Сочинение: Жизнь и творчество Валерия Брюсова

В Москве 1 декабря 1873г. в доме Херодиновых по Милютинскому переулку у Матрёны Александровны и Якова Кузьмича Брюсовых родился мальчик. Был он некрасив, с большой головой "толкачом", но матери первенец оказался "очень хорошеньким", и нарекли его редким и нарядным именем - Валерий.

Семья Брюсовых была купеческой. Дед Валерия Яковлевича по отцу, Кузьма Андреевич, крепостной крестьянин, в 50-х годах 19 века откупился от барина и, получив "вольную", занялся торговлей. Торговал он пробкой. К концу жизни разбогател, оставив в наследство сыну каменный дом в Москве, лавку и капитал.

Отец Брюсова с детства был приставлен к делу. У приходского дьячка научился азам грамоты: мог писать и считать, однако торговля мало привлекала Якова Кузьмича. Он сближается с молодёжью, стремящейся к самообразованию. Бросив лавку, отец Брюсова садится за книги. Читает Дарвина, Бокля, Маркса, отечественную литературу и посещает лекции в Петровской сельскохозяйственной академии. В книге "Из моей жизни" Валерий Брюсов говорит об отце: "В 70-х годах отец мой был близок с Н.А. Морозовым, будущим шлисельбуржцем, образ которого я помню из дней моего раннего детства. Над столом отца постоянно висели портреты Чернышевского и Писарева". После смерти Кузьмы Андреевича отец Брюсова выписался из купеческого звания и жил на проценты с наследия.

По семейству Брюсовых можно составить представление о социальной дифференциации общества:

крепостной, как тогда говорили, "выбивается в люди" и становится купцом;

внук торговца пробками получит образование и будет по сути интеллегентом-разночинцем.

По воспоминаниям родных, Валерий, или, как его называли домашние, Валя, рос живым, любознательным мальчиком. Родители всячески потакали ему, и был он порядком избалован. Читать научился рано - четырёх лет, по газетам. Для воспитания в дом приглашали учителей и гувернанток. Родители были сторонниками рационального воспитания: его оберегали от сказок. Вместо игрушек покупали модели паровых машин, приборы для физических и электрических опытов. Он ещё не научился умножению, а уже слышал имя Дарвина. "Нечего и говорить, - пишет Брюсов в "Автобиографии", - что о религии в нашем доме и помину не было: как вера в домовых и русалок".

С юных лет Брюсов слушал разговоры об "умных вещах", читал книги научного содержания. Особенно полюбились ему очерки биографий великих людей: Кеплера, Фультона, Ливингстона. Мальчик "воображал себя то изобретателем воздушного корабля, то астрономом, открывшим новую плнету,

то мореплавателем, достигшим Северного полюса". В то время как его сверстники играли в солдатики, в мяч или в бабки, он часами просиживает над Бремом и зоологическим атласом.

С одиннадцати лет Брюсова отдали учиться в частную гимназию Ф.И.Креймана, причём сразу во второй класс. Его худенькая сутулая фигурка в форменной блузе поначалу совсем затерялась в толпе гимназистов. Новичок Брюсов поступил в класс, где за предыдущий год сложились уже товарищеские отношения и он, как белая ворона, попал под град насмешек и издевательств. С трудом привыкал Брюсов к общению с одноклассниками и постоянному расписанию занятий. С течением времени до гимназистов всё же дошло, что он много знает, а главное, умеет хорошо пересказывать целые книги. У него появились товарищи.

Брюсова пленила музыка верленовского стиха, прорыв поэта в новые эмоциональные сферы, до которых не дошли романтики.

В 1894-1895 годах вышли в свет тремя выпусками "Русские символисты". Составителем, издателем, а также в большей степени и автором их являлся В.Брюсов. Ему двадцать лет. Он студент московского ун-та: высокий, чуть сутулящийся от ежедневной работы за столом. Он порывист и угловат в движениях. У него жёсткие чёрные волосы над высоким лбом, небольшая бородка на монгольских скулах и усы.

