но в тоже время в поэме звучат ноты безысходности, обречённости:

Душа твоя — она горит алмазом,

Раздробленным на тысячи крупиц

В величье дел, неуловимых глазом.

Я понял их — я пал пред ними ниц.

Я их пою (даруй мне силы, небо!..).

Обречена на скромную борьбу,

Ты не могла голодному дать хлеба,

Ты не могла свободы дать рабу.

(Отрывки из поэмы «Мать»)

Главнейшим направлением в творчестве Некрасова данного периода становится подведение итогов жизни, анализ поступков. Это явление сочетается в исповедальном творчестве с чертой предыдущего этапа: обращение к народным страданиям, сочетание страдания народа с собственными. Поэт соединяет свою биографию с жизнью лирического героя. Вместе с этим Некрасов размышляет о «критериях» определения полноты человеческой жизни. Наличие внутренних противоречий с внешним благополучием он демонстрирует в произведении 1974 года «Горе старого Наума»:

Науму паточный завод

И дворик постоялый

Дают порядочный доход…

(Горе старого Наума)

Сочетается со строками полными мотива одиночества:

Науму с лишнем пятдесят,

А ни детей, ни жёнки…

(Горе старого Наума)

Некрасов говорит об одиночестве, покинутости своего героя. Несмотря на благополучную жизнь, сформированное, прибыльное хозяйство Наум под занавес своей жизни думает о своем одиночестве, бесплодности своего существования. Всё кроется в человеческих чувствах, внутреннем, духовном мире. Полнота жизни определяется не «паточным заводом», «барышом» или «постоялым двориком», а чувствами, переживаниями: любовью, состраданием, которыми была наполнена человеческая жизнь. Человек не может говорить о полноте своей жизни, если он жил по принципу:

Работал в нём житейский ум,

А сердце мирно спало…

Подводя итоги главы можно сказать, что исповедальность является одним из основных мотивов творчества Некрасова. Этот мотив зарождается уже в самых ранних произведениях поэта. Исповедальность в стихах Некрасова является определённой лирической позицией автора. Исповедальные мотивы оказываются тесно переплетены с автобиографическим началом в творчестве. Исповедальность некрасовской лирики не является каким-либо «костным» образованием: она изменяется, усложняется синхронно с развитием творчества Некрасова. В особенности на изменение характера исповедальности влияют душевные потрясения и изменения внутреннего, психологического  состояния поэта. Основными «вехами» изменения характера исповедальности в творчестве Некрасова являются: настроение ожидания смерти вследствие болезни горла в начале 1850-х годов, резкое изменение отношений соратников поэта после опубликования им «муравьёвской оды» в 1866 году и последняя болезнь, ожидание смерти с конца 1870-х годов.

В исповедальных произведениях Некрасова большую роль играет проблематика «страдания», которая эволюционирует синхронно с творчеством поэта. В отношении этого следует заметить, что на первых порах творчества в центре внимания находились духовные страдания самого поэта, что в определённой степени связано с концепцией романтического героя. В результате жизненного кризиса 1850-х годов поэт осознаёт, что подобный подход является «тупиковым». Именно в этот период Некрасов обращается к тематике народных страданий. Он осознаёт, что его страдания не единичны, в его творчестве возникают мотивы сострадания, сочувствия. В 1860-х годах в исповедальном творчестве Некрасова в связи с вынужденным сближением с правящими кругами в творчестве поэта появляется проблематика самопожертвования и суда. В 1870-х годах исповедальные мотивы достигают вершинного развития вследствие стремления к подведению итогов, итоговой исповеди поэта, мотивированной его болезнью. В исповедальном творчестве Некрасова 1870-х годов тесно соприкасаются все типы его «исповедальности».

§ 1. Обстоятельства написания поэмы.

Поэма Н. А. Некрасова «Уныние» была написана в 1874 году, во время пребывания Некрасова в его имении в Чудовской Луке. Этому факту предшествовал ряд событий произошедших с поэтом.

Несмотря на кризис, произошедший с Некрасовым после «муравьёвской оды» поэт продолжает журналистскую деятельность. После закрытия «Современника» он берется за организацию нового журнала, начинает переговоры с владельцем «Отечественных записок» А. Краевским об их покупке. А. Краевский, занятый изданием газеты «Голос», согласился продать свой журнал Некрасову, и с 1868 года «Отечественные записки» заняли место закрытого «Современника».

В состав редакции «Отечественных записок», помимо Некрасова, вошел вскоре М. Е. Салтыков-Щедрин, в издании журнала приняли участие также некоторые прежние сотрудники «Современника».

После «муравьёвской оды» Некрасов мучительно переживал необходимость поддерживать хорошие отношения с представителями власти, влиятельными чиновниками, цензорами, лавировать и усыплять их подозрения — во имя существования своего журнала. Опасности и беды подстерегали каждую очередную книжку журнала.

В 1874 году Некрасов купил в Чудове, сравнительно недалеко от Петербурга, небольшую дачу или охотничий домик. Здесь была хорошая охота, благодаря железной дороге сюда было проще ездить, чем в отдаленную Карабиху. Летние месяцы этого года, начиная с шестого июня, он вместе с Зиной провел в Чудове («Чудовская Лука»), изредка приезжая по делам в столицу.  Здесь написаны поэмы: «Уныние», «Горе старого Наума», три пьесы под названием «Ночлеги» и еще несколько стихотворений (очевидно, «Путешественник», «Отъезжающему», «Пророк», «Элегия»; о некоторых из них говорилось в предыдущей главе).

Отчитавшись в письме к А. Н. Еракову в этих своих трудах, Некрасов добавил: «В то же время прочтено корректуры более 80-ти листов и выпущены две книги «Отечественных записок», причем двукратно ездил в город и каждый раз возвращался с мерзостью на душе» (10 августа 1874 г.). (38:379) В следующем письме к Еракову Некрасов повествует о характере своей жизни в Чудовской Луке. Он говорит о своём состоянии и «отчитывается» о написанных произведениях: «Я отчасти хандрю, отчасти работаю, отчасти лечусь. Охота на втором плане. Впрочем, следующий отчет о поведении моем, начиная с 6 июня (день переезда в деревню), лучше всего меня оправдает.

В первые 30 дней читал только корректуры, затем принялся писать и написал следующие пьесы: «Уныние», довольно большая пьеса, «Горе старого Наума», поэма. 

«Ночлеги», три пьесы: 1) Новый барин <в печати>: «На постоялом дворе» , 2) Гари <в печати: «На погорелом месте»>, 4) У Трофима и затем еще несколько мелких лирических стихотворений < «Путешественник», «На покосе», «Не говори: «Забыл он осторожность!»—«Н. Г. Чернышевский» («Пророк»),  «Элегия».

В то же время прочтено корректуры более 80-ти листов и  выпущены две книги «О. з.», причем двукратно ездил в город в каждый раз возвращался с мерзостью на душе».

(НЕКРАСОВ—А. Н. ЕРАКОВУ, 10 августа 1874 г., Чудовская.Лука //  38:380-381).

С Александром Николаевичем Ераковым – мужем сестры Некрасова Анны Алексеевны Буткевич в начале 1870-х Некрасова связывают приятельские отношения. С начала 1872 года Некрасов становится частым гостем в их доме. Иногда Некрасов приносил в их дом только что написанные произведения.