В "Русских символистах" Брюсов предполагал дать читателям все возможные образцы символической поэзии. Это был поиск новых стиховых форм и вместе с тем "расширение художественной впечатлительности".

Нападки критики и неприятие читателей мало смутило Брюсова: он понимал, что на первых порах это неизбежно. Его уверенность в себе и в правильности избранного пути осталась непоколебимой.

Повсюду: в аудиториях университета, в студенческих кружках, если речь заходила о символизме, Брюсов горячо отстаивал его принципы.

Весной 1899 года Брюсов сдаёт выпускные экзамены в ун-те. Теперь ничто не

мешает заниматься ему любимым делом, делом жизни. С удовольствием он расстаётся со студенческой формой, которая давно его уже стесняла.

Осенью 1900 года в издательстве "Скорпион" выходит книга В. Брюсова -

- "Третья стража". "Третья стража" начинается с исповеди поэта: он услышал

некий голос и вернулся из пустыни к людям. В миру он нашел себе жену и, кажется, обрел счастье. Готовность пожертвовать всем обретённым во имя новой мечты. "Третья стража" - книга двух планов. В цикле "Любимцы веков" поэт освещает прошлое человечества через лики разных героев.

Брюсов с юности мечтал о XX веке. Ему казалось, что в самой смене столетий

раскроется какая-то пружина действенной жизни. Произойдет своего рода озарение, и все увидят выход из создавшегося в современном обществе тупика. А тупик и бесперспективность сложившихся взаимоотношений между различными слоями общества сознавали многие. Классовые противоречия становились всё ожесточённее. Все же XX век наступил относительно спокойно. Внешне жизнь текла по-старому. "Третья стража" ввела поэта в официально признанную литературу. Однако Брюсов как поэт, изжив себя прежнего в "Третьей страже", готов опять искать иные пути тв-ва.

Непременный участник издательства "Скорпион", секретарь журнала "Русский архив", корреспондент лондонского журнала "Athenaeum", для которого он пишет ежегодные обзоры о русской литературе, Брюсов деятелен и уверен в себе. В сознании поэта заметный сдвиг: он готов "взяться за молот". Вместе с тем было бы ошибочно видеть в Брюсове сознательного революционера. Он отчуждён от конкретных действий часто созерцательной позицией. Наверно и его понимание революции, как только разрушительной анархии. Но, отвергая современный ему строй, он готов сделать шаг в сторону тех, кто возведёт баррикады.

Брюсову нравится работа в "Русском архиве" П. И. Бартенева. Он с благодарностью принимает от "патриарха русской журналистики" навыки архивных розысков. Страсть к редким книгам, интерес к письмам давно умерших людей как свидетельству своего времени отвечали его духовным запросам. Единственным человеком, кто мог бы стать ему подлинным другом,

Брюсов считал Ивана Коневского (И.И.Ореуса). В кружке первых русских символистов ему прочили великое будущее. Брюсов познакомился с Коневским в Петербурге, на вечере у Ф. Сологуба. И стихи, и личность Коневского произвели на Валерия Яковлевича огромное впечатление. Коневский - болезненно застенчивый и вместе с тем уверенный в каждом своём слове, он хорошо знал французскую поэзию конца века и жил лишь своими напряжёнными духовными исканиями.

Летом 1901 года Коневский отдыхал на Рижском взморье. Выезжая из гостиницы, он забыл взять свой паспорт, о чём спохватился уже в поезде. Коневский сошёл на первой остановке, чтобы пересесть на встречный поезд. Стоял жаркий день, близ станции текла река, и он решил искупаться. Он не мог знать, что у местных жителей Аа пользуется дурной репутацией из-за сильных подводных течений. Втянутый в водоворот, поэт утонул. Ему было чуть менее двадцатичетырёх лет. Весть о внезапной смерти И. Коневского Брюсов воспринял как личное несчастье: злой рок лишил его вероятного друга, а для новой литературы погиб незаурядный талант. С начала века русское новое искусство во всех проявлениях (литература, живопись, театр, музыка) все более упрочивается. Петербуржцы и москвичи пытаются выступать единым фронтом, предоставляя друг другу страницы своих изданий. С увлечением Брюсов составляет альманахи "Северные цветы", каждый номер которые можно рассматривать как антологию новой поэзии. Поднимается вторая волна символизма, давшая имена Андрея Белого, Александра Блока, Вячеслава Иванова.

Летом 1902 года Брюсов записывает в "Дневнике": "... был у меня Бугаев, читал свои стихи, говорил о химии. Это едва ли не интереснейший человек в России. Зрелость и дряхлость ума при странной молодости. Вот очередной на место Коневского".

Жизненные пути Бориса Бугаева (Андрея Белого) И Валерия Брюсова пересекались ещё ранее. Бугаев также воспитанник гимназии Л.И. Поливанова. Скандальная слава поэта-декадента привлекла к Брюсову внимание всех. Вслед за Брюсовым Бугаев в последних классах превозносит символизм. Борис Бугаев не предполагал по началу стать человеком. Сын профессора математики, он по семейной традиции готовился к научной деятельности и штудировал естественные науки. Но франтоватый студент в зелёном сюртуке с белым кантом, посетитель выставок и концертов, он пытливо следит за литературой, ценит Владимира Соловьёва и Брюсова. Наблюдая в лаборатории, как кристаллизируется вещество в колбе, подкручивая фитилёк в горелке, он думает о космогонии, о "дремучем лесе символов", и о том, что ритм и мелодия способны преобразить жизнь.

Бугаев пишет стихи и «симфонии», подчёркивает самим определением нового жанра приоритет музыки в современном искусстве. Когда «Драматическая симфония» была прочитана у Соловьёвых, присутствующие дружно решили, что родился новый писатель. Чтобы не огорчать профессора Бугаева символистическим дебютом сына, М.С. Соловьёв придумывает автору псевдоним - Андрей Белый.

Брюсов с интересом следил за быстрым развитием художнического дара А. Белого. Давнему знакомому он писал: «У меня душа успокаивается, когда я думаю, что он существует».

«Воспитателем вкуса» и «учителем стиховедения» был Брюсов для начинающего писателя А. Белого, с которым у него сложатся отношения в начале приязни и любви, далее - ревностной ненависти чуть не приведшей к дуэли, а в последствии - взаимопонимания.

По возвращении на родину, из путешествия по Италии, Брюсов, обогащённый новыми впечатлениями и новыми раздумьями, пишет теоретический трактат "Ключи тайн" о сущности искусства. Работа эта не выходила за эстетические рамки. Автор рассматривал проблему в отрыве от вопросов общественной жизни и выражал умеренное символистское понимание:

искусство не исчерпывается «полезностью»;

искусство не может быть только «чистым»;

наука не объясняет искусство.

В форме лекции Брюсов прочёл «Ключи тайн» в аудитории исторического музея. Литературные круги расценили её как доказательство свободы современного искусства. А через месяц лекция была повторена автором для русского кружка в Париже. Главное, что дал Париж Брюсову, - это встречу с Вячеславом Ивановым. Он представиться после его лекции о религии Диониса. Незадолго до этого знакомства вышла первая книжка Иванова – «Кормчие звёзды». Брюсов откликнулся на её выход рецензией, где признавал, что «Вячеслав Иванов – настоящий художник понимающий современные задачи стиха, работающий над ними». Брюсова и Иванова объединяло многое. Прежде всего, глубокий интерес к прошлому человечества, к истории. Обоими владел пафос высокого творческого держания, оба были превосходно вооружены филологической культурой.

В 1903г. Брюсов выпускает в свет книгу стихов «Urbi et orbi» («Граду и миру»). Книга эта относится, вне сомнений, к вершинам брюсовского творчества. В неё вошли стихи, написанные за последние три года. По широте мыслей, по каналу страстей, по разнообразию стиховых размеров, составивших, тем не менее, строго «архитектурное единство», книга выдвинула В. Брюсова в ряд крупнейших поэтов своего времени.