С лета 1873 года Некрасов начинает собирать «наиболее яркие картины из времён крепостного права» (Кони А. Ф. Николай Алексеевич Некрасов // 38:364) для «иллюстрации» произведения «Кому на Руси жить хорошо». Поэт опрашивает своих знакомых на предмет рассказов о зверствах крепостников. Эти факты повлияли как на характер творчества Некрасова, так и на его душевное состояние этого периода.

К 1874 году у Некрасова уже развивалась смертельная болезнь – рак желудка, которая приносила ему постоянные страдания: «Желаю  Вам провести лето спокойно в деревне, а я еду в Киссинген — меня гонит необходимость: я должен пить эту воду, которую в 1869 году уже пил с пользою,— иначе не прожить мне следующей зимы: желудок у меня совсем не работает...»

(НЕКРАСОВ — А. .Н. ОСТРОВСКОМУ, 10 мая 1873 г. // 38: 72)

Зимой 1874 года он несколько раз приглашал доктора Николая Андреевича Белоголового, жалуясь на недомогание, вялость и особенно на острую невралгическую боль. Однако он еще держался, работал, бывал в редакции, ездил на охоту. В эту зиму он участвовал в редактировании сборника «Складчина», изданного в помощь пострадавшим от голода в Самарской губернии, и поместил в нем «Три элегии», посвященные Плещееву; готовил восьми томное издание сочинений Островского; вел переговоры и переписку с писателями-авторами «Отечественных записок». В частности, он возобновил отношения с Достоевским, который вручил ему только что законченную первую часть романа «Подросток». По словам Достоевского, Некрасов принял его «очень дружески», а потом сам пришел к нему по прочтении «Подростка», чтобы «выразить свой восторг».

 «Уныние» занимает важное место в творчестве Некрасова 1870-х годов— поэма, проникнутая «итоговыми» и прощальными настроениями. Для неё характерно обращение к молодому поколению, к «юношам», что заставляет вспомнить о том, в какое время писались эти стихи — в период народнического движения, вобравшего в себя широкие круги молодежи. Вот одно из этих обращений:

Когда зима нам кудри убелит,

Приходит к нам нежданная забота

Свести итог... О юноши!

Грозит Она и вам, судьба не пощадит:

Наступит час рассчитываться строго

За каждый шаг, за целой жизни труд...

(Уныние)

Личное и общее сложно переплелось в этих стихах, отмеченных высокой зрелостью таланта. «Итоговая» поэма «Уныние» насыщено воспоминаниями. Жизнь поэта была трудна, потому что он отвергал пути, «утоптанные гладко», и «шел своим путем».

§ 2. Восприятие; оценка и интерпретация мотивов и поэтики поэмы публикой, критиками и учёными.

На протяжении всего временного периода разделяющего наши сегодняшние дни и дни творчества Н. А. Некрасова учёные неоднократно обращались к проблематике творчества поэта, основным ведущим мотивам, явлениям и феноменам его поэзии. Характер данных работ, предмет их исследования, методы существенно изменялись с течением времени, на что влияла масса причин. Как нами уже отмечалось во Введении работ в отношении поэмы Некрасова «Уныние» встречается очень мало. В основном источником наших сведений о характере исследования этого некрасовского произведения послужили упоминания о поэме, использование её фрагментов в работах посвящённых творчеству поэта вообще. Как мы уже отмечали выше, основную канву характера исследования определял период времени исследования: господствующая идеология, существующие в данный момент, направления в литературоведении и ещё ряд причин. Всё это вне сомнения влияло на характер отношения к Некрасову как к личности, как к поэту, к его творчеству. В нашей работе мы выдели ряд этапов, в которые характер отношений к Некрасову принципиально меняется.

1874-1901 года.

Особенности работ критиков в начале данного временного периода мотивированны особой ситуацией сложившейся в данной науке в данный временной период. В течение всего 19 века представители реакционной части общества, а именно либерально-дворянской и эстетической критики провозглашали Некрасова спорным поэтом. В литературной критике происходила борьба двух направлений - уже упомянутого реакционного и революционно-демократического  основными деятелями, которого являлись Белинский, Чернышевский, Добролюбов. Данные критики не оставили развёрнутой печатной характеристики в отношении поэмы «Уныние». В основном сведения о поэме можно почерпнуть из дневниковых записей и переписки современников Некрасова.

 Некоторую информацию косвенно связанную с интересующей нас поэмой "Уныние" можно почерпнуть из писем, в частности из письма Н. Г. Чернышевского А. Н. Пыпину от 14 августа 1877 года. В нём известный критик рассказывает о состоянии Некрасова в последние десятилетие жизни поэта. Чернышевский говорит о страданиях поэта, прежде всего о духовных, попытках проанализировать вклад в жизнь общества, влияние на современников которые осуществлял Некрасов. Так же говорится о настроении уныния, которое появилось у поэта на рубеже 60-70-х годов. Исходя из этого, можно сказать, что появившиеся в последний период творчества произведения Некрасова являются плодом его настроений, вызванных болезнью и ожиданием смерти.

Так же к этой группе можно отнести и фрагменты из записной книжки А. Н. Пыпина, где автор описывает обстановку, в которой создавались произведения Н. А. Некрасова 70-х годов в Чудовской Луке, где также отмечает «настроение уныния», которое постигло поэта в этот период. 

Говоря о литературных исследованиях и критике, следует отметить, что вплоть до 1861 года на произведения Некрасова существовал своеобразный запрет. С 1861 года положение дел резко изменяется, после этого года начинается активное издание произведений поэта, публикуются критические работы по его творчеству. Сборники стихов начинают выходить большими тиражами. Эти издания постепенно расширяют представление о Некрасове.

В органе российского либерализма в газете "Голос" Е. Марков печатает серию из 7 статей, где обвиняет произведения Некрасова конца 60-70-х годов в преувеличенности и неестественности образов. Марков говорит, прежде всего, о «неестественности» лирического героя. Мы, позволим себе, не согласится с подобным высказыванием. По нашему мнению данный исследователь не достаточно понимал сущность некрасовской поэзии, сложность лирического героя, особенности сочетания черт реального персонажа с авторским субъективизмом, авторскими идеями, о чём мы уже говорили в работе.

Несколькими годами позже в 1878 году выходят две критические статьи А. Скрабинского  и Г. Елисеева. В данных публикациях авторы говорят о Некрасове, применительно к его творчеству 1870-х годов, как о «слабом художнике». Но, говоря об этом, они не считают данный факт существенным недостатком его творчества. Как бы компенсацией этого они считают очень передовые идеи поэта.

В 1879 году печатается посмертное издание стихотворения Н. А. Некрасова, в котором, в сокращённом варианте, публикуется рассматриваемая нами поэма "Уныние".

В 1900 году выходит работа Н. Михайловского «Литературные воспоминания и современная смута», в которой автор обращается к проблеме мотива поэмы Некрасова «Уныние». Михайловский считает что ведущим в создании поэмы мотивом является страстное желание Некрасова высказать всё наболевшее у него, «выложить душу» (Михайловский: 85). Михайловский отмечает, что у Некрасова было желание проанализировать свою жизнь. Целью создания «Уныния» по мысли исследователя является не исповедаться перед окружающими, не выставить себя на суд читателей, а оправдаться самим перед собой, перед своей  совестью.

1902-1917 года.