Считая язык поэзии «наиболее совершенной формой речи», Брюсов демонстрирует мастерство в самых различных пластах человеческого бытия. Огромная эрудиция и мощная фантазия расширяет возможности творчески жить в образах мифологии, в утопических прозрениях, в обнажённости того «я», что соприкасается с реалиями действительности.

Цикл «Вступления» свидетельствует об изменившемся отношении поэта к современности. Оглядываясь на прошлые свои искания и перепутья («Искатель», «Нить Ариады», «Блудный сын»), Брюсов твёрдо верит отныне, что только созидательный труд и правда земли – истинные опры жизни («У земли», «В ответ»).

Благодаря Брюсову в издательстве «Скорпион» одна за другой выходят книги, которые могут быть названы вершинами русского символизма. Взыскательный вкус Брюсова, умение привлечь талантливого автора, заинтересовать, отобрать лучшее, чем он богат, нельзя не учитывать. Валерий Яковлевич знал, как надо говорить с тем или иным поэтом, что ему обещать. С начала века символизм не только врастёт в русскую литературу, но в области поэзии с маркой «Скорпиона» на книгах стихов становится наиболее значительным явлением.

Брюсов внимательно следил за ходом военных действий во время Русско-японской войны. Выход России к Тихому океану виделся поэту как исторический шаг, достойный Петра. Война стала пробой русских сил капитализма на мировой арене. Брюсов писал:

Качнулись роковые чаши,

При свете молний взнесены:

Там жребии врага и наши,

Знамёна тяжкие войны.

Молчи и никни ум надменный!

Се – высшей истины пора!

Общественная позиция Брюсова в годы первой революции по многим вопросам оставалась проблематичной. Художник определённой эпохи, он творчеством и жизнью – всеми корнями связан с ней. Даже когда сердце его откликается на стихию восстания, всё равно порвать разом со всем тем, что дорого – ненавистно, Брюсов пока не в силах.

Противоречия и заблуждения не были преодолены Брюсовым, но стремление поэта к объективизму способствовало созданию стихов – памятников первой русской революции. Момент гражданского прозрения запечатлён им в стихотворении «К счастливым». Оно обращено к людям будущего. О себе и о сегодняшних поколениях, поэт пишет скорбно:

И ляжем мы в веках, как перегной,

Мы все, кто ищет, верит, страстно дышит,

И этот гимн, в былом пропетый мной,

Я знаю, мир грядущий не услышит.

Но и чувствуя обречённость, поэт провозглашает: «Дышать грядущим гордая услада».

Пятая книга стихов В. Брюсова «Stethanos» («Венок») вышла в свет, когда в Москве вспыхнуло декабрьское восстание. Книга «Венок» имеет посвящение: «Вячеславу Иванову, поэту, мыслителю, другу». В стихотворном обращении Брюсов воздаёт хвалу Иванову за то, что он привлёк внимание к поэзии древних греков.

Поэтическая хроника Брюсова о событиях 1904-1905 годов позволяет судить о смене гражданских настроений поэта: от казённо-патриотического воззвания «К согражданам» до отрезвляющего открытия возможностей других перспектив в развитии событий («Юлий Цезарь», «Уличный митинг», «Лик Медузы»). Политический поворот совершён Брюсовым в стихотворении «Грядущие гунны»:

Где вы, грядущие гунны,

Что тучей нависли над миром!

Слышу ваш топот чугунный

По ещё не открытым памирам.

Гуннами, то есть варварами и разрушителями старой культуры, представлял себе поэт революционеров. Заключает книгу «Венок» настоящий шедевр урбанистической поэзии – «Конь бед». Вопреки ожиданному «Венок» быстро раскупался и приобретал прочную популярность в читательских кругах.

Давно уже Брюсов вынашивал замысел романа из жизни Германии времен реформации. Переломная эпоха борения свободной гуманистической мысли с феодально-католической и бюргерской властью по многим причинам привлекала поэта. За основу любовного треугольника (Рупехт – Рената - граф Генрих) в романе «Огненный ангел» были положены личные отношения Брюсова, Нины Петровской и Белого.

Нина Ивановна Петровская в ту пору была женой владельца издательства «Граф» С.Л. Сополова (псевдоним Кречетов). Она писала рассказы, рецензии, фельетоны. Её жизнь сложилась трагически. Она не обрела счатья в браке, мучалась своей ненужностью, искала смысл существования по различным декадентским рецептам.

Белый тяготел к жизнетворческому подвигу, к «теургии». В любом событии готов он был видеть «знамение» и начало «мистерии». (Таким всемирным актом Белый считал свадьбу Блока и Любови Дмитриевны Менделеевой). Брюсов знал об отношениях Белого и Петровской и позволял себе шутки по адресу «графини» и «ангелоподобного Андрея». Назревал конфликт между Брюсовым и Белым.

Брюсов вызывает Белого на дуэль. Белому ясно: причин для дуэли нет, повод искусственный, и он пишет объяснительное письмо. В итоге дуэли не состоялось.

На склоне дней своих Брюсов писал: «Виделся я с большинством выдающихся людей моего времени и с особой любовью вспоминаю дружбу, которой меня удостаивал Э. Верхарн».

Франкоязычный бельгийский поэт Эмиль Верхарн (1855-1916) отразил в творчестве глубокие социально-экономические изменения, происходившие на рубеже 19 и 20 веков во всей Европе. Он начинал как автор книги «Фламандские картины»(1883), стихи которые наследовали жизнерадостность красок голландских мастеров 17 столетия.

Брюсов следил за эволюцией творчества бельгийского поэта. Путь проделанный Верхарном в поэзии, для Брюсова был показательным. Пережив внутренне символизм, он искал выход из создавшегося тупика, и бельгийский поэт дал ему достойный пример. Книга «Эмиль Верхарн: стихи о современности. В переводе В. Брюсова» вышла в издательстве «Скорпион» летом того же года. Уже сам выбор названия для книги говорит о цели, которую ставил переводчик. Прямым отражением недавних событий казались русскому читателю произведения бельгийского поэта. Несомненно, Брюсов выполнил обещание, данное Верхарну, и донёс до русского читателя не только тематическую направленность его творчества, но художественные особенности: свободный стих и ораторский жест.

Показательна рецензия Брюсова на книгу Н. Вашкевича «О слиянии искусства». Брюсов разоблачает вульгаризаторскую сущность названной работы, дурно и безграмотно повторяющей «мечту Вячеслава Иванова».

Взгляды Брюсова как теоретика искусства нашли наглядное отражение и в его отношении к театру. Исходя из положения, что театр всегда был искусственной формой действия, Брюсов не видел ни какого проку в приближении его к жизненному правдоподобию. Посетители театра все равно знают, куда они пришли, здраво рассуждал Брюсов, и никакие внешние эффекты не обманут их. Нападки Брюсова на художественный театр имели далеко идущую цель: на смену театру реалистическому, утверждал он, должен прийти театр символический. Брюсов брал тогда теорию символистской драмы бельгийского поэта Мориса Матерлинка, который был также весьма плодовитым драматургом. Матерлинк творчеством своим доказывал, что разум и душа несовместимы. 26 марта 1907 года в Историческом музее Брюсов читает лекцию «Театр будущего». В произведениях символических, подчёркивал докладчик, можно наблюдать два главных элемента: отвлечённую идею и художественное создание. Изменилось соответственно и отношение Брюсова к роли актёра в спектакле. Актёр должен подчиняться авторскому тексту, актёр – материал спектакля. В сущности, Брюсов отвергал в этой лекции приёмы марионеточной постановки в спектакле, воскрешая античные традиции театра, сформированные Аристотелем.

Задолго до мировой войны (1915г.), параллельно работая над книгой «Зеркало теней», Брюсов задумал сборник стихотворений, смысловым стержнем которого был бы «неукратисый, непобедимый призыв к жизни». Сборник был близок к завершению, когда поэт прервал литературные дела и отправился на фронт корреспондентом. Теперь, включив в рукопись военные стихи и некоторые из числа новых, Брюсов составил книгу, дав ей название «Семь цветов радуги», куда вошли стихи 1912-1915 годов.