Началом данного этапа в изучении творчества Некрасова является коренной перелом в отношении критики к творчеству поэта. Тяга к Некрасову, год от года возрастает, что очень заметно проявилось в конце 1902 года, в дни 25-й годовщины смерти поэта. Явлением, которое мы считаем важным выделить, является, тот факт, что в предыдущий период источником критики произведений Некрасова являются его современники, которые не лишены крайнего субъективизма в отношении личности Некрасова, и именно эта позиция является определяющей в оценке его творчества. Теперь в этом отношении ситуация меняется. Также данный период можно охарактеризовать тенденцией постепенного отхода от идеалов революционной демократии 19 века в литературе, что не могло не обусловить изменений в характере отношений к жизни и творчеству Некрасова. Именно с точки зрения новых подходов, в том числе психологических данный период интересен для нашей работы.

В 1903 году  публикуется сборник критических статей о творчестве Некрасова под редакцией В. Зелинского,  в котором даётся общая оценка произведений последнего десятилетия творчества Некрасова, как произведений, подводящих итог жизни поэта. Конкретного упоминания про поэму "Уныние" в данной работе нет.

Так же в этого периода начинается деятельность К. И. Чуковского – исследователя, который на много лет окажется ведущим в области исследования творчества Некрасова.  В 1913 году публикуется статья К. И. Чуковского "Новонайденные творения Некрасова". В этой статье впервые публикуется набросок продолжения строфы IV, половина строфы V и строфы VI-VII поэмы «Уныние».

Как общеизвестно в данный временной период активно развивается русская поэзия, формируются крупные и значимые поэтические направления. Изучение творчества Некрасова не могло пройти мимо этих направлений. Особое внимание рассматриваемому нами творчеству уделили символисты. Также  следует сказать, что время на рубеже веков – время постоянного поиска в области поэзии. Именно этот поиск мотивировал разнообразность подхода к рассмотрению феномена поэзии Некрасова.  В своих произведениях А. Белый  и В. Брюсов  упоминали о творчестве Некрасова, в общем, и о его произведениях 1870-х годов, к которым относится и рассматриваемое нами "Уныние" в частности. Применительно к творчеству Некрасова 1870-х годов символисты говорили об этом поэте как о замечательном художнике. Оценки данного периода творчества Некрасова в их творчестве имеют большую долю субъективизма, свойственного последователям символизма. Так же в их критических оценках большое внимание уделяется внутреннему миру поэта и тому, как он проявляется в произведениях 70-х годов, элементам самоанализа, который осуществляет Некрасов, в том числе и на страницах малой поэмы "Уныние". В критических оценках произведений Некрасова 70-х годов Брюсовым и Белым наблюдается сильная тенденция подтянуть его творчество к символизму. Так же в этих оценках можно отметить абсолютное неприятие реалистического начала некрасовской поэзии.

Именно символисты впервые оказали сочувственное внимание к Некрасову как к «печальнику горя народного». Здесь следует отметить, что культура символизма и декаданса строилась абсолютно не других принципах, нежели поэзия Некрасова.

Д. Мережковский, как мы уже отмечали в начале работы, оказался одним из первых, кто в новой культурной обстановке обратился к проблеме наследования русской классической литературы, в том числе Некрасова. Мережковский одним из первых решительно отверг образ Некрасова как «поэта-гражданина». Он одним из первых выделил вечную сторону в творчестве поэта. Он отмечал в предыдущих исследованиях Некрасова, что в  них совершенно упущено из виду, что есть другой Некрасов – Некрасов – идеалист. Д. Мережковский впервые указал на данную сторону творчества Некрасова, мимо которой так благополучно прошла «народническая критика», для которой произведения поэта были только собранием социально-политических идей. Особое видение проблемы Мережковским обусловило его особое поэтическое, «символическое» мировосприятие. Мережковский тонко ощутил специфичный, неповторимо личностный характер лирического восприятия у Некрасова, особую попытку освоения мира. Именно этот подход во многом связан с особенностью рассматриваемой нами «исповедальной» лирики Некрасова, в том числе поэмой «Уныние».

Интересной для нашей работы является публикация  В. Е. Евгеньева-Максимова "Предсмертные думы Некрасова", в которой он анализирует психологическое состояние поэта в последнее десятилетие своей жизни. Автор анализирует психологические процессы во внутреннем мире Некрасова. Особое внимание уделяется идейно-стилевому и содержательному элементу творчества поэта в последний период его жизни.

1917-1940 года.

Граница начала данного временного периода мотивирована революцией 1917 года и последующими за ним коренными изменениями в государстве. Смена власти породила смену идеологии, а та в свою очередь породила смену взглядов общества на литературу. В начале период происходит активная идеологическая борьба за наследие классиков.  Заканчивается формирование "марксиско-ленинского" понимания литературы. Вплоть до 1920 года не наблюдается публикаций по интересующей нас теме.

Начало 20-х годов ознаменовано полным установлением коммунистической идеологии в советском обществе, в частности, с этого момента все основные литературные процессы, как-то литературоведение и критика, в России проходят в соответствии с этой идеологией. Основополагающими документами, определившими развитие литературной критики на долгие годы, становятся постановления и резолюции ЦК. Ведущими из них становятся: Резолюция ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г "О политике в области художественной литературы" и Постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. "О перестройке литературно-художественных организаций" - главное содержание данных нормативных документов это классовая борьба на литературном фронте. Так же во многом определяющим для литературной критики стало выступление А. А. Жданова на Первом съезде писателей в 1934 году, где оратор отметил необходимость критического освоения литературного наследия прошлого для развития советской литературы.

Развитие некрасоведения с начала 20-х годов проходит с целью "дать советскому читателю новое издание некрасовских стихотворений". В направлении этого важной тенденцией в области исследования Некрасова является работа по публикации ранее неизданных или изданных «с купюрами» произведений. На данном этапе в работе по исследованию Некрасова активно действует К. И. Чуковский, именно под его редакцией выходит однотомное издание стихов в 1920 году. В этот сборник и было впервые в полном виде включена поэма "Уныние". Собирание малоизвестных и выявление новых текстов Некрасова в 20-е годы проходит очень успешно, что приводит к публикации в 1930 году пятитомного сборника.

В 1922 году Пушкинский дом осуществляет выпуск сборника ранее неизданных материалов, посвящённых Н. А. Некрасову. В работе публикуются многочисленные варианты черновых записей Некрасова, в частности наброски и варианты чернового автографа поэмы "Уныние". При подготовке издания специалистами Пушкинского дома была проделана огромная работа по обработке документального материала.

Кроме работы над текстами Некрасова исследуется и биография поэта. В 1932 году публикуется работа Н. Ашукина , в которой автор в хронологическом порядке повествует о жизни поэта.  В частности в работе имеется упоминание о пребывании Н. А. Некрасова в имении Чудовская Лука в 1870-х годах, где и создавалось "Уныние". В данной работе отмечается об особом состоянии поэта в конце жизни – стремление к подведению итогов и страдания от болезни.

Всплеск интереса к творчеству Некрасова произошёл в юбилей 1938 года, что проявилось в ряде монографических работ посвящённых поэту. Особого внимания заслуживает работа А. Еголина  и сборник статей под его редакцией. Главное содержание этих публикаций - общая оценка творчества Некрасова. Интересным для темы нашей работы являются размышления по поводу унылого настроения в произведениях Некрасова 70-х годов. Еголин пытается развенчать мнение о том, что творчество Некрасова последних лет жизни - это творчество "гения уныния". Для Еголина поэзия Некрасова данного временного периода, не просто скука, а "отражение печали под внешним гнётом" (29:74). Главная идея Некрасова, по мысли исследователя - осознание несбыточности мечты увидеть свою родину свободной при жизни. Именно эта идея и порождает особое настроение поэта на закате жизни, что по мысли исследователя и выливается в поэму.