Книга поступила в продажу в мае 1916 года. Поэзия Брюсова, какой она является на страницах книги «Семь цветов радуги», претерпела значительные изменения по сравнению с прежними сборниками поэта. Она как бы спустилась с заоблачных высей героики, стала более уравновешенной и обрела земные черты и подробности. В новой книге много стихотворных миниатюр о простом и житейском: «На санках», «На лыжах», «Простенькая песня», «Девочка с куклой», «Девочка с цветами», «Квартет», «Две головки», «Женский портрет». Мир новой книги Брюсова материален. Он вписан в природу. Это стихи о море, «Весенние», «Цветки убогие», «Крот», «Туман осенний», «Сухие листья», «Дождь и солнце». Интересно стихотворение «Певцу слова», где образ Ярославны Брюсов рассматривает как источник всех «ликов» последующих русских героинь. В числе урбанистических стихов этой книги выделяются стихи о северной столице и её основателе:

Остановив в болотной топи

Коня неистового скок,

Он повернул лицом к Европе

Русь, что смотрела на Восток.

К наиболее значительным созданиям Брюсова в книге «Семь цветов радуги», без сомнения, следует отнести стихи, чья тематика связана с наукой: «Сын земли», «Детские упования».

Для Брюсова футуризм прежде всего связан с именем Игоря Северянина, который ввёл в оборот этот термин. Первую книгу Северянина «Громокипящий кубок» (1913) Брюсов считал событием в литературе. Однако выход в свет дальнейших книг И. Северянина поколебал мнение Брюсова о поэте. Брюсов не уничтожал собрата по перу: в статье «Игорь Северянин» он спокойно размышлял над явлением поэзии носящим его имя. Значителен и тот факт, что Брюсов выделял Северянина из футуристов, полагая, что он прошёл стадию школы.

В своих переводах Брюсов сохранил индивидуальные особенности каждого автора: их раздумья, оттенки чувств, звучание стиха. В таких программных для Ованеса Туманяна стихах, как «Армянское горе» и «Лампада просветителя». Брюсов передал глубокую скорбь поэта и надежду на лучшее будущее народа. Аветик Исаакян представлен в переводах Брюсова как тонкий лирик, создавший прекрасные образы восточного миросозерцания.

Вскоре Брюсов получает приглашение от Бакинского совета общества любителей армянской словесности посетить ряд городов Закавказья с чтением лекций. Поэт принимает приглашение: он хочет увидеть воочию Армению и желает ознакомить армянскую общественность с плодами своего труда.

Поездка дала Брюсову много впечатлений. Встречали его восторженно. Брюсов заводит знакомства со многими известными деятелями армянской культуры и в первую очередь с Ованесом Туманяном.

Стихи Брюсова об Армении могут быть условно разделены на две категории. Первая: стихи историко-публицистические; они полны надежды на окончательную победу армянского народа в борьбе со своими невзгодами. Вторая: стихи-предчуствие встречи со страной и красочное описание мест, где удалось побывать поэту.

В августе 1916 года сборник «Поэзия Армении» поступил в продажу. Отзывы на него были единодушны.

Из – за условий военного времени, Брюсов не может опубликовать новую книгу «Девятая камена», стихи 1915 – 1917 годов. Было ликвидировано издательство «Сирин» и тем самым прервано издание полного собрания сочинений В.Я. Брюсова. Из собрания сочинений вышло только восемь разрозненных томов.

В рабочем кабинете поэта растёт количество папок с готовыми материалами, которые пока печатать негде. Только Максим Горький через несколько месяцев будет давать из номера в номер в своей «летописи» исследования «Учители учителей». В лекциях о литературе Брюсов почётное место отводил Пушкину.

Предшественники – Ломоносов, Батюшков, Жуковский рассматривались в непосредственном воздействии на Пушкина и в его отношении к их творчеству. Брюсов говорил о Пушкине так как, будто он знл поэта лично и присутствовал при написании его произведений.

В 1921 году по инициативе Брюсова был создан Высший литературно – художественный институт (ВЛХИ). Это был творческий вуз, живая деятельная школа, помогающая раскрыться, найти себя одарённому от природы человеку.