         В данный период также происходит работа над анализом стиля произведения Некрасова, в том числе над стилистикой произведений последнего десятилетия жизни автора. Исследователи отмечают, что в 70-е года в творчестве Некрасова происходит смешение литературного и художественного стилей. Особого внимания здесь заслуживает работа С. В. Касторского "Некрасов и Фет", в которой автор сравнивает лирику Фета с произведениями Некрасова последнего десятилетия творчества с точки зрения лексики, поэтики, размера стиха.

В 1939 году под редакцией Р. П. Маториной  происходит публикация рукописей Н. А. Некрасова, среди которых имеют место рукописи поэмы "Уныние".

1941-1955 года.

На фоне Великой Отечественной войны 1941-1945 годов в сознании нации происходит подъём патриотических настроений. Данное явление непосредственно отражается и на литературных исследованиях. Главным аспектом исследований становится патриотическое начало в произведениях, не избегает этой тенденции и некрасоведение. Публикуются произведения Евгеньева-Максимова "Патриотичность и героические мотивы в поэзии Некрасова" 1942 г и Еголина "Некрасов и Родина" 1942, "Великий русский народ в поэзии Некрасова" 1945. В период войны не создаются работы связанные с исследуемой нами темой.

Определённые изменения по отношению к исследованию Некрасова происходят после публикации  в начале 50-х доклада А. Жданова, в которых он указывал на необходимость и важность освоения традиций и творчества революционеров-демократов, в том числе и Н. А. Некрасова .

В начале 50-х некрасоведение развивается по двум основным направлениям:

1.Собирание материалов, выявление новых рукописей и документов.

2.Создание работ обобщающего характера, разработок отдельных проблем и вопросов творчества.

В процессе данной работы было выявлено множество стихотворений и прозаических текстов, в частности тех, чья принадлежность перу Некрасова не была ранее доказана.

Применительно к основной проблеме нашей работы следует сказать, что именно в результате этих исследований А. Я. Максимович опубликовал прозаический набросок "Заметка о мысли в поэзии", помещённый не полях рукописи "Уныния".

В 1944 под редакцией Еголина издаётся сборник критических статей о Некрасове, где имеют место критические упоминания о произведениях Некрасова  70-х годов в охотничьем имении Чудовская Лука. Данные упоминания носят общий характер и прямого отношения к поэме "Уныние" не имеют.

В конце 40-х - начале 50-х происходит большая текстологическая работа, с целью создания "Полного собрания сочинений и писем", во главе, которой стоят Чуковский и Максимович. Производится выверка всех текстов, включённых в собрание, создаются комментарии.

В 1947 году выходит в свет издание  содержанием, которого является анализ различных вариантов автографов произведений Некрасова, в частности сопоставляются автографы поэмы "Уныние".  

         В 1949 году публикуется работа К. И. Чуковского "Некрасов и Пушкин", в которой автор прослеживает связь творчества этих поэтов, в частности, общность элегических мотивов в стихах Пушкина и произведениях Некрасова 1870-х годов.

В данный период происходит работа над «Некрасовским сборником», в котором в 1951 году публикуется работа О. В. Ломан "Усадьба Некрасова Чудовская Лука". В этой статье рассказывается о пребывании поэта в его охотничьей усадьбе Чудовская Лука  в 1870-х годах. Описывается быт усадьбы, занятия поэта, его психологическое состояние в последние десятилетие жизни во время пребывания в усадьбе. Также в работе упоминаются произведения Некрасова, написанные в Чудовской Луке, в том числе и «Уныние», но анализа данной поэмы нет.

В 1953 году отмечается 75 лет со дня смерти Некрасова. К этой дате приурочена публикация целого ряда работ о Некрасове. Важнейшей работой из этой группы, посвящённой нашей проблеме, является публикация К. И. Чуковского "Мастерство Некрасова", на этой работе следует остановиться поподробнее. В данной работе имеется достаточное количество материала по поэме "Уныние". Главной проблемой этой работы является анализ настроения, тона, характера произведения. Также Чуковский анализирует поэтику и тенденции изменения замысла произведении в сопоставлении редакций и сопоставляет «Уныние» с другими произведениями Некрасова. 

Чуковский сопоставляет «Уныние» с другим произведением Некрасова  «Элегия» (1874),  которая была выдержана в духе самой высокой патетики и начиналась в рукописи таким фельетонно-разговорным двустишием:

Старо, не правда ли печь хлебы из муки?

Однако ж из песку, попробуй, испеки!

По мнению Чуковского это двустишие было в резком противоречии с торжественным стилем традиционных элегий. Здесь чувствовались бытовые интонации затрапезной, домашней речи. По его мысли  нельзя упускать из виду то обстоятельство, что все приведенные здесь строки Некрасова взяты из черновых его рукописей и отнюдь не представляют собой окончательной редакции текстов.

Рассматривая "Уныние" Чуковский отмечал некоторую динамику данного произведения, несмотря на его элегичное настроение. Так же по мысли исследователя Некрасов  выключил из своей темы идейную близость охотника к трудовому крестьянству и заменил ее личной его добротой. Исследователь отмечал, что из-за постоянного тяготения к конденсации мысли объясняется изобилие в литературном наследии Некрасова афоризмов, крылатых слов и т. д.

Тот не герой, кто лавром не увит

Иль на щите не вынесен из боя...

Чуковский в своих исследованиях относительно творчества Некрасова в целом и поэмы "Уныние" в частности отмечает особый мотив рока. По его мнению "У писателей, чуждых мировоззрению Некрасова, у поэтов-романтиков, слово это почти всегда было связано с мистическим представлением о неотвратимых предначертаниях судьбы. У Некрасова же, как и у других поэтов прогрессивного лагеря, оно переведено в реалистический план и означает: губительный, бедственный, таящий в себе тяжкие муки, причем чаще всего этому слову сопутствует смысл, связанный с политической оценкой предметов и фактов" (51:235). Например, в «Медвежьей охоте» говорится о людях, томившихся под гнетом реакции:

Кто выдержал то время роковое,

Есть от чего тому и отдохнуть.

Применительно к поэме "Уныние", по мнению Чуковского, Некрасов размышляет о предательстве, а именно о предательстве совершённом им - вынужденной публикации ради спасения "Современника" стихотворения Муравьеву - Вешателю такими строками:

Предательство в ошибке роковой...

Как одну из особенностей произведения "Уныние" Чуковский выделяет настроение данного произведения, в полном соответствии с его названием. Исследователь прослеживает мотив "уныния", а так же наличие самого слова "уныние" в других произведениях поэта.

Но в некрасовском унынии, по мнению Чуковского не было ничего безнадежного, безвыходно скорбного, так как в большинстве случаев здесь говорилось о таких временных, преходящих явлениях, которые при других обстоятельствах должны были непременно исчезнуть.

Чуковский отмечает особенный пейзаж в «Унынии» Некрасова - "И хотя он был проникновенный изобразитель родного пейзажа, но пейзаж сам по себе, без этого изобилия людей, пейзаж, не окрашенный человеческим чувством, не выражающий человеческих бед или радостей, для него не существовал совершенно" (51:240).  И в «Саше», и в «Рыцаре «а час», и в «Унынии», и в поэме «Мороз, Красный нос», и в поэме «Кому на Руси жить хорошо» вся многообразная пейзажная живопись подчинена у него лирике человеческих чувств.

Говоря о символике произведения "Уныние" Чуковский выделяет особый символ ветер в этом произведении. Так же исследователь говорит, что ветер был любимой стихией Некрасова, поэт изображал его множество раз, отлично воспроизводя в своем стихе его музыкальную сущность. Вот, например, дуновение деревенского теплого ветра в поэме "Уныние":

...а вольный ветер нив

Сметает сор, навеянный столицей...

Чуковский так же отмечает некоторую диалогичность в произведениях Некрасова. По мнению исследователя, создается такое впечатление, будто автор то и дело вступает в разговор со своими героями, вмешивается лично в их жизнь, то бросает им прямо в лицо обвинения, то ободряет их, утешает, ласкает. Он для них не посторонний, не объективный созерцатель их дел и поступков. Он — один из них, он — соучастник их жизни, и оттого всякий раз, когда тот, о ком он говорит, становится непосредственным его собеседником, кажется, будто нежные или гневные чувства возникают в ту самую минуту, когда он описывает, то или иное событие. Это местоимение ты изменяет категорию времени; здесь не прошлое, давно миновавшее чувство, здесь эмоция настоящего времени. Как будто все, что изображает поэт, происходит у него на глазах, вот сейчас, так что прошедшее время становится вдруг настоящим.       

Заслуживают внимания, по мнению Чуковского и обращения Некрасова в "Унынии" к  родному дому, воспоминания о нём.

В контексте нашей проблемы интересна совместная работа М. Гина и В. Евгеньева-Максимова  вышла в 1955 году. В данной работе даются сведения о создании поэмы "Уныние", а именно о пребывании Некрасова в его охотничьей усадьбе Чудовская Лука, где он и работает над малой поэмой "Уныние" в 1874 г. Так же здесь упоминается о первой публикации произведения "Уныние" в "Отечественных записках" № 1 за 1875 год. По мнению исследователей, которые опираются на воспоминания А. Буткевич, Некрасов долго работает над строками о внутреннем разговоре с жестоким богом совести, но в конце концов приходит к выводу о нецензурности строк о «преступленье», которое таится в несчастной случайности, о предательстве», которое он видит в «ошибке роковой» (возможно, что здесь заключен понятный читателю того времени намек на прочитанное ради спасения «Современника» стихотворение Муравьеву Вешателю); не более цензурны и строки о пути поэта между двух огней — то под судом «блюстителя порядка», то под судом неумолимого юношества.

Видоизменив, как отмечают исследователи, в «Отечественных записках» строфу V и выпустив строфы VI и VII, поэт снимает в «Последних песнях» заслоняющие лирические размышления картины народных бедствий, т. е. строфы Х—XIV . Сыграло, вероятно, роль и то, что «картинки», были из «прелестных», живописных, но мрачных, и, следовательно, могли вызвать недовольство цензуры. «Относительно сокращения «Уныния»,— писала А. Буткевич С. И. Пономареву,— едва ли брат не имел в виду опять-таки цензуру. Вы не поверите, как страшно цензура теснила его в последний год его жизни. Боялась ли она влияния Некрасова на молодежь, которое действительно заметно возрастало?». В результате в «Последних песнях» остается энергичное лапидарное стихотворение, отражающее кризисное состояние души автора. Это стихотворение и в таком виде имеет право на самостоятельное существование. Но, как указывалось выше, уже в издании «Русской библиотеки» был восстановлен в возможных пределах его более широкий контекст. В «Последних песнях» сам Некрасов отметил цифрами пропущенные строфы.

1960 – наши дни.

Данный период можно охарактеризовать, как период медленного постепенного спада засилья коммунистической идеологии в литературоведении. Конечно, ленинское начало долгое время господствовало на этом поприще, вплоть до 90-х годов, но в нём уже не было былой агрессии, диктата. Литературоведение и критика, начиная с "хрущёвской оттепели" получили определённую, несколько ограниченную свободу. Но вместе с тем литературные произведения, поэзия Некрасова в частности стали на наш взгляд изучаться более объективно и всесторонне.

В 1967 году выходит в свет очередное Полное собрание сочинений, в котором можно выделить статью А. Б. Муратова, посвящённой проблематике нашей работы. В ней автор отмечает, что творческая история «Уныния» сложна. При его создании Некрасов, по мнению Муратова, стремился выдержать равновесие «живописно-изобразительной и медитативной частей» в соответствии с поэтическим законом, сформулированным им на полях белового автографа «Уныния»: «Сравнение—поэзия, картина—поэзия, событие может быть поэтично, природа — поэзия, чувство — поэзия, а мысль — всегда проза, как плод анализа, изучения, холодного размышления, по не следует ли из этого, что поэзия должна обходиться без мысли?" Дело в том, что эта мысль-проза в то же время сила, жизнь, без которых, собственно, и нет истинной поэзии.

В 1971 году в цикле «Жизнь замечательных людей» выходит книга В. Жданова «Некрасов» в этой книге автор рассматривает прежде всего биографию поэта. Обращаясь к последнему периоду творчества поэта автор отмечает особое влияние на характер произведений Некрасова стремления «свести итог» своей жизни. Именно этот факт является, по мнению исследователя доминирующим в лирических произведениях этого периода. Также стремление анализировать свою жизнь толкает Некрасова к обращению к прошлому, сопоставлению прошлого и современности.  Жданов отмечает сложное переплетение личного и общего, а так же особое обращение к молодёжи в этих стихах. По мысли Жданова – «большое итоговое стихотворение «Уныние» насыщено воспоминаниями о своей жизни» (ЖЗЛ 463). Исследователь отмечает отражение в «Унынии» трудности жизни Некрасова, а также обращение поэта к читателю как к единственному праведному судье.

Так же в этом году выходит серия литературных мемуаров «Николая Алексеевич Некрасов в воспоминаниях современников» в которой присутствуют воспоминания близких людей о последнем периоде жизни Некрасова: его болезни, духовном состоянии, написанных и задуманных произведениях. Также в книге имеются упоминания о написании поэмы «Уныние» в 1874 году, но о ней упоминается как о факте, анализ или критика произведения отсутствуют.

В 1977 году публикуется работа М. Бойко "Лирика Некрасова". В данной работе автор выделяет особый мотив вины в ряде лирических произведений Некрасова, в том числе в малой поэме "Уныние". Он отмечает, что этот мотив всё-таки звучит с редким постоянством в творчества поэта. В поэме "Уныние" это звучит следующим образом:

Измученный, тоскою удручённый,

Жестокостью судьбы неблагосклонной

Мои вины желаю объяснить

 Исследователь объясняет это взглядом поэта в глубину самого себя, беспощадным анализом сложившейся духовной ситуации.

В 1981 году выходит книга Г. Краснова «Последние песни». В данной публикации автор обращается к последнему периоду творчества Некрасова и произведениям, написанным в данное время.  Краснов отмечает интерес Некрасова к созданию собственной лирической биографии в этот период связывая это с замыслом 1860-х годов. В отношении поэмы «Уныние» исследователь говорит о ведущем чувстве вины Некрасова перед единомышленниками после публикации «муравьёвской оды». Некрасов постепенно отвергает суд «остервенелой толпы» и ищет себе объективного судью – читателя. По мысли Краснова «Уныние» - и есть обращение Некрасова к читателю как к судье. Некрасов в этот период уже отвергал своих современников как объективных судей, и обращался за судом, пониманием и оценкой к читателю. По оценке Краснова характер «Уныния» как «поэтической исповеди Некрасова» (Краснов: 26) свидетельствует о силе духа поэта, уверенности  в своих поступках, идеалах.