В декабре 1923 года общественность отмечала пятидесятилетний юбилей Брюсова. От народного комиссариата по просвещению поэта поздравил А.В. Луначарский. От имени правительства П.Г. Смидович зачитал и поднёс поэту почётную грамоту ВЦИК РСФСР. Брюсову было присвоено также звание народного поэта Армении.

По настоянию своей жены Иоанны Матвеевны, летом 1924 Брюсов взял двухмесячный отпуск. Беспрерывный, в течение ряда лет, титанический труд ослабил и без того не слишком крепкий от природы организм поэта. Вместе с восьмилетним племянником Колей Брюсовым для отдыха в Крым. Остановились в Алупке, памятной первыми, совместно проведёнными здесь счастливыми днями юности. На склоне зелёной горы высился знакомый большой дом графа Воронцова, главная достопримечательность этих мест, построенный в стиле английского замка с широкой парадной лестницей, обращённой к морю, по обеим сторонам которой лежали большие мраморные львы. К дому примыкал чудесный парк с водоёмами, хаотическим награждением каменных пород и уединёнными тропинками между экзотическими деревьями и кустарниками. Брюсов чувствует себя здесь лучше, чем в Москве.

В Москву возвращались порознь. Иоанна Матвеевна с Колей уехали сразу, а Брюсов заехал в Коктебель к Волошину. Стояла пора сбора винограда. В доме Максимилиана Александровича собрались гости: писатели, поэты, музыканты, давние друзья хозяина. Отмечали его день рождения. Устроили шутливый карнавал с переодеваниями, с живыми картинами. Брюсов прочёл специально написанное по этому поводу стихотворение «Максимилиану Волошину», наполовину серьёзное, наполовину ироническое.

Ясные солнечные дни пролетали незаметно. Гости Волошина вели себя непринуждённо. Андрей Белый играл с молодёжью в мяч. Устраивали поэтические конкурсы. Однажды отправились в горы. Группу возглавлял Волошин в неизменном до колен хитопе. По временам он оборачивался к идущим следом и обращал внимание на какую ни будь особенность в местности. В горах их застала гроза. Полил сильный дождь. Брюсов накинул на плечи женщине свой пиджак. Вскоре все вымокли до нитки. По возвращении в дом Брюсов почувствовал себя плохо: у него был жар, усилился кашель. Кто-то чудом раздобыл аспирин. Валерий Брюсов с трудом написал письмо в Москву Иоанне Матвеевне.

В Москве, не вполне выздоровев, Брюсов ушёл в повседневные дела и обязанности. В ВЛХИ предстоял первый выпуск студентов, и Брюсов-ректор придавал этому событию большое значение. Он инспектирует работу преподавателей, советуется с ними. В октябре он опять слёг. Врачи поставили диагноз: крупозное и ползучее воспаление лёгких, осложненное плевритом. Когда температуру удавалось сбить, Валерий Яковлевич просил Иоанну Матвеевну, не отходившую от него, читать ему вслух Платона, последние журналы. Лёжа он пытается писать рецензию на книгу Безыменского. Но болезнь прогрессирует, и силы оставляют поэта. Несмотря на боль, сознание долго не покидает его. Он понимает, что происходит, и несколько раз с уст его срывается: «Конец!». Восьмого октября он взял жену за руку и с трудом сказал ей несколько утешительных слов. После мучительной паузы медленно произнёс: «Мои стихи…» - потерял сознание. Иоанна Матвеевна поняла: «сбереги». Ночь прошла тревожно: больной метался и сильно страдал. В десять часов утра Валерий Яковлевич Брюсов умер.

Свыше полувека тому, как Брюсов писал: «Если бы мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня». Но и сделанн20.10.11ого Брюсовым хватило бы на несколько жизней.

Литература: 1. Шаповалов М.А. «Валерий Брюсов» (1992г.)

2. Эллис. Журн. «Водолей»: «Русские символисты» (1998г.)

3. Ходасевич В. Журн. «Серебряный век. Мемуары». (1990г.)

4. Глазков М. «Московский журнал» (1998г.)