Подводя итог данного материал можно сказать, что изучение произведения Некрасова «Уныние» проводилось с момента его опубликования до сегодняшнего дня. На протяжении всего этого времени к данной поэме обращались различные исследователи с различными подходами, что в свою очередь приводило к различным результатам. На основании анализа существующих научных исследований можно сказать, что подход к поэме Некрасова «Уныние» с точки зрения исповедальных мотивов в творчестве поэта является малоиспользуемым в литературоведении и критике. 

§ 3. Основные элементы исповедальности в поэме Н. А. Некрасова «Уныние».

 В нашей работе мы уже рассмотрели, проблему исповедальных мотивов в творчестве Некрасова, её основы, составляющие, также мы проследили основные вехи в развитии некрасовской исповедальности. Теперь мы обратимся к поэме 1874 года «Уныние» как к вершине, квинтэссенции исповедальных мотивов в творчестве Некрасова. 

Одним из факторов влияющих на исповедальный мотив данного произведения является, безусловно, внутренний мир поэта, его духовное и физическое состояние на момент написания произведения. Как мы уже отмечали в предыдущих главах, для Некрасова 1870-х годов характерно настроение исповедальности и подведения итогов, что обусловлено главным образом его болезнью и ожиданием смерти. Именно это – главная причина анализа поэтом своей жизни, подведения итогов:

Приходит он к отжившему полвека

И говорит: «Оглянемся назад,..

Приходит к нам нежданная забота

Свести итог...

Явлением очень тесно связанным с мотивом исповедальности в рассматриваемой нами поэме, является воспоминание о прошлом, обращение к прошлому, ностальгия об ушедшем и невозможность его возврата:

Сгорело ты, гнездо моих отцов!

Мой сад заглох, мой дом бесследно сгинул…

Известно, что любая исповедь является к кому-то адресованной. Исповедующийся человек всегда обращён в своей исповеди к какому-либо «объекту»: Богу, близкому, дорогому человеку. Единственное, что должно быть обязательным в выборе этого «объекта» - это абсолютный и непререкаемый авторитет его в глазах исповедующегося. Исповедующийся должен обязательно верить тому, кому он исповедуется.  В контексте этого особым явлением в исповедальной поэзии Некрасова последних лет жизни является адресат его исповеди, тот к кому он обращается. Этим адресатом является читатель. Именно он, по мнению поэта, является наиболее объективным «оценщиком». Как мы уже отмечали, подобное явление стало развиваться после кризиса поэта конца 1860-х годов, когда Некрасов разуверился в объективности своих современников. Подобное явление проходит через всю поэму «Уныние»:

Я сам себя, читатель, нахожу…

… я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Читатель является для Некрасова 1870-х годов непререкаемым авторитетом, самым объективным «оценщиком» жизни, творчества поэтов его поступков. Именно читатель, как мы уже говорили, является непосредственным адресатом некрасовской исповеди, более того, читатель становится для поэта в этот период особенно близким человеком, другом, а именно друзьям, близким людям, как правило, как мы уже отмечали, и адресуется исповедь:

А может быть, мен знать даёт,

Друзья мои, пятидесятый год.

Рассматривая характер взаимоотношений исповедующегося поэта и адресата его исповеди – читателя можно заметить явление «солидаризации» - соединения автора и читателя, стремление к соразмышлению, содействию:

Приходит к нам нежданная забота…

Читатель мой…

Друзья мои…

…ты быть умеешь другом

Поэта и читателя в этом произведении связывают особые интимные отношения. Поэт полностью раскрывает душу, уставшую от нападок современников, читателю. Некрасов надеется, что читатель со своей, новой точки зрения, с точки зрения иного положения, других лет взглянет на жизнь поэта и поймёт его:

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

Помимо читателя в поэме Некрасова присутствует и другой «оценщик» его жизни - собственная совесть. В поэме Некрасов обращается к «жестокому богу совести»:

Жестокий бог! Он дал двойное зренье

Моим очам…

Также как мы уже отмечали в предыдущих главах, исповедь Некрасова носит особый характер – исповедальность сочетается с мотивом суда. Если в обычной практике исповедь предполагает, как правило, духовную поддержку, сострадание со стороны адресата исповеди, то у Некрасова положение существенно изменено. В творчестве Некрасова 1870-х годов мотив исповеди очень тесно связан с мотивом суда, который также характерен для творчества Некрасова после 1866 года. Поэт обращается не за поддержкой и состраданием, а за тем, чтобы его объективно и бесстрастно «судили» и именно главнейшим судьей, поэт видит своего читателя:

Но мой судья – читатель-гражданин

Лишь в суд его храню слепую веру…

Здесь мы видим окончательное разочарование Некрасова в своих современниках, их точке зрения, оценке. Поэт не доверяет людям своего времени за их непонимание, жестокость. Эту жестокость, стремление «добить» уже надломленного, упавшего Некрасов демонстрирует в поэме:

Я наблюдал жестокий пир шмелей,

А конь дышал все реже, все слабей.

Как вкопанный стоял он час — и боле,

И вдруг упал. Лежит недвижим в поле...

Над трупом солнца раскаленный шар

Да степь кругом. Вот с вышины спустился

Степной орел; над жертвой покружился

И царственно уселся на стожар.

В досаде я послал ему удар,

Спугнул его, но он вернется к ночи

И выклюет ей острым клювом очи...

Подобное отношение современников к уже и без того поверженному человеку, его травля, можно отметить и в более раннем произведении Некрасова – «Медвежья охота»:

Ты, думаю, охоту на двуногих

Застал еще в ребячестве своем.

Слыхал ты вопли стариков убогих

И женщин, засекаемых кнутом?

(Медвежья охота)

Говоря об исповедальности поэмы «Уныние» следует отметить настроение, с которым автор анализирует свою жизнь, подводит итоги. Настроение это – настроение грусти, печали, уныния. Некрасов сожалеет об ушедшем, сожалеет о своих поступках:

«Я даром жил, забвенье мой удел,..

… Прости меня страна моя родная:

Бесплоден труд, напрасен голос мой!..

Именно подведение итогов своей жизни как «бесплодных» усугубляет кризис в душе поэта. Это в совокупности  с болезнью и ожиданием смерти пропитывает творчество поэта 1870-х годов и порождает настроение, «недуг», созвучный с названием поэмы – «недуг» уныния:

Мне совестно признаться: я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Чтоб от него отделаться, делюсь

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

Недуг не нов (но сила вся в размере),

Его зовут уныньем…

В своей поэме Некрасов отмечает, что настроение уныния является характерным для его творчества, которое присутствует во многих произведениях, и важнейшая черта духовной жизни поэта это борьба с этим «недугом»: 

…в старину

Я храбро с ним выдерживал войну

Иль хоть смягчал трудом по крайней мере…

На наш взгляд это настроение «уныния» является тесно связанным с исповедальным мотивом творчества. Некрасовское настроение «уныния», как нам представляется, является итогом постоянного анализа своей жизни, и, как правило, неутешительных результатов подобного анализа. Этот факт мы можем связать с уже затронутыми периодами развития некрасовской исповедальности.

Особый интерес для нашей работы представляет предмет итоговой исповеди поэта. Рассматривая поэму «Уныние» с этой точки зрения можно отметить целый ряд данных предметов. Некрасов исповедуется не в каком-либо одном действии, поступке, а в их ряде. Это на наш взгляд подтверждает именно итоговый характер данной исповеди поэта.

Первым, в чём исповедуется Некрасов в данном произведении, то что он временно прекратил своё творчество:

Так шли дела; но нынешнее лето

Не задалось: не заряжал ружья

И не писал еще ни строчки я.

Другой предмет исповеди Некрасова – постепенное нарастание духовного кризиса, настроения «уныния». Некрасов признается, что он уже не в силах сдерживать это «уныние», что ему удавалось делать в предыдущие года. Эту невозможность он расценивает как «грех»:

Мне совестно признаться: я томлюсь,

Читатель мой, мучительным недугом.

Чтоб от него отделаться, делюсь

Я им с тобой: ты быть умеешь другом,

Довериться тебе я не боюсь.

В своей итоговой исповеди - в  поэме «Уныние» Некрасов обращается к одному из самых спорных фактов своей биографии –  «муравьёвской оде»  1866 года. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, именно этот факт некрасовской биографии породил резкие нападки на поэта со стороны его «коллег» и вследствие чего глубочайший духовный кризис Некрасова. В контексте подведения итогов свой жизни, Некрасов обращается к читателю за пониманием своего поступка, а также за вынесением объективного «вердикта»:

И вижу я, поверженный в смятенье,

В случайности несчастной — преступленье

Предательство в ошибке роковой...

Обращение к «муравьёвской оде» в «Унынии» затрагивает одну из важных черт некрасовской исповедальности, которая сформировалась в 1860-х годах – проблему самопожертвования - борьбы и гибели в одиночестве в неравной схватке:

Лишь там, вдали, остался серый конь,

Он не бежит проворно на огонь.

Хоть и над ним кружится рой докучный,

Серко стоит понур и недвижим.

Несчастный конь, ненатурально-тучный!

Ты поражен недугом роковым.

Говоря об элементах некрасовской исповедальности в «Унынии» следует заметить, что поэт говорит о сложных взаимоотношениях в своей жизни, необходимостью «лавировать» между «двух огней», что и послужило причиной осуждения поэта «соратниками». В этом контексте в «Унынии» как в исповеди можно отметить своеобразное «слово защиты». Это явление соединяется с тематикой «бесплодных итогов», которая зародилась в творчестве поэта вследствие кризиса 1850-х годов. Подводя итоги своей жизни, Некрасов, как и во время своей первой болезни,  сверхкритично относится к своей жизни:

Меж двух огней я, шел неутомимый.

Куда пришел? Клянусь, не знаю сам…

Мы уже неоднократно упоминали о тенденциях развития исповедальных мотивов в творчестве Некрасова – о наличии  пяти основных этапов, типов исповедальности. Произведения последних лет жизни поэта, в том числе «Уныние» в той или иной степени воплотили в себе все из этих типов.

Говоря о раннем типе исповедальности – использование собственной биографии как лирического материала – это присутствует в «Унынии» вне сомнения, и это мы отмечали выше. Так же, как мы уже отмечали, чертой ранних типов некрасовской исповедальности является тема собственных внутренних страданий, переживаний:

…Я думаю… мечтаю…

Не чувствовать над мыслью молотка

Я не могу, как сильно ни желаю…

Наряду с этим в поэме присутствует и тематика общего горя, страдания народа, возникшая в творчестве поэта после его жизненного кризиса 1850-х годов:

Ужель опять наградой будет плугу

Голодный год?.. Чу! женщина поёт!

Как будто в гроб кладёт она подругу.

Страдания народа соединяются в душе поэта со страданиями его души, возникает настроение сочувствия, понимания – понимание страдающего страдающим:

Душа болит, уныние растет.

Народ! народ! Мне не дано геройства

Служить тебе,— плохой я гражданин.

Но жгучее, святое беспокойство

За жребий твой донес я до седин!

Люблю тебя, пою твои страданья…

Страдания соединяются в душе поэта, они являются одной из основных причин его «хандры», его «уныние». Некрасов обращается к проблеме повсеместности человеческого страдания, его неизбежности, что в совокупности с его физическим состоянием и порождает его глубочайший кризис «последних итогов».

Вместе с этим в «Унынии» присутствует и другая важная черта появившаяся в исповедальном творчестве поэта после кризиса 1850-х годов – стремление к мести, злоба на страдания, их источник:

Степной орёл; над жертвой покружился

И царственно уселся на стожар.

В досаде я послал ему удар…

Подводя итог можно сказать, что, безусловно, в поэме Некрасова «Уныние» присутствует исповедальный мотив.  Более того, отличительной чертой «Уныния» как исповеди является её итоговый характер – Некрасов исповедуется не в одном каком-либо поступке, а в своёй деятельности вообще. Он говорит о своей роли, своём влиянии на историю. Важным элементом некрасовской исповеди является её настроение – настроение безысходности, настроение «уныния». Это особое настроение мотивировано результатом подведения итогов жизни поэта и его убеждённости в «бесплодности» своего существования.

Мы уже отмечали, что типы «некрасовской исповедальности» находятся в постоянном изменении.  На основании сказанного выше можно отметить, что поэма Некрасова 1874 года «Уныние» является произведением, которое органично соединяет в себе черты всех некрасовских «типов исповедальности» в той или иной мере.

Подводя итоги проделанному исследованию, мы можем констатировать, что одна из последних лирических поэм Н. А. Некрасова «Уныние» действительно может быть осмыслена не только как одно их итоговых произведений в творчестве поэта, но и как квинтэссенция  именно исповедальных мотивов некрасовской поэзии.

Свидетельством доказательности этого тезиса, по нашему мнению, выступают следующие положения, выносимые нами на защиту:

1.   Мы полагаем, что одним из определяющих некрасовскую поэтику факторов (или компонентов) мы считаем так называемую «лирическую (или лиризированную) эпичность» — то есть такой тип творческого воссоздания лирическим субъектом внешнего бытия, при котором это внешнее, объективно данное бытие интимизируется, представляется поэтом как переживаемое в первом лице «здесь и сейчас» его внутреннее состояние.

2.   Мы убедились, что в качестве такого объективного бытия (детерминированного социокультурным существованием поэта) у Некрасова могут выступать и ключевые вехи, факты, ситуации его собственной биографии, ибо Некрасов готов воспринимать их не как частные обстоятельства, а как типичные проявления жизненных закономерностей.

3.   Мы утверждаем, что исповедальные мотивы являются одной из основ творчества поэта, которые зарождаются в раннем некрасовском творчестве и проходят через всю его поэзию.

4.   Мы установили, что природа исповедальности в лиро-эпике  Некрасова не статична, а подвержена эволюции; что она претерпела как минимум, пять этапов своего развития, обусловленных определёнными обстоятельствами личной биографии поэта.

a.   Юношеский духовный кризис Некрасова, связанный с его петербургскими скитаниями 1838-1839 и трёх последующих годов, породил в его творчестве особый тип исповедального лирического «покаяния», связанный с «изменой» юноши высоким  этическим, культурным и романтико-эстетическим идеалам, чтобы «душа была сыта»; мы назвали этот тип исповедальности «обретением лирической позиции и лирического материала»;

b.   выбор сделанный молодым человеком в пользу литературно-коммерческой карьеры, журналиста, художественного барышничества вызвал у поэта потребность отстоять свою новую позицию – хотя бы в гаерской литературной форме; мы назвали этот тип исповедальности «иронико-аналитическим»;

c.    тяжёлая, называвшаяся смертельной болезнь середины 1850-х годов привела «лирического двойника» поэта к очередному пароксизму «самоедства», ибо, как ему думалось, нравственные жертвы, принесённые им на алтарь, оказались бессмысленны перед лицом смерти; этот тип исповедальности «исповедальности бесплодных итогов»;

d.   сложившаяся идеологическая и моральная дилемма, в которой Некрасов оказался, спасая дело всей своей жизни – журнал «Современник», породила ещё один тип исповедальной позиции лирического героя поэта – «исповедальность нравственного самосуда»;

e.    наконец, потребность подвести черту и под жизненным путём, и под личной самооценкой, и под творческим трудом обращает Некрасова к типу «исповедальности последних итогов».

5.   Нам представляется, что поэма Н. А. Некрасова являет собой текст, в котором поразительным образом сплелись все названные типы некрасовской исповедальности: и обращение к светлым впечатлениям юности, и осознанию того, что «прочен только путь неправый», и к тому, что «я настолько же чуждый народу умираю, как жить начинал», и к тому, что есть «жестокий бог» старости, заставляющий видеть в «ошибке роковой» предательство, и к тому, что читатель – друг услышит глубинные стоны сердца поэта и поддержит поэта в последней муке и среди поношения врагов, и среди бессердечия соратников по делу социального служения.

6.   Предпринятый нами обзор литературы, связанной с некрасовским «Унынием», убедил нас в том, что за исключением давних работ К. Чуковского, В. Евгеньева-Максимова и М. Гина, и непосредственно посвященных поэме, комментариев к академическим изданиям сочинений Н. А. Некрасова, да отдельных суждений ряда современных учёных от Н. Скатова до Н. Степанова, исследователю некрасовской исповедальности практически не на что опереться. Всё это не может не привести нас к выводу, что глубинное её рассмотрение ещё впереди.

I

1.   Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М. 1967.

2.   Некрасов Н. А. Собрание сочинений в 3-х томах. М. 1971.

II

3.   Гин М. М. Евгеньев-Максимов В. Семинарий по Некрасову. М. 1955 г.

4.   Добровольский Л. М., Лавров В. М. Библиография литературы о И А Некрасове 1917-1952, М. Л.

5.   Дульнева К. П, Рудаков В. С, Новиков Н. С. Библиографии литературы о Н. А. Некрасове за 1953-1958 гг. // Некрасовский сб. - М., Л., 1960. Т. 3.

6.   Дульнева К. П Библиография литературы о Некрасове за 1959—1969 г.г. //Н. А. Некрасов и русская литература М., 1971.

7.   Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1970—1974// Некрасовский сб. Л., 1978. Т. 6.

8.   Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1975—1986// Некрасовский сб. Л., 1987. Т. 9.

9.   Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1987—2002// Некрасовский сб. СПб., 2002. Т. 12-13.

10.      Некрасов в русской критике. Сост. Еголин А. М. 1944.

11.      Русская критика XVII – XIX веков. М., 1978.

III

12.      Ашукин Н. С., Летопись жизни и творчества Н. А. Некрасова Л. 1935.

13.      Басина М. Литейный 36. Л. 1971.

14.      Буткевич А. А. Воспоминания о Н. А. Некрасове // Литературное наследие. т. 53-54.  М., - Л., 1949.

15.      Евгеньев - Максимов В. Е. Некрасов и его современники. М., 1930.

16.      Евгеньев - Максимов В. Е. Жизнь и деятельность Н А, Некрасова: В 3т. М.. Л., 1947—1952.

17.      Жданов В.  Некрасов.— М., 1971.

18.      Жданов В. Жизнь Некрасова. М.  1981.

19.      Кони А. Воспоминания о писателях Л. 1965.

20.      Некрасов Н. К. По следам некрасовских героев. М. 1970.

21.      Некрасов Н. К. По их следам, по их дорогам. М. 1979.

IV

22.      Ашешов Н. Поэзия совести // Образование. 1902 №12.

23.      Барро М. Забытое: «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова. СПб, 1892.

24.      Бойко М. Н. Лирика Некрасова. М., 1977.

25.      Бухштаб Б. Я. Сатирическая поэзия Некрасова в годы «цензурного террора» // Некрасовский сборник. IV, Л. 1967.

26.      Гаркави А. Становление реалистических жанров в поэзии Н. А. Некрасова. М. 1981.

27.      Гин М. М. От факта к образу и сюжету: О поэзии Н. А. Некрасова, М., 1971.

28.      Гин М. М. О своеобразии реализма Н. А. Некрасова,   Петрозаводск, 1966.

29.      Еголин А. Поэт-гражданин. М. 1939.

30.      Касторский С. В. Некрасов и Фет. Л. 1936.

31.      Краснов Г. В. «Последние песни» Н. А. Некрасова. М., 1981.

32.      Корман Б. О Лирика Некрасова. Ижевск, 1978.

33.      Лебедев Ю. В. Н. А. Некрасов и русская поэма 40—50-х гг. Ярославль, 1971.

34.      Мережковский Д. С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб. 1893.

35.      Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и современная смута. СПб. 1900.

36.      .Муратов А. Б. // Некрасов Н. А. Полное собрание стихотворений в 3-х т. Л. 1967.

37.      Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников М 1971.

38.      Н. А. Некрасов. Живые страницы. М. 1974.

39.      Н. А. Некрасов: статьи, материалы, рефераты и сообщения. Л. 1947.

40.      Пайков Н. Феномен Некрасова, Ярославль 2000.

41.      Папковский Б., Макашин С. Некрасов и литературная политика самодержавия. М. 1971.

42.      Последние годы «Современника», М. 1939.

43.      Прокшин В Г. Путь к эпопее. Уфа, 1979.

44.      Сакулин П. Н. Некрасов. М., 1922.

45.      Смирнов В. Б. Сцены из лирической комедии «Медвежья охота» в журнальном контексте «отечественных записок» // Н. А. Некрасов и современность Ярославль 1984.

46.      Степанов Н. Л. Некрасов и советская поэзия.  М., 1966.

47.      Скатов Н.Н Поэты некрасовской школы.  Л 1968.

48.      Творчество Некрасова. Сборник статей. Под ред. А. Еголина. М. 1939

49.      Чернышевский Н. Г. Собрание сочинений. М. 1976.

50.      Чуковский К. И. Некрасов. Статьи и материалы.  Л., 1926.

51.      Чуковский К. И. Мастерство Н. А. Некрасова. М., 1952.

52.      Якубович П. Ф. Муза мести и печали (1877-1902). // «Русское богатство». 1902. т. 11.

Ах, были счастливые годы!.., 46

Ах, что изгнанье, заточенье…, 28

Вам, мой дар ценившим и любившим…, 70

Вор, 51

Говорун, 42

Горе старого Наума, 75

Гробок, 46

Если, мучимый страстью мятежной…, 17

Замолкни, Муза мести и печали!.., 45, 48, 50

Зачем насмешливо ревнуешь…, 26

Ликует враг, молчит в недоуменьи…, 57, 61

Мать, 23

Маша, 28

Медвежья охота, 64, 65, 66, 67, 99

На Волге, 21, 27, 37

Надрывается сердце от муки…, 26

Несжатая полоса, 49, 50

О, Муза! я у двери гроба!.., 69, 70

Отрывки из поэмы «Мать», 74

Отрывок, 43, 44

Пододвинь перо, бумагу, книги!.., 72

Поражена потерей невозвратной…, 24

Последние элегии, 47, 48

Поэт и гражданин, 45

Поэту, 73

Поэту. Любовь и Труд — под грудами развалин!.., 73

Родина, 25

Суд, 61

Тишина, 54

Умру я скоро. Жалкое наследство…, 63

Уныние, 10, 23, 24, 36, 69, 80

Черный день! как нищий просит хлеба…, 71